Печальный Мононокэ

- Ты счастлива? Она молчит, опустив ресницы. Красные пятна на щеках – как румяна. Как лепестки сакуры – древо крови. - Муж мой, - пухлые губы, маленький рот. Когда-то она была осуждена за убийство; он спас ее, и на их свадьбе танцевали его родичи. Они любили это не меньше, чем он – танцевать. Танцы – больше, чем жизнь, важнее существования. Танцы были задолго того, как появилась возможность облекать чувства в слова. Люди не понимали. Но она была другой. Когда он впервые увидел ее, на ее щеках цвели сливовые лепестки. Едва ли она заметила его; она шла к колодцу, как танцевала. Во второй раз это тоже был танец. Только лепестки на ее щеках заалели, будто кровь. А на третий раз танцевал уже он, вместе с нею. Человек, она зачаровывала. Обычно такие, как он, не церемонились с людьми. Людей надлежало убивать и пожирать, люди помогали рождаться новым членам его древнего племени. Появляясь на свет, те продирались сквозь слабую человеческую плоть, обретая: форму, сущность, причину. Но она была другой. Она умела танцевать. - Я счастлива, муж мой. Руки у нее были белые и нежные – будто созданные для того, чтобы извиваться в танце, что иных древней, порой скользя по его золотой коже или зарываясь пальцами в длинные белоснежные волосы. В мире появлялись новые такие, как он. Почти такие. Она не имела к ним ни малейшего отношения, его жена. После того, как он полюбил ее, как спас, она только и делала, что танцевала. Она – его спутница, он – спутник. Теперь не одинок. Люди. Они, не такие, как он – вот наибольшая загадка. У них не причин, но они продолжают жить. - Я счастлива. Она улыбается, и в нем закипает яростная радость. Очередной танец, и это ничего, что меркнет румянец на ее скулах, что желтеют и ссыхаются некогда полные белые руки, что губы превращаются в клочки сухой кожи. У каждого из таких, как он, есть своя форма. Своя форма есть и у людей, а это значит… …Он стоит на коленях в саду. Он смотрит на цветочные лепестки – все, что осталось от нее. Мир не имеет границ. Ни для чего нет причин. Люди есть Хаос. Такие, как он – искрошившиеся столпы, остатки былого древнего порядка. Им суждено пасть. Люди – вот единственные настоящие Мононокэ. Без них и Мононокэ не было бы, но кто сказал, что сами люди когда-то существовали? Ее ведь не было. Никогда. …Он берет демонический меч. Он наносит на лицо и одежду запирающие узоры, скрывает свою истинную форму. Он запирает и то, что служит ему вместо сердца. Способность чувствовать – ему она не нужна, в отличие от речи. Картину довершат весы, зеркало, снадобья – больше нет смысла танцевать, мир изменился, и, если ему нельзя любить, он найдет новый смысл: отыскание чужой формы, сущности, причины. Он больше не даст слабину, печальный Мононокэ.