Резонанс

      …Холоднохолоднохолоднобольнострашнохолоднопомогипомогипомоги…       Ты не можешь понять слышится тебе он или только кажется, но звенящее в этом хриплом шёпоте отчаяние отзывается в висках и груди.       Ты не можешь его заглушить, ты не можешь его проигнорировать – всё, что ты можешь, это всей сутью стремиться к источнику…       ***       – Гарри! Гарри, просыпайся!       Рон с улыбкой наблюдал как Гарри возится, пытаясь проснуться, и не просыпаться одновременно. Его друг был изрядным соней, но старался это скрывать, хотя Рон, видит Мерлин, искренне не понимал: зачем? Вот и сейчас он с некоторым даже умилением наблюдал за вознёй Поттера. Но, как бы ни хотелось дать ему ещё поспать…       – Гарри! – рыжик подёргал друга за торчащую из-под одеяла пятку, – Вставай!       Пробурчав что-то невнятное Поттер свернулся калачиком и накрыл голову подушкой.       – Сам напросился… Акваменти! – и почти привычно окатил друга струёй воды.       – А-а-а-а! Рон! Я тебя убью! – и Гарри привычно (и метко!) швырнул мокрой подушкой в Рона, а потом бросился на друга в атаку.       Дин, Симус и Невилл так же привычно начали делать ставки на победителя.       Победила привычно Гермиона – ввалившись в середине драки и растащив бойцов по разным углам заклинаниями.       Привычное утро в привычной гриффиндорской спальне.       Всё, как всегда. Гарри пытается отжать мокрые волосы в одном углу, Рон хихикает в другом, парни пытаются незаметно свалить и не попадаться Гермионе под руку, а Гермиона делает вид, что не видит их в упор.       И Рон отдал бы очень и очень многое, чтобы так – не тревожная и не усталая Гермиона, не сгибающийся под грузом перевешанных на него всемирных проблем Гарри – и оставалось.       Как можно дольше.       ***       …Холоднострашнострашнобольнострашнохолоднопомогипомогипомоги…       Вокруг слишком темно. Настолько, что ты не можешь различить даже контуры рук или ног. Ты не можешь понять: движешься ли ты, или стоишь на месте. Да и можно ли так сказать «стоишь», ибо ты не только не видишь своё тело, но и не чувствуешь его. Будто и нет у тебя никакого тела.       Но, не смотря на противоестественно тёмную темноту, ты чётко видишь крошечный сгусток ярко, пронзительно-голубого света где-то впереди.       Единственный твой ориентир, но можешь ли ты стать ближе к нему? Не имея ног, чтобы идти или бежать? Рук, чтобы карабкаться или ползти?       У тебя есть только желание – не остаться одному в этой странной тьме. И это желание странным образом медленно приближает тебя к огоньку…       ***       – Гарри, хватит спать над тарелкой!       Гермиона неодобрительно качает головой. Опять Гарри не столько ест свой завтрак, сколько размазывает по тарелке. А он ведь шестнадцатилетний мальчик! Ему нужны силы. А откуда тут взяться силам, когда он так мало ест? Да и спит он, судя по общему состоянию, не слишком хорошо. У него ведь и так есть проблемы со здоровьем, спасибо этим гадким Дурслям!       А тут ещё Волдеморт, Дамблдор, Снэйп, Малфой… Иногда Гермионе всерьёз казалось, что весь мир задался целью если не свести её друга в могилу, то на больничную койку уложить точно!       – Гарри! Ешь, пожалуйста.       – Да я ем, ем!       – Ну я вижу…       Вот только недовольная девичья гримаска тает, стоит Гермионе увидеть чуть виноватую, но такую привычную улыбку Гарри и хлопающего – осторожно, чтобы случайно не прибить – его по плечу Рона.       И неожиданно понимает, что если что – то первое проклятие Малфой схлопочет от неё. Она слишком дорожит этим, столь редким ныне, спокойствием, которым отдают улыбки её друзей. И она никому их не отдаст.       Ни Малфою, ни Снэйпу, ни Дамблдору, ни Волдеморту.       Ни-за-что.       ***       …Услышьуслышьуслышьпомогипомогистрашнострашнобольноодинокопомоги…       То, что издалека казалось ярким огоньком – вблизи выглядело как тускло отсвечивающий голубым острокрылый мотылёк. Ты понимаешь вроде, что это не совсем настоящий вид, просто подсознательно ты почему-то ожидал увидеть нечто подобное, но всё равно безмерно удивлён.       Ты ведь прекрасно понимаешь: что это.       Ты осторожен и недоверчив. Даже слишком. Но тут мотылёк мимолётно вспыхивает – у тебя эта вспышка почему-то ассоциируется с вечно сдерживаемым рыданием – и ты не выдерживаешь. Ты аккуратно подносишь ладони – у тебя нет ни времени, ни желания удивляться внезапному появлению ладоней, рук, ног… чего там ещё должно быть? – и прячешь мотылька в горсть. Бережно, стараясь не в чём не повредить хрупкому созданию, подносишь к лицу и осторожно дышишь в щель теплом.       Не только согревая, но и давая безмолвную клятву – всегда быть рядом…       ***       – Гарри, ну что с тобой! Ответь, пожалуйста! Ты плохо спишь, ты плохо ешь, ты всё время о чём-то думаешь… Поделись с нами, я прошу тебя! Не держи всё в себе!       – Она права, друг. Мы не чужие тебе. И мы поддержим тебя. Всегда.       Гарри несколько неуверенно посмотрел на друзей. Вот как им объяснить, если он и сам ни черта не понимает?       – Я не знаю. Мне снится… кто-то. Кто-то, кому очень плохо. Очень страшно и больно. И… это сильнее меня. Я не могу не стремиться ему на помощь.       – Ну, – протянула Гермиона, – ты всегда был добрым…       Гарри замотал головой:       – Не-то! Мне иногда кажется, что я и этот «кто-то» – нечто… единое, неразрывное… Я не знаю, как объяснить понятнее!       Рон и Гермиона переглянулись. Гарри опять куда-то вляпался. Правда на этот раз – и это они поняли чётко – неожиданное… приключение… может помочь Гарри избавиться наконец от одиночества, раз уж они были здесь бессильны. А могло вогнать в депрессию и окончательно сломать.       Но они – в любом случае – будут рядом.       ***       …Останьсяостаньсяостаньсясмотрислушайверьверьверьбудьнеуходинеуходимой…       Крылья мотылька разгораются всё ярче и их кинжально-острый свет пробивается между пальцев.       Нестерпимо яркая вспышка режет по глазам…       …и ты просыпаешься. Ты подносишь ладони к лицу и никак не можешь отделаться от ощущения трепещущих ломких крыльев.       Будто ты всё ещё держишь в руках чужую душу…       ***       Работающий в кабинете Мракс-мэнора Волдеморт внезапно замер, не донеся документ до стопки.       Что-то изменилось, а вот что…       А. Он вдруг улыбнулся – впервые, за долгие годы. Не ухмыльнулся, не усмехнулся, не оскалился – улыбнулся.       Просто сейчас почему-то он почувствовал то, что не чувствовал с момента создания первого кресстража.       У него – почему-то – больше не болела душа.       ***       …Я найду тебя везде. Где бы ты ни был и кем бы ни оказался…       …Я приму тебя любым. Кем бы ты ни был и что бы ни сделал…