***
Оборвалось. Когда-то Шерлок буквально вытащил Джона из депрессии. С ним доктор снова почувствовал себя живым – когда они бежали за очередным преступником и раскрывали самые запутанные дела. Но еще ценнее для Джона стало осознание собственной нужности. Детектив нуждался в нем, в его заботе и восхищении. Именно Джон следил, чтобы тот нормально питался, делал уборку в квартире, ликвидировал последствия своих самых диких экспериментов. Мнение доктора было значимым, а его присутствие на месте преступления – необходимым. В тот день Джон Ватсон потерял не просто друга. Он так и не сказал ему. Как фильм на самом волнующем месте, Выдернут шнур, остановлена песня На середине строки, на полуслове. Каждую ночь ему снится один и тот же кошмар. Ужасающий своей красотой полет Шерлока с крыши. Кровь на асфальте и переломанные кости. И распахнутые серые глаза, которые больше не видят. И просыпаясь каждый раз в холодном поту, Джон понимает, что этот кошмар реален. Безумно. Безжалостно. Невероятно. Сменяют друг друга фатальные кадры, Невыносимые в бесконечном повторе.***
Оборвалось. Джон Ватсон медленно возвращался к обыденной жизни. Он съехал с квартиры 221В по Бейкер-стрит, не в силах видеть стены с отверстиями от пуль и желтым смайликом. Не смог видеть мир, в котором не так давно обитал Шерлок Холмс. Спустя месяц после трагедии, Джон устроился в клинику. Брал сверхурочную работу, нагружал себя до изнеможения, только чтобы не думать. Он учился улыбаться, и иногда у него это даже получалось. Постепенно, медленно мир живых закрывал собой эту ужасающую пустоту внутри. Не заполнял, нет, такое не заполнить. Но прикрывал тонкой пленкой, делающей его существование сносным. Содрогнувшийся мир исчезал постепенно. Стирались линии, таяли стены И проступали контуры мира иного. Но тонкая ниточка надежды еще держалась в душе Джона Ватсона, не позволяя отчаянию поглотить все. И в те редкие дни, когда доктора насильно отправляли с работы домой, он оставался наедине с собой и позволял воспоминаниям вращаться в памяти. Он вспоминал только лучшие моменты – потрясающие своей гениальностью рассуждения Шерлока, совместные погони за убийцей, звуки скрипки по вечерам, редкий домашний уют, когда оба были в хорошем настроении. И в такие моменты доктор Ватсон брал свой телефон и отправлял сообщения на уже не существующий номер: «Будь живым». А где-то с тревогой по-прежнему ждали, Дрожащими пальцами трубку сжимали И набирали все тот же номер.***
Оборвалось. Джон так и не сказал ему, что любит. Что полюбил с самой первой встречи. Что Шерлок – этот невозможный, невыносимый, социопатичный, гениальный Шерлок – стал для доктора не просто другом. Раньше Джон боялся. Боялся разрушить то, что было. Не хотел терять близкого человека. Ему хватало того, что Шерлок позволял о себе заботиться, хватало той радости во взгляде детектива, когда Джон в очередной раз выдыхал слово «Потрясающе!». Он боялся лишиться друга, а в итоге потерял любимого человека и уже навсегда. Как много осталось всего не досказано, Такого важного, такого разного! Так много чудес еще могли удивить. Если бы Шерлок был жив, если бы он вернулся, прямо сейчас, в эту минуту, Джон все бы ему сказал и больше никогда бы не отпустил. Потому что другого шанса может и не быть. Теперь он это усвоил. Шерлок, только вернись. Пожалуйста, будь живым. Джон почти уверен, что детектив бы его не оттолкнул. Ведь он видел, как он нужен Шерлоку! Видел блеск в глазах и радость, когда они вечерами сидели у камина. Все могло бы быть иначе. Так много больших и маленьких радостей Не испытано, не прочитано, Не согрето светом любви.***
Оборвалось. Уже прошел год. Джон живет, ходит на работу, улыбается коллегам, помогает пациентам. Но те нити, которые оборвались в день смерти Шерлока Холмса, не восстановить никогда. Это рана на сердце, которая не зарастает. Это она кровоточит ночами и отдает ноющей болью в груди днем. Это она не позволяет забыть. Так тихо падает снег за окном. Все кажется страшным, нелепым сном. Лишь машины все также куда-то летят. Жизнь вокруг кипит, как будто миру совершенно не дела, что один человек потерял другого, самого близкого и дорогого. Никто не видит въевшихся в лоб глубоких морщин, никто не замечает, что седых волос стало больше. Никто не знает, как больно улыбаться и как страшно засыпать. Все сны – болезненное напоминание о том, что так и не было сделано, сказано. Его не вернуть. И та последняя струна, которая еще удерживает надежду в сердце, растягивается все сильнее и сильнее. Еще немного – и она тоже оборвется. И две одинокие птицы застыли В замерзших ветвях.