Несчастливый финал

- Вы ничего не смыслите в любви, лейтенант, - презрительно фыркает Бриджет фон Хаммерсмарк, внимательно уставившись в украшенное золотом и перламутром карманное зеркальце и сосредоточенно водя по губам стержнем жирной кроваво-красной помады. - А то ты много чего в ней понимаешь, - хмыкает в ответ Альдо Рэйн, поскребывая затылок. Да, британец и Штиглиц с Викки скопытились крайне не вовремя. Хикокс, или как его там звали, был бы идеальным кавалером для актрисульки: от него за версту несло прекрасными манерами и умением держать себя. Ну, парень, конечно, облажался со своими английскими привычками, да с кем не бывает. Сам Альдо как-то даже из петли вылазил, было дело. Но гораздо важнее было даже не то, что гребаный лейтенант Хикокс сейчас валялся с пробитой башкой в Надин, а то, что из-за этого ему, лейтенанту, мать его, Рэйну, теперь придется весь вечер вытанцовывать перед нацистскими рожами с единой целью поджарить в богом забытом кинотеатре заплывшие жиром задницы Гитлера, Геббельса, Геринга и Бормана, ну, и еще пары сотен нациков в качестве приятного бонуса. Операция "Кино" виделась Альдо Рэйну самым тупым дерьмом из всего разнообразия вариантов покушения, что они могли бы реализовать, но штаб, протирающий штаны за сотни миль отсюда, считал, что понимает ситуацию куда лучше, поэтому Альдо был вынужден упаковаться в уродский белый смокинг с галстуком-бабочкой и блядской алой розой в петлице. - Я актриса, мне не раз приходилось играть любовь на экране, - она невозмутимо пожимает плечами, - но вот Ваши таланты вызывают у меня сомнения. Альдо кривится, глядя на то, как она играет в аристократку, сидя посреди раздолбанного деревенского сарая с гипсом на левой ноге и с, мать ее, орхидеей в волосах. - Знаешь, Бриджет, захаживал я тут к одной шлюхе на Монмартр, туда, видишь ли, кто попало не ходит, куда ни плюнь - эсэсовская рожа при мундире. Они-то, мрази, толк в бабах знают, - лейтенант облокачивается на спинку расшатанного стула Хаммерсмарк и передразнивая ее, - так вот, девчонка та точно в этом деле смыслила. А вот в твоих талантах я все же сомневаюсь. - Что Вы себе позволяете? - Бриджет изображает из себя оскорбленную невинность, викторианскую деву, но Альдо-то знает, что ей и до обычного динамо далеко - ногам этой актриски не дает разойтись в стороны разве что ее платье. - Да ладно тебе, Бриджет, все равно подохнем, - лейтенант Рэйн потягивается, чувствуя, что швы гребаного смокинга готовы вот-вот лопнуть. В глазах фон Хаммерсмарк он видит слезы и расходится в усмешке, - о, детка, неужто думала спастись? Это ж только в твоих киношках так бывает, чтоб и всех засранцев положили, и сами живы остались. Э, нет, с нами так не прокатит. Да и как ты там говорила? Ты ж уже кучу раз играла одно и то же. Пришло время для разнообразия, дорогуша. Ясен хрен, этот наш критик сейчас бы сказал что-нибудь помпезно-красивенькое, ну да чего распинаться? - Заткнись, - голос у Бриджет охрипший от сдерживаемых слез. - Что, фрау, хотела выйти из этой заварушки чистенькой? Связалась с нами - забудь о том, чтобы спасти свою драгоценную шкурку, - Альдо издевается над ней, смакуя каждое словцо, стараясь ударить побольнее. - Фройляйн, - единственное, что отвечает ему Бриджет, - не фрау. Она нервно стягивает с рук перчатки и браслеты, вырывает из прически орхидею и одним движением расстегивает платье, в тот же миг оказывающееся на дощатом полу. - Вот это верное решение, - лейтенант довольно ухмыляется, поспешно стягивая с себя смокинг и расстегивая штаны. Бриджет фон Хаммерсмарк в отчаянии, она проклинает себя за то, что ввязалась во все это. В своих мечтах она затмевала и Дитрих, и Чехову, овеянная ореолом славы гениальной шпионки и героини войны. Бриджет просто хотела чуть большего, чем быть одной из ведущих актрис немецкого кино, но оказывается, в итоге она получит всего лишь помпезный некролог и упоминание в учебниках истории, которую сама никогда не учила. И не будет больше ни вечеринок, ни дорогих нарядов, ни шампанского вдовы Клико. Альдо Рэйна ни капли не смущает то, что фон Хаммерсмарк бессмысленно смотрит в пустоту, в то время как он знатно отделывает ее на полуразвалившейся и оттого доживающей свои дни в сарае, старой тумбе. Все складывается как нельзя удачно: сегодня они наконец покончат со всей нацистской швалью в один присест, а потом его имя, может, даже упомянут в какой-нибудь школьной книжке. Эх, лейтенант даже жалеет, что не завел жену и детей - не удастся выхватить у доблестного государства пару сотен ежемесячно в качестве пенсии. Еще Альдо, конечно, не отказался бы, будь у фон Хаммерсмарк сиськи хоть чуть-чуть побольше, а то вся она тощая, что аж кости прощупываются. Самой Бриджет уже наплевать и на грубую поверхность тумбы, и на грубость лейтенанта Рэйна, хотя, пожалуй, она была бы не против того, чтобы он перестал щипать ее за задницу. Альдо Рэйн для Бриджет фон Хаммерсмарк - олицетворение этой войны: он не дал ей ничего, зато, не церемонясь, поимел и теперь разделит с ней финал. Бриджет стряхивает с себя комья пыли и грязи и вновь надевает платье, глядя как лейтенант Рэйн довольно застегивает последнюю пуговку смокинга. - Знаешь, Бриджет, актриса-то из тебя хреновая, но что до потрахаться, ты очень даже ничего, - он поправляет бабочку и опускает свою огромную ладонь на ее плечо, - сработаемся! Бриджет фон Хаммерсмарк кладет в расшитую бисером сумочку четыре пригласительных билета на премьеру "Гордости нации" и обреченно выходит из этого жалкого подобия комнаты вслед за Альдо Рэйном - машина уже ждет. В конце концов, даже в кино не у всех историй счастливый финал.