Разум писателя - это самая опасная смертельная ловушка.
Кёнсу нахмурился, решив ради интереса пролистнуть ещё пару страниц. Он уже много лет работал в различных книжных магазинах, но впервые за всё это время ему попалась настолько необычная книга. Было непонятно, что значили странные слова на обложке, – было ли то имя автора или же само название книги - ибо никаких указателей на определённость этих слов не было и в помине. И стоило ли говорить, что таких специфических авторских аннотаций, да ещё и в самом центре авантитула, Кёнсу в жизни не встречал. Это не было ни посвящение автора кому-то, ни обращением к читателям, а просто странная цитата, которую он не совсем понял. Кёнсу открыл страницу наобум и нахмурился, скользнув кончиками пальцев по шершавой бумаге. Подушечки тут же окрасились лёгким налётом чёрного, и с каждой новой страницей грязный след от чернил на коже становился всё более отчётливым. Вот оно что… Книга была рукописной. Почерк был неровный – размашистое начало строчки к её последним словам сужалось до крошечных размеров, которые еле удавалось разглядеть. Сами строчки тёмными волнами то резко вздымались, то плавно опускались по спокойной дуге, словно крещендо и диминуэндо в нотном стане. Только это была не песня, это была книга. Хотя Кёнсу не отрицал, что возможно, то был дневник, который случайно обронили в ящик с подержанными книгами, или же просто чья-то глупая шутка. Обычный прикол парочки дурных подростков, со скуки блуждающих ночами по тёмным улицам в весёлой компании прохладного дешёвого пива и глупых идей. Кёнсу тяжело вздохнул и упрямо двинулся к комнате в задней части магазина, плотнее обхватывая увесистый том руками. - Да, войдите. Кёнсу толкнул дверь, переступил порог небольшого тусклого кабинета с выцветшими обоями на стенах и слегка поклонился молодому владельцу магазина. - Добрый день, господин Ким, - начал было Кёнсу, но быстро вспомнил о недавней просьбе не обращаться формально, наткнувшись на недовольный взгляд, и тут же исправился: - Добрый день, Чунмён. Я тут наткнулся на кое-что интересное. Эта книга, похоже, лежала в стопке подержанных, но, честно сказать, она несколько странная. Чунмён чуть нахмурился и сдвинул свои круглые очки в роговой оправе на нос. - Я могу взглянуть? Кёнсу кивнул, передавая ему книгу. Чунмён проглядел каждый миллиметр обложки, внимательно изучил пустой корешок и тонкие страницы форзаца. От его взгляда не ускользала обычно ни малейшая деталь – он замечал абсолютно всё. Минуту спустя Чунмён протянул ему книгу обратно в руки. - Ты прав, на обычную книгу мало похоже. Можешь избавиться от неё. Или же просто распорядись по своему усмотрению, тут уж поступай, как знаешь. Кёнсу благодарно кивнул ему и вышел из кабинета обратно в зал, крепко сжимая мягкую кожу обложки в ладони. Колокольчик на двери оповестил о новом покупателе, и Кёнсу, не глядя, засунул книгу в свою рабочую сумку. Он решит, что с ней делать дальше по пути домой. Или просто избавится от неё, как и посоветовал Чунмён.* * *
И только проходя мимо мусорных баков, уже прилично отойдя от работы, Кёнсу, отчего-то, вспомнил про странную книгу, сейчас сиротливо забытую в сумке. Он вытащил небольшой томик и повертел его в руках, разглядывая потёртости и небольшие дырки на обитой кожей обложке. Тихий внутренний голос на самом краю сознания зазывно предложил оставить книгу себе, разобраться с ней, раскрыть все её секреты… Но скорее всего, то были лишь отголоски его недюжинного любопытства и, пожалуй, скуки. Простой жизненной скуки, что ежедневно и размеренно съедала парня изнутри. И Кёнсу упрямо кивнул сам себе и раскрыл книгу, чуть пролистав вперёд, останавливаясь на странице, где начинались первые записи. Разобрать корявый почерк, да ещё и в такой темноте, было просто-напросто невозможно, и Кёнсу двинулся вперёд, решив добраться сначала до станции - а там уже будет посветлее. Он уже и так опоздал на предыдущий поезд и устроился на своей любимой скамейке в самом конце платформы. По его подсчётам последняя на сегодня электричка прибудет через некоторое время, так что оставалось только ждать. Кёнсу удобнее перехватил книгу и прищурился, стараясь разглядеть неровные буквы под тусклым светом фонаря. Поезд приближался. Он удивлённо поднял глаза от страницы, краем уха заслышав характерный звук. Поезд действительно приближался, разрубая глубокие тени вокруг ярким светом своих габаритных огней. Кёнсу удивлённо уставился на белый пар, идущий из трубы лениво скользящего в темноте состава, и чуть прикусил губу, переводя взгляд на большие вокзальные часы. Их стрелки упрямо застыли на 11 и 12. 23:55. Кёнсу нахмурился и начал шарить по карманам в поисках расписания. Нет, всё верно, последний поезд должен был прибыть ровно в полночь, да и изменений в расписании никаких не было, иначе о них бы предупредили. Но всё же состав был здесь – медленно подъехал к станции и словно нехотя замер прямо напротив. На платформе не было ни души, и Кёнсу внутренне напрягся, бесцельно блуждая взглядом по безлюдной станции. В висках тяжёлым набатом стучала кровь, а ноги болезненно ныли от дикой усталости из-за долгого рабочего дня, и Кёнсу, старательно отодвинув назад все тревожные мысли, встал с места, упрямо направляясь к замершему у платформы поезду. Состав нехотя дёрнулся, и двери вагона с тихим шуршанием распахнулись перед Кёнсу, словно раскрывая огромную металлическую пасть. Он удобнее перехватил книгу в руках и ступил в поезд. В вагоне было до странного пусто. Кёнсу прикусил губу и вгляделся вглубь состава, растерянно скользя глазами по бесконечным рядам пустующих скамеек. Было что-то странное в этом поезде, и это что-то заставило его метнуться взглядом к дверям, раздумывая, а не выбежать ли из вагона по добру - по здорову, пока они ещё открыты. И только он успел подумать об этом, как двери с тихим шипением сомкнулись, а поезд чуть дёрнулся, трогаясь с места. Кёнсу вздохнул и осторожно присел на краешек самой ближней к выходу скамейки, готовый, если что, сразу же сорваться с места. Он ещё раз обернулся, вглядываясь поочерёдно в голову и хвост состава. Но всё было, как прежде, - вагоны оказались совершенно пусты. Кёнсу облегчённо выдохнул, пусть и облегчение его было отнюдь не долговечным. Резкий запах сигаретного дыма тонкими иголками пронзил чистый воздух вокруг, и Кёнсу наморщил нос. Он снова завертел головой, и в следующем вагоне вдруг приметил высокую стройную фигуру, с ног до головы обтянутую в чёрное, стоящую вполоборота к нему. В руке юноши маленьким оранжевым огоньком тлел горящий кончик тонкой сигареты, испускающей хрупкие нити дыма в воздух. Кёнсу спрятал свой нос в большом пушистом шарфе и насупился. Он оглянулся в поисках какого-нибудь плаката с бессменной надписью типа «Курение в вагонах строго запрещено», но вокруг были лишь голые белые стены. Кёнсу поднялся с места, чтобы подойти к молодому человеку и попросить его потушить сигарету (всё-таки курить в поезде было запрещено не просто так, это было по меньшей мере опасно), но замер на месте, когда раскрытая книга, про которую он успел совершенно забыть, с глухим стуком упала на пол. Юноша обернулся на звук и буквально пригвоздил Кёнсу взглядом к месту. Тому показалось, что с него живьём сдирали кожу, попутно обжигая внутренности; таких неживых глаз он не видел никогда. Кёнсу тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, наклонился, чтобы поднять упавшую на корешок книгу, и невольно вгляделся в одну из строчек. Поезд начал лениво замедлять свой ход. Кёнсу распрямился, сжимая мягкую кожу обложки в руке, и почувствовал, как состав нехотя дёрнулся и начал медленно останавливаться. Он чуть прищурился, вглядываясь в темноту за тонким стеклом окна, и упёрся взглядом в знакомые чёрные стены родной станции. Поезд остановился. Кёнсу облегчённо рванул к выходу, как только двери начали лениво расходиться в стороны, и замер на платформе, с силой зажмурив глаза. Он услышал, как поезд с негромким скрипом двинулся с места и начал неспешно отъезжать от станции, и только спустя несколько секунд открыл глаза.* * *
Кёнсу неуверенно огляделся вокруг. Он никак не мог понять, каким образом оказался прямо посреди платформы, хотя он мог поклясться, что буквально секунду назад сидел на своём обычном месте в самом конце. Из ушей словно вытащили пробки, и на Кёнсу обрушился громкий гул голосов сотни людей. Вокруг него внезапно очутилось слишком много народу, все стояли на платформе и ждали последний поезд. Мысли путались, а в голове стоял густой туман, заставлявший ошарашено озираться вокруг. Кёнсу опустил взгляд на раскрытую книгу и нахмурился, разглядывая номера страниц. Он, непонятно как, уже успел прочесть целых десять страниц, хотя о чём они были, Кёнсу вспомнить никак не мог. Он было скользнул кончиками пальцев по чернильным строчкам, собираясь пролистать чуть назад, но его отвлёк громкий железный скрежет колёс. К станции приближался поезд, разрубая глубокие тени вокруг ярким светом своих габаритных огней. Кёнсу удивлённо уставился на белый пар, идущий из трубы лениво скользящего в темноте состава, и чуть прикусил губу, переводя взгляд на большие вокзальные часы. Их стрелки упрямо застыли на 12. Полночь. Последний на сегодня поезд прибыл. Состав нехотя дёрнулся, и двери вагона с тихим шуршанием распахнулись перед Кёнсу, словно раскрывая огромную металлическую пасть. Он удобнее перехватил книгу в руках и ступил в поезд. Люди плотной толпой забились в вагон вслед за ним, и Кёнсу еле успел сунуть закладку между нужных страниц и впопыхах бросить книгу обратно в сумку. Он с силой сжал поручень и чуть покачнулся, когда состав тронулся с места. За окном мелькали здания и деревья, укрытые чёрным ночным одеялом, а Кёнсу всё продолжал бесцельно вглядываться в густую темноту снаружи. Вскоре поезд прибыл на конечную станцию – его станцию, и Кёнсу вместе с оставшимися пассажирами вышел на платформу. Он, отчего-то, замер и невольно обернулся назад. Но вагон оказался совершенно пустым.* * *
В следующий раз Кёнсу вспомнил о книге, опускаясь на свою любимую скамейку с самого края платформы. На часах 23:55, он снова опоздал на нужную электричку, а до прибытия следующей оставалось ещё пять минут. Юноша порылся в сумке, вытащил из неё обитый кожей томик, пробегаясь по шершавой обложке подушечками пальцев, и распахнул книгу на странице с закладкой. Кёнсу опустил взгляд на книгу, освещённую белоснежным светом уличного фонаря, тут же вылавливая несколько слов из текста. Поезд приближался. Он удивлённо поднял глаза от страницы, краем уха заслышав характерный звук. Поезд действительно приближался, разрубая глубокие тени вокруг ярким светом своих габаритных огней. Кёнсу удивлённо уставился на белый пар, идущий из трубы лениво скользящего в темноте состава, и чуть прикусил губу, переводя взгляд на большие вокзальные часы. Их стрелки упрямо застыли на 11 и 12. 23:55. Кёнсу нахмурился и начал шарить по карманам в поисках расписания. Нет, всё верно, последний поезд должен был прибыть ровно в полночь, да и изменений в расписании никаких не было, иначе о них бы предупредили. Но всё же состав был здесь – медленно подъехал к станции и словно нехотя замер прямо напротив. На платформе не было ни души, и Кёнсу внутренне напрягся, бесцельно блуждая взглядом по безлюдной станции. Не ясно, почему и зачем, но Кёнсу старательно отодвинул назад все тревожные мысли и встал с места, упрямо направляясь к замершему у платформы поезду. Он вгляделся в плотные клубы белёсого дыма, вырывающегося из выхлопной трубы, и его маленькой иголкой невольно кольнуло чувство дежа вю, прочно проникая под кожу. Кёнсу вздрогнул и напрягся, мелкие волоски на теле встали дыбом, а бледная кожа вся покрылась мурашками. Состав нехотя дёрнулся и двери вагона с тихим шуршанием распахнулись перед Кёнсу, словно раскрывая огромную металлическую пасть. Он удобнее перехватил книгу в руках и ступил в поезд. В вагоне было до странного пусто. Кёнсу прикусил губу и вгляделся вглубь состава, растерянно скользя глазами по бесконечным рядам пустеющих скамеек. Было что-то странное в этом поезде, и это что-то заставило его метнуться взглядом к дверям, раздумывая, а не выбежать ли из вагона по добру - по здорову, пока они ещё открыты. И только он успел подумать об этом, как двери с тихим шипением сомкнулись, а поезд чуть дёрнулся, трогаясь с места. Кёнсу вздохнул и осторожно присел на краешек самой ближней к выходу скамейки, готовый, если что, сразу же сорваться с места. Он ещё раз обернулся, вглядываясь поочерёдно в голову и хвост состава. И ошарашено замер, широко распахивая глаза. Тот самый юноша, что в прошлый раз дымил в соседнем вагоне, сейчас сидел через ряд от него. Кёнсу несказанно обрадовался расстоянию между ними, потому что между тонкими пальцами парня снова тусклым огоньком поблёскивала зажжённая сигарета. Если и существовало в этом мире что-то, что Кёнсу ненавидел всей душой, то это был сигаретный дым. Он никогда не понимал смысла день за днём, раз за разом выкуривать по десятку бесполезных тонких палочек, наполненных смолой, никотином и прочей дрянью. Зачем, скажите на милость, тратить столько денег на то, что тебя убивает? Кёнсу краем взгляда увидел, как парень слепо уставился на сигарету, то и дело поднимая глаза на тонкие серые нити дыма, медленно расползающиеся от тлеющего кончика. Юноша ни разу не затянулся, просто полуприкрытыми глазами наблюдал. Плотный воздух в вагоне, наполненный тяжестью смерти и пепла, словно можно было потрогать руками. Всё в этом странном парне казалось безжизненным, бездушным, бездонным. Он словно погрузился внутрь себя, спрятавшись в коконе лжи и боли, открыл нескончаемый поток грязи и негатива. Забыл, что значит жить. Забыл, что значит чувствовать. Юноша вдруг поднял взгляд прямо на Кёнсу, будто иголками проникая своими бездонными омутами в его глаза. Темнота за окном не могла даже сравниться с чёрной пустотой, что начала медленно затягивать Кёнсу внутрь, не давая дышать и двигаться. Его словно поймала в свои смертельные тиски ядовитая кобра – и никак было не отвести взгляд; оставалось только подчиняться, отдавать всего себя. Кёнсу продолжал тонуть в чёрном дёгте глаз незнакомца, но книга, соскользнувшая с колен, упала на пол вагона с глухим стуком, вырывая его из смертоносной ловушки. Кёнсу тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, наклонился, чтобы поднять упавшую на корешок книгу, и невольно вгляделся в одну из строчек. Поезд начал лениво замедлять свой ход. Кёнсу рванул к дверям, всё ещё чувствуя, как пара глаз прожигает огненные дыры в его спине. Как только двери распахнулись, он, пошатываясь, вывалился на платформу и остановился, чтобы перевести дыхание. Он с силой зажмурился и принялся ждать, пока поезд отъедет, сжимая книгу так, что побелели костяшки пальцев. Закладка сейчас покоилась на странице 15.* * *
Кёнсу неуверенно огляделся вокруг. Он никак не мог понять, каким образом оказался прямо посреди платформы, хотя он мог поклясться, что буквально секунду назад сидел на своём обычном месте в самом конце. Из ушей словно вытащили пробки, и на Кёнсу обрушился громкий гул голосов сотни людей. Вокруг него внезапно очутилось слишком много народу, все стояли на платформе и ждали последний поезд. Мысли путались, а в голове стоял густой туман, заставлявший ошарашено озираться вокруг. Кёнсу опустил взгляд на раскрытую книгу и нахмурился, разглядывая номера страниц. Он, непонятно как, уже успел прочесть целых пятнадцать страниц, хотя о чём они были, Кёнсу вспомнить никак не мог. Он было скользнул кончиками пальцев по чернильным строчкам, собираясь пролистать чуть назад, но его отвлёк громкий железный скрежет колёс. К станции приближался поезд, разрубая глубокие тени вокруг ярким светом своих габаритных огней. Кёнсу удивлённо уставился на белый пар, идущий из трубы лениво скользящего в темноте состава, и чуть прикусил губу, переводя взгляд на большие вокзальные часы. Их стрелки упрямо застыли на 12. Полночь. Последний на сегодня поезд прибыл. Состав нехотя дёрнулся, и двери вагона с тихим шуршанием распахнулись перед Кёнсу, словно раскрывая огромную металлическую пасть. Он удобнее перехватил книгу в руках и ступил в поезд. Люди плотной толпой забились в вагон вслед за ним, и Кёнсу еле успел сунуть закладку между нужных страниц и впопыхах бросить книгу обратно в сумку. Он с силой сжал поручень и чуть покачнулся, когда состав тронулся с места. За окном мелькали здания и деревья укрытые чёрным ночным одеялом, а Кёнсу всё продолжал бесцельно вглядываться в густую темноту снаружи. Вскоре поезд прибыл на конечную станцию – его станцию, и Кёнсу вместе с оставшимися пассажирами вышел на платформу. Он, отчего-то, замер и невольно обернулся назад. Но вагон оказался совершенно пустым.* * *
Поездки с каждым разом длились всё дольше и дольше. Кёнсу казалось, что его лёгкие готовы пойти по швам от того, как старательно он пытался задерживать дыхание в попытке удержать дым снаружи, не дать его отравляющим парам проникнуть внутрь. Они всё продолжали сидеть с разных сторон, но оба сдвинулись на один ряд вперёд. Сигаретный дым был везде, впитывался в поры, заполнял клетки; а Кёнсу, как зачарованный, продолжал следить за тонкими усиками серой дымки, лёгкими спиралями срывающейся с кончика сигареты. К этому времени Кёнсу успел свыкнуться с тугой тишиной, укутывающей их своим одеялом. Их поездки не отличались разнообразием – они всегда тихо сидели по разные стороны, каждый раз на новых сидениях, и вдыхали удушающие никотиновые пары, плотно заполняющие всё пространство между ними. Юноша, однако, никогда не курил свою сигарету. Кёнсу украдкой бросил на него взгляд и ошарашено замер, когда заметил обращённый к себе горящий взгляд. Юноша смотрел не на него, он будто бы заглядывал в его душу, старался проникнуть в саму его суть. Его глаза, словно первозданный древесный уголь, обожжённый смесью чёрных углеродных пигментов, мягко переливались агатовыми всполохами, покрытыми хрупким стеклом. Этот взгляд лишал Кёнсу сил, он проникал сквозь его толстое пальто, воспламеняя в его душе непонятные искорки... Понимания? Не совсем. Это было, скорее, сродни пробуждению – внезапному осознанию того, что ещё не всё потеряно, что огонь ещё тлеет на самых далёких окраинах его сознания, и если копнуть чуть глубже, сбросить все маски, увидишь такой нужный проблеск. Он не понимал, почему парень занимал столько места в его мыслях. И сам удивился, услышав, как его голос звонким колокольчиком разорвал тугой узел дымной тишины. - Меня зовут До Кёнсу. Кончики полных губ юноши чуть дрогнули, складываясь в лёгкую усмешку. - Кай. У парня был глубокий и хриплый голос, словно он совсем забыл, как им пользоваться, и Кёнсу невольно дёрнулся, поёрзав на сидении. Кай, просто Кай. Коротко и ясно, словно на полуслове оборвали предложение. Резкий слог, открывающий двери в неизведанность, распахивающий бездушное пространство носителя имени, словно в коконе укутанного в собственной тьме. Кёнсу невольно скользнул кончиками пальцев по лежащей на коленях книге. Поезд начал замедляться, и он встал, чувствуя, как прожигает его спину тяжёлый взгляд Кая. Последний что-то задумчиво промурлыкал себе под нос. Кёнсу удивлённо распахнул глаза и замер между раскрытыми дверьми. - Что? Казалось, будто Кай тихо выдохнул "Ди. О." - Просто назвал твоё имя, - усмехнулся он, хитро щурясь. Кёнсу нахмурился, склоняя голову набок. - Нет, - начал он, ступая на платформу, - меня зовут… Двери сомкнулись до того, как он успел закончить, скрывая за собой последний всполох сардонической усмешки, замершей на полных губах. Она впиталась в его память, проникла в самые глубокие её слои. Хотя Кёнсу могло просто показаться.* * *
Кёнсу стоял на платформе среди толпы усталых после работы людей, наперевес держащих тяжёлые портфели и сумки, ожидающей последний поезд. Он опустил взгляд на книгу в своих руках и слабо улыбнулся, увидев закладку на нужной странице.* * *
Они снова встретились в поезде. Кёнсу уже начал привыкать к удушающей затхлости сигаретного дыма, ведь посреди всего этого его, как и обычно, ждал Кай. В который раз наблюдая, как юноша рассеянно следит, как растворяются тусклые серые нитки в воздухе, Кёнсу осознал, что дым этот на деле лишь маска, за которой Кай старательно прятал свою неуверенность. Кокон, надёжно укрывающий его от пытливых глаз окружающего мира. Кёнсу впервые решил рассмотреть его повнимательнее: волосы цвета вороного крыла мягко обрамляли его смуглое лицо с вечно полуприкрытыми глазами. Казалось, будто здесь, в вагоне, присутствует только его оболочка, сознание же находится далеко отсюда, где-то вне. - Ты снова пялишься. Кёнсу вздрогнул от неожиданной реплики. Кай смотрел прямо на него, то и дело небрежно стряхивая горелый пепел с тонкого кончика сигареты. Хрупкие серые частицы мягко кружили в воздухе по деланной дуге и только потом бесцельно опускались на пол. Кёнсу склонил голову набок, наблюдая, как Кай раздавил пепел носком ботинка, оставляя за собой лишь жалкую горстку бесцветной пыли. - Зачем ты это делаешь? – спросил Кёнсу, указывая на сигарету, зажатую между пальцев. И молчание в ответ. Чонин поднял на него взгляд, и Кёнсу стойко ответил на него. Оба были слишком упрямы, чтобы отвести глаза и сдаться. Кёнсу резко захлопнул книгу, лежащую у него на коленях. Поезд начал медленно замедляться, мягко окропляя тёмные стены туннеля кроваво-красной кладкой здания станции. Он в последний раз оглянулся на Кая, одиноко сидящего в пустом вагоне. - Чего ты ждёшь? – устало спросил Кёнсу, который уже был сыт по горло его показным безразличием. Кай не ответил, но Кёнсу и не ожидал иного. Двери с тихим шипением разъехались в сторону, и он осторожно вышел из вагона, ступая на платформу. За мгновение до того, как двери заново сомкнулись, он услышал тихий шёпот, что донёс до него ветер. Кёнсу прикрыл глаза и решил, что ему послышалось. "Дио".* * *
Это стало обычным делом. Не было никаких нормальных объяснений его провалам в памяти, и Кёнсу не раз уже задавался вопросом, а всё ли с ним в порядке. Воспоминаний о том, что происходило в моменты после посадки на поезд, не было. Они наваливались на него сразу после того, как он ступал на конечную станцию, а его закладка всё дальше и дальше прокладывала свой путь к концу кожной книги. Стрелки часов медленно подползи к полуночи, и поезд, вслед за ними, скользнул к платформе. Прохладный ночной ветер дунул ему в лицо белёсым дымом из трубы поезда, и Кёнсу невольно задумался о его сходстве с никотиновыми парами, так часто возникающими теперь перед его мысленным взором. Разница состояла лишь в том, что для кое-кого один из них служил укрытием от всех невзгод его чёртовой жизни. Он мягко улыбнулся, потому что в иной раз не смог понять сам себя.* * *
И каждую ночь его ждала новая поездка. Кёнсу читал книгу, садился в поезд и встречал Кая. Сегодня всё было так, как всегда. Спёртый воздух, как и обычно, был наполнен сероватым дымом. Однако ко всему можно привыкнуть, вот и ядовитые пары сигаретного дыма Кёнсу боле не беспокоили. Он прошёл между рядами скамеек и опустился на место прямо напротив Кая. Они не разговаривали. Кёнсу уставился в окно, разглядывая темноту, поглотившую всё вокруг своим бесконечным потоком и слившуюся в один бездонный чёрный омут. Он краем сознания успел изумиться, двигались ли они вообще, плывя сквозь бескрайний океан первозданной тьмы. Кёнсу казалось, будто его мир окрасили монохромным красками. Густой чёрной гуашью мазнули снаружи, плеснули серым сигаретным дымом, словно акварелью, внутри. Чёртова сигарета, белым мазком масла, всё осыпалась безвольным пеплом на грязный пол. И словно отдельной ипостасью среди этого служили глаза Кая, засасывающие внутрь себя бездонными омутами. Их можно было сравнить с зыбучими песками – раз в них попадёшь, и выбраться наружу никак не удастся. - А ты всё продолжаешь пялиться. Кёнсу невольно задумался о том, что они уже начали повторяться. Это случалось так часто, что стало обычным делом, а привычный ответ теперь запросто слетал с губ. - Было бы на что смотреть. Кай едко усмехнулся, саркастично заламывая бровь. Кёнсу рассеянно посмотрел на него, разглядывая мягкие изгибы его губ, и задумался над причинами, что могут заставить эти линии сложиться в улыбку. Искреннюю. И тут же задался вопросом, а улыбался ли он так хоть когда-нибудь? Кай чуть приподнял бровь, явно забавляясь. - И опять пялишься! - Тебе кто-нибудь говорил, что ты ведёшь себя, как ребёнок? – нахмурился Кёнсу. На лицо Кая тут же опустилась тень. Безмолвие словно в тисках сжимало малейшие попытки начать разговор. Кёнсу устало откинулся на сидение, прикрывая глаза. Их диалоги обычно состояли из пары колких замечаний, разбавленных молчаливыми вопросами и неуверенно висящими в воздухе репликами. Кёнсу просто сидел и ждал полной остановки поезда, ведь только тогда он сможет дышать полной грудью. Вдохнуть кислород и выдохнуть углекислый газ, а не обжигающий его лёгкие сигаретный дым, который разрушает его изнутри и парализует каждую клеточку его тела, подобно горящему взгляду Кая, пригвождающему к месту. - Нет, ты первый. Кёнсу лишь смолчал. Паузы и перерывы в разговорах топят даже важные детали в пучине безразличия. Кёнсу ведь даже не знал, на какой из сотни не отвеченных вопросов Кай дал ответ именно сейчас. Кай решил не уточнять. Слова дамокловым мечом повисли в душном воздухе, и Кёнсу понял, что не помнит своего вопроса, чтобы считать реплику Кая должным ответом. Он закрыл книгу, и в следующее же мгновение поезд замер у конечной станции. Кёнсу медленно направился к выходу, и двери сразу же захлопнулись за его спиной, как только он оказался на платформе. А в ответ… Тишина.* * *
Кёнсу снова пропустил поезд. Это стало происходить с завидным постоянством. Он снова сидел на своём любимом месте с самого краю платформы и, заскучав, достал из сумки небольшой кожаный переплёт. Кёнсу пробежался пальцами по страницам в поисках закладки, но не нашёл её. Он мельком подумал, что, должно быть, где-то обронил её, что само по себе было странным – не в его привычках настолько небрежно относиться к вещам. Хотя какая теперь разница. Кёнсу пролистнул примерно треть книги и заново погрузился в чтение. Поезд прибыл на станцию, и он ступил внутрь, крепко прижимая книгу к себе. - Ты, как всегда, чертовски одинок. На противоположном ряду сидел Кай, надёжно укрываясь тонкой вуалью сигаретного дыма. Кёнсу осторожно опустился на своё место, даже не потрудившись прикрыть нос от едкого запаха. Он глубоко вдохнул удушающие пары, наполняя лёгкие ядовитыми токсинами. - Да. Тишина звучала в плотном воздухе, словно поставленная на повтор любимая песня, и ни один из них не спешил нажимать на «стоп». Она набатом стучала в висках, просачиваясь под кожу, и ставила клеймо на потрескавшихся губах, будто заявляя, что есть такие вещи, о которых, порой, лучше смолчать. - Ты когда-нибудь сходил с поезда? – вдруг подал голос Кёнсу. Он понял, что никогда не видел, чтобы Кай выходил из вагона, а списать на череду случайностей их постоянные встречи в поезде было, увы, сложновато. Кай молчал, лениво раздувая серую дымку вокруг себя лёгкими потоками воздуха. А Кёнсу просто ждал, потому что иного ему не оставалось. Лишь ждать. - Было бы ради чего выходить. Жизнь бежит по замкнутому кругу, а я лишь позволяю ей вести меня за собой. Так проще всего. - Ты никогда снаружи не был, получается? - Был, конечно, просто не помню этого. Оно того не стоит. - Если ты так считаешь, то подумай ещё раз. Если ты так и будешь здесь прозябать, то не раз обожжешься, выдавая желаемое за действительное. Кай прищурился, пристально сверля его глазами. Кёнсу упрямо принял его взгляд, желая лишь одного – пробиться сквозь толстую стену, надёжно укрывающую душу Кая от чужого глаза. Ему, как воздух, нужно было увидеть её, понять, иначе они продолжат существовать в мире, где разговоры сводятся лишь к паре насмешек. Смех Кая разлился сухой горькой волной в душном воздухе, и Кёнсу наконец вспылил. - Ты всегда убегаешь. На каждый вопрос ты отвечаешь лишь смехом или дерзким молчанием. И что в итоге? Несвязные диалоги и полнейшее недопонимание. Жить без него невозможно, как ты не можешь понять. Людям ведь очень быстро надоедает взбираться по стенам безразличия и сломанным лестницам пустых разговоров – и они уходят. Так разрушь ты, наконец, эти стены, что воздвиг вокруг себя, и впусти меня. Позволь помочь. Я хочу поговорить с тобой, узнать тебя поближе, но как это сделать, если ты постоянно прячешься? Ответом, как и прежде, послужила тишина. Молчание в этот раз далеко не было золотом, и Кёнсу с громким хлопком закрыл книгу. Поезд замер, и юноша, не оборачиваясь, двинулся к дверям и вышел на платформу. Когда прибыл последний ночной поезд, Кёнсу не помнил ровным счётом ничего.* * *
В тот день его книжный магазинчик закрылся пораньше, и Кёнсу подошёл к станции за час до того, как должен был прийти последний поезд. Подойдя к своему любимому месту с самого края платформы, он удивлённо обнаружил сидящего на его скамейке мужчину. Но усталость валила его с ног, и Кёнсу осторожно опустился на место рядом с незнакомцем. Он потянулся к своей сумке, чтобы, как и всегда, немного почитать перед дорогой, как мужчина тихо подал голос. - Унылый денёк сегодня, не так ли? Кёнсу озадаченно перевёл на него взгляд. Кёнсу с самого детства усвоил урок, что разговоры с незнакомцами – это страшное табу, но понятие вежливости ещё никто не отменял, поэтому он так же тихо выдавил в ответ: - Есть такое дело. Он почувствовал пристальный взгляд и поднял голову, скользнув глазами по смуглой коже и мягким локонам волос цвета вороного крыла. Чёрные глаза мужчины переливались потоками гудрона и были пусты, словно беззвёздное ночное небо. У Кёнсу что-то знакомо кольнуло в груди, словно при встрече со старым другом. - Мы… встречались раньше? Мужчина выдавил из себя безрадостный смешок, эхом отразившийся в тугой тишине станции. - Это такой замысловатый способ узнать моё имя? – мягко проговорил незнакомец, улыбаясь одними лишь губами – глаза при этом оставались совершенно пустыми. Безжизненными. Кёнсу заворожено уставился в его глаза, не в силах ответить. - Ким Чонин. - Что? - Ким Чонин. Меня так зовут, - тихо ответил мужчина. Кёнсу задумчиво склонил голову набок; он определённо уже где-то слышал это имя раньше. Оно буквально звенело в его голове знакомыми нотами, но восстановить нотную грамоту и вспомнить его никак не получалось. - До Кёнсу, - отозвался он, не отводя тяжёлый взгляд от Чонина, словно это помогло бы ему вспомнить. Не помогло. (возможно, это всё потому, что нечего вспоминать; возможно, они просто никогда раньше не виделись; возможно, тонкие иголки дежа вю колют его без особых причин) Чонин судорожно втянул в себя воздух, прикрывая глаза. - Ты чего? – спросил Кёнсу. - Я так устал. Кёнсу опустил взгляд на свои белоснежные кеды и потрёпанные от ежедневной носки кроссовки Чонина. Он задумался о том, насколько же разнятся у них понятия усталости. Обычные люди чувствуют её в боли в костях и растянутых мышцах. Определением усталости для Чонина же служило совершенное истощение, невозможность продолжать своё существование. Кёнсу прекрасно видел это в его остекленевших глазах, не сияющих боле чёрными агатами. Теперь радужки его были схожи с двумя маленькими сожжёнными угольками – матовыми и бездушными. Даже самое яркое пламя когда-нибудь выгорает дотла, оставляя за собой лишь чёрный пепел. - Ты так говоришь, словно устал от жизни, - заметил Кёнсу, заглядывая Чонину в глаза. Какими же они были холодными. Безжизненными. - А что если это так? - Почему? – полюбопытствовал Кёнсу. Он никогда не понимал, почему люди задумываются о смерти. Точно так же он не понимал, почему, когда ему было пятнадцать, его лучший друг Минсок вскрыл себе вены и умер. Жизнь создана для того чтобы жить. Так почему бы просто не идти вперёд по ровной дороге, творя свою историю, какой бы она ни была? Чонин хрипло рассмеялся, и Кёнсу вздрогнул – смех звучал донельзя фальшиво, словно идеально ровная искусственная жемчужина. - Ты, видать, один из тех счастливчиков, что считают жизнь достойной всех бед и потерь? – едко выпалил Чонин. – Из тех, кто шагает прямо по дороге жизни и наивно верит в существование рая? Скажу тебе по секрету, мир совсем не так прекрасен, каким его рисуют. В нём есть много того, о чём лучше не знать, - сожаление, разбитые мечты, одиночество. Ты когда-нибудь своими глазами видел, как хрупкими осколками осыпается вокруг тебя мечта всей твоей жизни? Пытался когда-нибудь собрать всё заново, но затем в какой-то миг понять, что это тщетно, несмотря на все попытки? А когда всё, над чем ты работал всё это время, на что потратил столько сил, обрушится на тебя смертельным грузом, разваливаясь на кусочки прямо у тебя на глазах, ты снова скажешь, что жизнь того стоит? Сильно в этом сомневаюсь. Молчание, повисшее в воздухе, жаля своей напряжённостью. Кёнсу растерянно разглядывает носки своих кроссовок, обдумывая слова Чонина, повисшие над ним тяжёлым грузом. Кёнсу невольно пришло в голову, что порой тишина – лучший помощник что-то узнать. - У всех есть мечта. И у меня была. Каким же наивным ребёнком я был, балансируя на хрупкой грани между энтузиазмом и жаждой жить. Был обычным маленьким мальчиком с огромными амбициями. Но я ведь старался. Изо всех сил старался. Трудился, не покладая рук, чтобы мои мечты осуществились. Я работал усерднее всех, кого я когда-либо знавал, на протяжении двенадцати лет. Стиснув зубы, забыв об отдыхе, сне и покое. Есть такое высказывание: «Если человек вымыл руки, он может ужинать с королями». И я мыл их, дочиста мыл, поэтому дошёл до самого верха, стал одним из лучших. Но ничто хорошее не вечно, и одна лишь нелепая случайность – автомобильная авария – перечеркнула всё, ради чего я когда-либо работал. Но, знаешь, я выдержал. Упорно пытался раз за разом сложить из осколков разбитой мечты что-то цельное. Но не вышло. И никогда не выйдет. Казалось, будто жизнь отвернулась от меня, будто бог решил благословить кого-то другого. Но знаешь что? Я тоже отвернулся от всего. Бросил всё, что было мне дорого, - гордость, любовь, честь. И стал просто жить по своим правилам. Зачем подчиняться кому-то другому, если более это всё не имеет смысла? Когда внутри тебя пустота, тебе уже нечего терять. Поезда всё проносились мимо железными молниями, а Кёнсу неподвижно сидел и слушал историю жизни Ким Чонина. - Затем пришло осознание, что жить мне попросту надоело. Но я подумал, что не исчезну. Я хочу сгореть дотла. Хочу раскрасить свою смерть яркими красками, создать из неё мистику. Произведение искусства. И начал вовсю искать способ сделать свою жизнь запоминающейся. Интернет подсказал мне написать книгу, ведь так меня точно запомнят. Тогда я купил тетрадь. И подумал, а зачем люди будут помнить её, как трагедию? Наверное, всё-таки где-то глубоко в душе я всё-таки желал, чтобы меня спасли. Хотел, чтобы кто-то изменил мою судьбу, чтобы кто-то меня полюбил. Я создал новый мир, альтернативную реальность; написал историю с хорошим концом, которого у меня не было. В ней существовал мальчик, который жил той жизнью, что я так желал для себя. Я окрасил бумагу чернилами в надежде, что где-то, у кого-нибудь вроде меня появится надежда на счастливый конец. Чонин, наконец, замолчал, будто бы выдохнувшись. Воздух вокруг них трещал по швам, разрываясь от боли и потерь, и Кёнсу пропустил вперёд ещё один поезд, решив попытаться сложить по кусочкам такого знакомого незнакомца. - Что случилось с книгой? – спросил он, чуть помолчав. - Выкинул. Я не смог её закончить. Она высосала из меня всю душу, забрала себе всё моё естество. Я тогда спросил себя, к чему придумывать добрую сказку для кого-то, если мне такого не видать? Ничего хорошего это мне не принесло, как я и думал. Я начал биться в агонии, сокрушаться, злиться на бога за всё то, что он у меня отнял. А затем я вспомнил, что я больше в него не верю. Хватит быть добрым Самаритянином. - Писательство истощает, не спорю. Всё, что рождается из-под твоих пальцев, покидает твою душу. Тебе действительно хочется, чтобы тебя спасли. Хочется найти кто-то, кто поддержит и даже в самую последнюю секунду скажет, что жить стоит. Тебе просто хочется быть… нужным. Чтобы найти хоть какой-то смысл жизни, - мягко отозвался Кёнсу. Чонин замер, словно изваяние. Молчание снова мягко повисло между ними, пока оба бездумно следили глазами за людьми, всё пребывающими на платформу в ожидании нужного поезда. А затем Чонин рассмеялся, так громко и надрывно, что Кёнсу почти показалось, что он еле сдерживал всхлипы. (почти) Его судорожный смех опасной бритвой режет прямо по венам, пуская кровь. Он звучит донельзя фальшиво, укрывая счастливой маской печаль глубоко внутри. Кёнсу обеспокоенно разглядывал Чонина, у которого от смеха потекли слёзы. Его жалкий фасад рвал душу, а он всё продолжал надрывно смеяться, до боли в костяшках сжимая холодный камень скамейки. Надежда – опасная вещь. Наконец прибыл последний на сегодня поезд, и Кёнсу поднялся с места. - Мне пора. Ты едешь? Чонин взглянул на него блестящими от непролитых слов глазами. В них ярким лучом надежды отразился свет горящих уличных фонарей. - Может быть. Кёнсу растерянно понял, что даже за столько короткий срок порой получается перешагнуть тонкую грань между знакомством и чем-то сродни дружбе. Не долго думая, Кёнсу протянул Чонину свою руку. Иногда даже такой простой жест делает гораздо больше, чем все напыщенные речи на свете. Кёнсу прекрасно понимал, что Чонину нужна рука помощи. Чонин поднялся, но сам - Поезд приближался. Кёнсу еле сдержал улыбку. Они вошли в поезд в разные двери, потерялись в толпе в разных вагонах, но оба – с правой стороны.* * *
Его жизнь легко приняла в свои объятия нового знакомого. Кёнсу теперь приходил на своё привычное место с самого края платформы и садился на любимую скамейку, но теперь уже рядом с Ким Чонином. У них было всего по пять минут перед тем как прибывал последний поезд, но этого хватало с лихвой. Кёнсу старался, как мог. Пробирался сквозь непроглядную темноту глубокого колодца, пытаясь ухватиться за одинокую ищущую руку. Было очень нелегко, но иного он и не ждал. Он просто шёл в темноту вновь и вновь. Ибо если Ким Чонину была нужна рука помощи, Кёнсу готов был её ему протянуть.* * *
Кёнсу пришёл на станцию за пять минут до полуночи и сразу направился к скамейке, где его, как и обычно, ждал Чонин. Он сидел и с упоением выцарапывал небольшие иксы на каменной поверхности скамейки небольшим швейцарским карманным ножичком. Чонин был словно ребёнок, которого слишком резко выбросили в горькую пучину взрослой жизни. Кёнсу молча опустился рядом с ним, хоть язык и жгло от желание поворчать на тему порчи казённого имущества, потому что Чонина вряд ли смогло бы сейчас отвлечь хоть что-нибудь - настолько глубоко он погрузился в себя. Они сидели в тишине; Кёнсу разглядывал свои белоснежные кроссовки, пока Чонин боролся с металлом, пытаясь посильнее вонзить лезвие в камень. - Что мы говорим богу смерти? – вдруг подал голос Чонин, разочарованно отбрасывая нож в сторону. Кёнсу поднял глаза, вглядываясь в одинокую звезду, ярким алмазом сияющую на ночном небе. Он всерьёз задумался над вопросом, потому что разговор с Чонином напоминал бомбу замедленного действия. Сморозишь глупость - и взрыва не миновать; ответишь верно - живи и здравствуй, опасность миновала. Кёнсу думал и решал, решал и думал. И вот уже последний поезд медленно скользил к ним сквозь прохладный ночной воздух. Он неохотно поднялся с места, и Чонин поднял упавший нож, подхватив лезвие тонкими пальцами. - Не сегодня, - выпалил Кёнсу, крепко сжимая тонкое запястье. - Что? - Ответ. Если придёт смерть, скажи ей: «не сегодня». Чонин улыбнулся, и Кёнсу больше всего на свете захотелось, чтобы лёгкая искра, промелькнувшая в его глазах, была искренней радостью, а не обманчивой игрой света. - Тебе пора. Последний поезд прибыл Кёнсу судорожно выдохнул и кивнул, выхватывая нож из рук Чонина. Он метнулся в поезд и скрылся в дверях прежде чем тот успел опомниться. Последний поезд лениво дёрнулся, отъезжая от станции. Чонин ласково пробежался кончиками пальцев по знакам, что он высек на камне, и невольно перевёл взгляд на шрамы на своём запястье. Они были совершенно одинаковыми.* * *
В те дни, когда небо сияло россыпью маленьких хрустальных звёзд, Чонин рассказывал Кёнсу добрые сказки, что родители читали детям на ночь. А Кёнсу увлечённо слушал, хватаясь за его рукав, словно якорем удерживая на плаву. - Конечно же, ему было тяжело. Он хотел быть самой яркой звездой на небосклоне, хотел быть лучшим из лучших. Но упорства и решительности боле не хватало; ему пришлось пожертвовать всем – жизнью, друзьями, счастьем. Пришлось принять всех соперников, закрыть глаза на их осуждающие взгляды и колкие замечания... Даже если становилось тяжело, он упрямо продолжал цепляться за ветки, сдирая кору с тяжёлого древа жизни. Он боролся за каждую похвалу, но был достоин гораздо большего. Но однажды богу подумалось, что мальчику живётся слишком хорошо, и он решил пустить благословенный дождь на чужие головы. Мальчик повредил спину в автомобильной катастрофе, и всё начало рушиться. Он больше не мог делать того, что умел делать лучше всего. В жизни мальчика больше ничего не осталось, и он решил, что хватит. Плевать. Плевать на весь мир. Он вырос законченным циником, плевался насмешками на счастливые лица людей, бесцельно шатаясь по городу промозглыми декабрьскими ночами. Мальчик недовольно бурчал, видя сплетённые пальцы радостных парочек, и прятал свои руки в карманах, ведь держаться ему было совершенно не за кого… Он внезапно прервался, опуская взгляд на свою руку. Наконец его ладонь обвивала чужая, тонкая кисть твёрдо сжимала его длинные пальцы в своих. Полупрозрачная молочная кожа странно выделялась на его тонкой коже цвета светлого кофе, но Чонину стало так уютно и легко. Мир словно облили яркой гуашью, раскрасили обычно серые цвета густыми красками. Кёнсу улыбнулся и чуть сильнее сжал ледяную ладонь Чонина в своей руке, переплетая их пальцы. Я хочу изгнать демонов из твоего прошлого.* * *
Дни шли своим чередом, сменяясь вслед за звёздами на ночном небе и простенькими мелодиями, что Кёнсу тихонько мурлыкал себе под нос в попытке заполнить прорехи тишины. Прогресс в их Чонином отношениях был налицо - тот с его помощью заново научился улыбаться. Они говорили обо всём на свете: амбициях, местах, реальности, мечтаниях. Когда Чонин был не в настроении разговаривать, Кёнсу просто тихо рассказывал ему истории из своей жизни. О работе в книжном магазине; о том, как его хозяин Чунмён случайно запер себя в подсобке в пятницу и вышел оттуда только в понедельник утром, когда Кёнсу пришёл на работу. Чонин лишь сдержанно кивал на все его истории, но Кёнсу и не ждал иного. Его дни были однообразны, но он не видел в этом ничего плохого. Его жизнь спокойным ручейком стекалась в устье, где каждый последующий день детально отражал предыдущий. - Тебе не бывает скучно? - Нет. Я за постоянство во всём. Я не из тех людей, что не могут усидеть на месте, напротив, я привык идти вперёд по наклонной. И в этом нет ничего плохого. - Но это же так скучно, - закатил глаза Чонин. - Тебе ли говорить мне об этом? - спросил Кёнсу, скалясь, и рассмеялся. Чонин вторил ему, окрашивая прохладный воздух яркими всполохами. Но лязг металла, оповестивший о прибытии последнего поезда, резко оборвал их.* * *
Магазин вновь закрылся раньше обычного, и Кёнсу прибыл на станцию на час раньше. Он снова опустился на своё любимое место с самого краю платформы и, заскучав, достал из сумки небольшой кожаный переплёт, про который он успел совершенно забыть. Кёнсу огляделся по сторонам в поисках Чонина, но того нигде не было, и он со вздохом открыл книгу на случайном развороте. Поезд прибыл на станцию, и он ступил внутрь, крепко прижимая книгу к себе. На него бетонной плитой навалился густой туман сигаретного дыма, до краёв заполняя лёгкие, и Кёнсу согнулся пополам, судорожно хватая ртом воздух. Откуда-то сбоку раздался хриплый смех. Он обернулся и заметил Кая, который с насмешливой улыбкой выдохнул тугой узел дыма прямо ему в лицо. - Ублюдок. Кай рассмеялся пуще прежнего, и Кёнсу хмуро подумал, что в этом не было ничего смешного. - Ты вечно такой суровый, тебя очень забавно доставать – ты смешно злишься. Кай сегодня был в хорошем настроении, и Кёнсу опустился прямо напротив него, осторожно делая маленькие глотки воздуха. Ядовитые пары, как и обычно, заполняют всё пространство смертельными раковыми клетками, но сейчас его это мало волновало. - Меня зовут Кай, серый цвет – мой любимый. Но я люблю всю черно-белую гамму. Люблю выдувать кольца из сигаретного дыма. Люблю наблюдать за серыми облаками в небе. Много лет назад я занимался танцами, сейчас нет. Я люблю Пороро, и иногда у меня даже получается подражать Крону. Я люблю… Кёнсу рассмеялся, забавно щуря глаза. - Пороро? Ты серьёзно? - Я ребёнок в душе, если по секрету. Кёнсу фыркнул, и Кай весело вторил ему. Кёнсу даже не спросил, в чём была причина его внезапной открытости, ведь это ли было важно? Гораздо важнее был уютный разговор, полный смеха и добрых усмешек. Кёнсу поведал Каю истории из своего детства. Рассказал, как он, восьмилетним мальчиком, наступил на улитку и даже устроил ей настоящие похороны после. Даже ребёнком, Кёнсу был очень организованным, и наступать на улиток отнюдь не входило в его планы. Они говорили и говорили, забыв о всякой неловкости, и слова лились безудержными потоками. Кёнсу так сильно рассмеялся, что случайно уронил книгу на пол, и она закрылась с резким хлопком. Поезд начал медленно замедлять свой ход. - До скорого, - окликнул его Кай, и обычная хитрая усмешка сменилась мягкой улыбкой. Кёнсу удивлённо распахнул глаза, но лишь кивнул и попрощался. - Увидимся. Он вышел на платформу и двери тут же захлопнулись позади него, скрывая за собой лицо Кая. Лёгкая улыбка соскользнула с его губ, сменяясь горящим взглядом, когда юноша поднёс ко рту сигарету и сделал глубокую затяжку. Кёнсу неловко тряхнул головой.* * *
- Салют! Кёнсу подпрыгнул от неожиданности. Дыхание сбилось, а на висках выступили небольшие капельки пота, которые он тут же стёр рукавом. - Ого, ты чего такой нервный сегодня? – улыбнулся Чонин. Кёнсу еле выдавил из себя слабую улыбку, перехватывая книгу обеими руками. Золотое теснение на кожаной обложке на короткий миг блеснуло в свете фонаря, и Чонин напряжённо замер. - Можно взглянуть? Он тут же выхватил книгу из рук Кёнсу, впиваясь ногтями в мягкую кожу переплёта. Чонин замер на мгновение, вглядываясь в обложку, и резко распахнул книгу, начиная судорожно листать тонкие страницы. - Что такое? Молчание тяжёло опускается на них мокрым одеялом, подминая под собой своим вязким нутром. Магия тишины рухнула, разрушилась громким смехом Чонина, тем самым, что пустил по спине табун мурашек в их самую первую встречу. Циничный, дикий, надрывный. - Чонин, в чём дело?... А он всё смеялся и смеялся, прокалывая беспощадными холодными иглами своё окаменевшее сердце. Ну конечно же. Ему стоило догадаться обо всём гораздо раньше, а не продолжать наивно надеяться. - Чонин, посмотри на меня. Что случилось?... И в последний раз в своей жизни Чонину пришлось надеть на себя маску. - Всё в порядке. Кёнсу нахмурился, не веря ни единому его слову. - Просто шутку вспомнил, не бери в голову. Завидев издали поезд, Чонин улыбнулся, и на секунду улыбка, наконец, достигла его глаз, но лишь горьким отблеском боли и потерянной надежды. - Сейчас без десяти, предпоследний поезд приехал. Кёнсу кивнул, хватая его за локоть. - Ты уверен, что всё хорошо? Просто такое чувство, что не очень… - Вагон забит, так что заходи скорее, а то не сядешь ведь, - отмахнулся Чонин, кивая на поезд. Они встали среди толпы, ожидающей прибытия поезда за жёлтой линией. Состав нехотя дёрнулся, и двери вагона с тихим шуршанием распахнулись перед людьми, словно раскрывая огромную металлическую пасть. Они густой волной двинулись внутрь, занимая сидения и хватаясь за свободные поручни. Чонин коснулся его спины, направляя вперёд. Вагон резко заполнился, люди еле помещались внутрь. Он подтолкнул Кёнсу внутрь и ступил обратно на платформу. - Ты не заходишь? Чонин лёгким движением кисти нарисовал на своей маске весёлую улыбку. - Да ну, слишком людей много. Я на следующем поеду. - Так давай вместе… - Всё нормально, я подожду следующий. Не выходи. - Уверен? Чонин кивнул, и двери, шипя, скрыли от него хмурого Кёнсу. Он махнул рукой поезду, который секунду спустя скрылся в ночи.* * *
Ким Чонин одиноко стоял на платформе, надрывно смеясь над шутницей-судьбой, выкинувшей очередной фортель. Он закинул голову назад, и хрупкая слеза скатилась по щеке, оставляя за собой влажный след. Чонин перевёл взгляд на большие вокзальные часы. Их стрелки упрямо застыли на 11 и 12. 23:55. До прибытия последнего поезда оставалось пять минут. Он медленно двинулся по самому краю платформы в её конец, туда, где они впервые повстречались с Кёнсу - Дио, - горько прошептал он. Персонаж, которого он создал, чтобы спасти Чонина из своей книги. Истерический смех разрывал его изнутри, ломал и рушил последние мосты. Какой же чертовски глупой в итоге оказалась его жизнь. Ким Чонин создал Кая, отдал ему всего себя, вложил в него душу, поделился самыми сокровенными мечтами. Создал Дио, чтобы тот помог Каю возродиться из пепла боли и скорби, будто сгоревшему фениксу. Какой же горькой иронией стало то, что До Кёнсу, который, как ему казалось, протянет руку ему, настоящему Чонину, оказался Дио, которого и Кай выбрал себе в спасители. Кай забрал у него всё. Он получит свой счастливый конец с Дио, а Чонин веками будет гнить в мире, где нет места чудесам, где они - не что иное, как выдуманные сказки, рушащие мечты каждого, кто посмел надеяться на лучшее. - Одинокий и потерянный Ким Чонин, которого так и не спасли. Автор чужой жизни. Стрелки слишком быстро оказались на отметке 23:59, и Чонин издалека завидел последний на сегодня поезд, несущийся к нему в клубах белёсого дыма. Чонин усмехнулся, переступая жёлтую ограничительную линию, опасно балансируя на носочках с самого краю платформы. Он невольно вспомнил своего друга Лу Ханя, который как-то раз чуть не упал со сцены, оступившись на самом краю. Будь осторожен, если за спиной не хлопают крылья. Поезд скользил всё ближе, и Чонин в последний раз поднял полные слёз глаза в пустое чёрное небо. Чтобы упасть, крылья не нужны. 3. Он горько рассмеялся. 2. Закрыл глаза. 1. И прыгнул. Часы пробили двенадцать раз, и последний поезд с металлическим лязгом прибыл на станции. Минуту спустя он дёрнулся и лениво отъехал от платформы, окрашивая алым ближайшие пути. За ним в прохладном ночном воздухе разлился сладковатый медный запах.* * *
На его скамейке в самом конце платформы лежит смятая газета, видно уже прочитанная кем-то. Кёнсу от скуки распахнул её и начал пролистывать вперёд тонкие страницы, просматривая заголовки. Его взгляд упал на нижние строчки последней страницы, и всё вокруг замерло, а сердце начало биться где-то в глотке. ЧЕЛОВЕК БРОСИЛСЯ ПОД ПОЕЗД Тошнота удушливой волной подкатила к горлу вместе с осознанием горькой правды. Фотография под заголовком начала расплываться перед глазами, а слова закрутились в головокружительной воронке, и Кёнсу ухватился за кирпичную стену в поисках опоры. За ту же самую кирпичную стену Сеульской Станции, что была размытыми красками набита на мятой странице вместе с оцеплёнными путями. Руки дрожали, пока глаза судорожно бегали по строчкам в поисках имени покойного. На самой последней строчке выделялись два самых последних слова. Ким Чонин. Мир начал вращаться в другую сторону. Ким Чонин. Ким Чонин. Имя всё продолжало биться в голове, словно бесконечная песня, вновь и вновь играющая на сломанном магнитофоне. Кёнсу побледнел, когда в памяти колыхнулся непонятный всплеск, и юноша принялся судорожно рыться в своей сумке в поисках нужной книги. КИМ ЧОНИН – гласили небольшие вычурные буквы, выведенные витым ярким золотом на потёртой чёрной коже. Мир сошёл со своей оси и сорвался вниз, падая в бесконечную чёрную дыру. Кёнсу замер, ошарашено вглядываясь в потёртую обложку. Ким Чонин… Ну конечно же. Почему, ну почему он не понял этого раньше? Не понял, что Ким Чонин, которого он знал, был Ким Чонином, что написал книгу? Осознание того, что все рассказы юноши были правдой, и он действительно был автором книги, что Кёнсу сжимал сейчас в дрожащей руке, молотом стучало в его висках. Ему однако никак не удавалось вспомнить, о чём она была, и Кёнсу спешно распахнул книгу, растерянно листая страницы. Мягкая кожа невольно выскользнула из непослушных пальцев и упала на землю с глухим стуком. Кёнсу наклонился, чтобы поднять упавшую на корешок книгу и вчитался в страницы на открытом развороте. Страница 250. Поезд лениво подъезжает к станции и Кёнсу в последний раз заходит в вагон, крепко прижимая книгу к себе. - Привет. Дым, как обычно, раскрыл ему свои объятия, надёжно укрывая своей вуалью и разъедая дыхательные пути, словно серной кислотой. Казалось, прошла вечность с тех пор, как он последний раз был здесь, и Кёнсу невольно закашлялся, задыхаясь от едких паров. К боли в горле прибавилась жгучая резь в глазах, когда Кёнсу, жмурясь, осторожно опустился на своё обычное место. Рядом раздался тихий скрип, и Кёнсу удивлённо увидел сбоку дерзкую ухмылку Кая. Она была слишком близко, врывалась в его личное пространство, но Кёнсу не двинулся. Оба выглянули в окно, напряжённо вглядываясь в темноту за окном, - Как думаешь, что такое «чёрный»? – хрипло спросил Кай, тягуче растягивая слова. - Вопрос с подвохом? – перевёл на него взгляд Кёнсу. - Ты ведь не знаешь, правда? - А что чёрный? Чёрный – это просто чёрный. Тьма. Кай рассмеялся, и Кёнсу чуть нахмурился. Он точно слышал этот смех раньше… Его память неуловимо скользнула в темноту, скрываясь за бетонными плитами остальных воспоминаний. - Чёрный – это всё вокруг. Все цвета в смешении дают именно его. Чёрный – это итог, следствие, результат. Он символизирует космос, цвет, ночь. Это самый яркий цвет в мире. - И кто же это сказал? - Я. Смех Кая звонкими колокольчиками разлился по вагону, эхом отдаваясь от его стен. Кёнсу залился лёгким смехом и растерянно понял, что смеётся без видимых на то причин. Чёрный сдержан; чёрный надменен. Ленивый и лёгкий, он скрывает много тайн. Словно дым. Кёнсу взглянул на Кая, впитывая в себя его бронзовое безразличие и насмешливый взгляд. Его тонкие пальцы лениво обхватили тонкий ствол сигареты, то и дело стряхивая с горелого кончика мёртвый пепел. Кружащийся вокруг дым словно резкими мазками подчёркивает его, вырезает своим лезвием высокие скулы и острый подбородок, затуманивает его холодные глаза. С одной стороны он лестно окрашивал его таинственными тенями, делая похожим на благословлённого счастьем человека с глазами цвета дымного асбеста. С другой же – дым размывал его фигуру, укрывая бесцветной вуалью и накладывая густые тени под бездушными глазами. Кёнсу скользнул кончиками пальцев по ровной кожаной обложке книги. Интересно, чернее ли она темноты за стеклом. Интересно, чернее ли она глаз Кая. Кай перевёл на него взгляд, заглядывая в самые дальние глубины его души, и Кёнсу невольно напрягся. Чтобы утонуть, вода совершенно не нужна. Эта поездка была длиннее всех прочих. Спёртый сигаретный дым отпечатался жгучим клеймом в его памяти, поедая его лёгкие смертельными раковыми клетками. Кёнсу невольно задался вопросом, а каково это- задыхаться изнутри? Ему вдруг стало интересно, как долго Кай уже "курил" и сколько же сигарет успел зажечь прежде чем они мертвенно-холодным пеплом в плавном танце опустились на пол. И сколько же ещё их придётся зажечь, прежде чем его лёгкие наполнятся едким дымом до самых краёв и откажут. Ведь никто не может жить без воздуха. Цветы тоже должны дышать. Интересно, погибнут ли они, если опустить их в пепельницу с тлеющими сигаретами. Совсем как погибаю сам я за тонкой вуалью белого дыма. - Слушай, а ты когда-нибудь… - Когда-нибудь что? - Когда-нибудь мечтал? Кай мягко рассмеялся, а Кёнсу никак не мог отогнать навязчивое чувство, словно всё это уже случалось с ним раньше. Смех Кая ядом просочился в его вены, вмещался в его кровь и поднялся к мозгу, отдаваясь в голове бесконечным эхом. - Да, мечтал. Тишина тяжёлым покрывалом опустилась вокруг, закрывая их на мгновение. - Однажды. Очень-очень давно я мечтал. Но не сейчас. Голос Кая сочился горечью, опадая на языке отвратительным послевкусием, как после выкуренной сигареты. - И о чём же ты мечтал? - Я хотел чего-то большего… хотел стать чем-то большим. Я мечтал танцевать; мечтал стать самым лучшим танцором в мире. - А что произошло? - Господь Бог просто забыл обо мне. Все забыли. В один далеко не прекрасный момент всё рухнуло, раздробилось на сотни тысяч маленьких осколков, призывно сверкающих на полу. Да таких мелких, что собрать обратно их было просто невозможно. И я просто устал пытаться, потому что мои мечты рушились вновь и вновь. - Это… печально, знаешь ли. - Что поделать. Добро пожаловать в мой мир. На губах Кая расплылась его обычная насмешливая улыбка, фальшивая и холодная – словно навечно застывшая на его лице. Кёнсу нерешительно протянул руку к его лицу, осторожно прикрывая ладонью тёмные глаза. - Вот, гляди, теперь тебя никто не видит. Почему бы тебе не снять свою маску хотя бы ненадолго? Окурок выпал из разжавшихся пальцев, рассыпаясь по полу горсткой серой пыли, тут же рассеявшейся в чистом воздухе. - Кай, никто не смотрит сейчас. Занавес сброшен. Тебе не кажется, что пора кончать этот спектакль одного актёра? И затем снова – густая тишина. Но Кёнсу ждал. Рукам стало холодно, словно всё своё тепло он передал Каю. - Давай не будем больше притворяться. Пожалуйста. Наконец актёр сбросил свою маску, открывая за ней влажное от слёз лицо и дрожащие губы. Кёнсу медленно убрал руку от его глаз, и увидел настоящего Кая, того самого мальчика, что так надёжно укрывался под неприступными стенами замка, что давным-давно воздвиг вокруг себя. Глаза его были прикрыты, а густые ресницы мелко трепетали под тяжестью слёз, запоздавших на много-много лет. Кёнсу мягко замурлыкал простенькую мелодию, неловко опуская голову Кая на своё плечо. Он начал ласково перебирать его смоляные локоны тонкими пальцами. Прикрыв глаза, он заснул, начиная мечтать за них обоих. Вчерашние печали растворятся во снах. Кёнсу очнулся в пугающей темноте. Голова трещала от боли, а мысли путались, тёмными волнами то резко вздымаясь, то плавно опускаясь по спокойной дуге, словно крещендо и диминуэндо в нотном стане. Слова по спирали проносились сквозь густой туман его памяти, вырывая из задумчивой дрёмы. Он распахнул глаза и упёрся взглядом в два бездонных зрачка, будто заполнивших собой всё вокруг. - Ну здравствуй. Кёнсу выдавил из себя слабую улыбку и тряхнул головой, сбрасывая с себя сонное оцепенение. Кёнсу поднялся с места, но замер на месте, когда раскрытая книга, про которую он успел совершенно забыть, с глухим стуком упала на пол. Кёнсу резко дернулся, в шоке распахнув глаза. Голова разрывалась от сильнейшей боли, а мир сузился до тёмного вагона и заполнился густым дымом, затуманившим взор. Он наклонился, поднял книгу с пола, и всё вдруг встало на свои места. Поезд начал лениво замедлять свой ход. Кёнсу резко обернулся к Каю, прищурив злобно сверкнувшие глаза. - Кто ты такой? Кай чуть приподнял бровь, изо всех сил стараясь сдержать усмешку, готовую расцвести на губах. - Я Кай. - Нет. Нет, это не так, - яро замотал головой Кёнсу. – Ты Ким Чонин. - Нет, я Кай. Просто Кай. Кёнсу ошалело дёрнулся и отпрянул от него. Слишком много лиц, слишком много имён, и никак не удаётся зацепиться хотя бы за одно из них. Поезд чуть дёрнулся и начал медленно притормаживать. - А кто же тогда ты, поведай мне, – ухмыльнулся Кай и поднял на него глубокие тёмные глаза, словно опаляющие его душу своим бездушным чёрным огнём. Кёнсу почувствовал, как его затягивает в бездонную воронку, из которой не будет пути назад, и судорожно начал шарить ладонями по дверям. Закрыто. Кай сладко улыбнулся, лениво растягивая губы. - Как твоё имя? - Я… Кёнсу запнулся. Он никак не мог вспомнить. Не помнит. Не знает. Кёнсу растерянно опустил взгляд на книгу в своих дрожащих руках. Глаза выхватили всего одно слово. Одно лишь слово. Он открыл рот. - Дио. - Правильно, - улыбнулся Кай. В воздухе раздался оглушительный грохот, покрывший грязными трещинами гладкую простыню тишины. Пол заходил ходуном, а стены словно начали сужаться, желая принять обоих в свои твёрдые объятия. Поезд сошёл с рельс, колеса оторвались от спасительной твердыни и устремились вниз, глубоко вниз, в бесконечную чёрную бездну. - Следующая остановка – станция n. Книга выпала из ослабевших пальцев и с глухим стуком приземлилась на пол. Ветер приступил к своей вечной игре в догонялки и лениво зашуршал страницами, раскрывая книгу на третьей странице. В центре чернел маленький ряд слов, чернилами высеченный на снежной белизне бумаги. "Разум писателя – это самая опасная смертельная ловушка" – Ким Чонин