Равновесие

Есенин всегда был для Горького кем-то особенным. Они везде ходили вместе. Могли целый день шататься по городу, а потом пойти вечером в бар, чтобы на следующее же утро с похмелья разбираться с тем, что натворили вчера. Все заботы они делили пополам. Хотя чаще это Горький просто брал половину забот Есенина — своих у него почти не было. Заботы там, где есть проблемы, где нет плана. Проблем у Горького не было, а план давно стал неотъемлемой частью его жизни. Постепенно Инспектор и Лирик становились все ближе друг другу. Стали жить вместе. Вот тогда-то и начались первые ссоры. Бардак раздражал Горького, а Есенин бесился из-за почти военного порядка в доме. Никто уступать не хотел: Максим из принципа, а Есенин из вредности. Тогда и начались отговорки и вранье. Есенин часто куда-то пропадал по своим загадочным делам, не отвечал на звонки, выключал телефон, забывал его дома или вовсе не заряжал неделями. А Горький просто придумывал оправдания скорее для себя, чем для Есенина, хотя оба понимали, что им по большому счету наплевать. Внешне ничего не изменилось, но Максим иногда бессильно пытался вернуть все, но, чем больше он делал усилий, тем виднее ему становилось, что они тщетны. Похоже, наступил тот момент, когда они пресытились друг другом. И это был как раз тот момент, когда Максим заметил Гамлета. До этого раздражающий, играющий на публику Гамлет, показался Максиму куда более живым, чем Есенин. На самом деле, Наставник уже довольно долгое время пытался привлечь внимание Горького, но тот всегда отмахивался, пусть и делал это вежливо. Особенно интерес Инспектора угасал, когда Гамлет ни с того ни с сего менялся посреди разговора. Веселые нотки в его голосе сменялись фатальными, начинались разговоры о концах света и прочей ерунде. Но теперь все это казалось Максиму куда более привлекательным, чем плохое настроение вообще без видимой причины и явное пренебрежение к собеседнику. Есенин замкнулся в себе и ничего не хотел рассказывать, Горький бесился, как только слышал любую его фразу о том, как ему плохо, а Гамлет в противоположность этому просто улыбался и предлагал пойти прогуляться. Горький убеждал себя, что он не влюбился, что он не может так просто предать Есенина и остыть к нему, ведь они столько прошли вместе. Он вообще корил себя за то, что бросил Лирика в трудный момент, что он слабый, раз не может вынести всего этого, но... По иронии судьбы события дома совпадали с появлением странного чувства в груди, которое усиливалось, стоило лишь посмотреть на Гамлета и его задумчивый взгляд, так быстро загорающийся изнутри, когда ему приходила в голову какая-то новая идея. *** Максим в очередной раз пришел домой, увидел бардак, вздохнул, но не стал ничего убирать. Есенин сидел в своей комнате и что-то сосредоточенно выискивал в шкафу. Горький прислонился плечом к косяку двери и скептически осмотрел комнату. По комнате можно было бы передвигаться, разве что прорубая себе дорогу мачете. Или плыть на резиновой лодке. — Если ты что-то потерял, то вряд ли это что-то в шкафу. Потому что он почти пуст. — О, ты дома. А ты не знаешь, где мой маленький зеленый карандаш? Он срочно нужен мне. — Хм-м, думаю проще найти иголку в стоге сена, чем твой карандаш в этих кучах сокровищ, — Максим указал рукой на пол и ушел в другую комнату. Целый час Горький пытался успокоиться, но это ему абсолютно не удавалось. Ему казалось, что он слишком грубо говорил с Лириком. Наконец, победив свою гордость, он решил зайти еще раз. Есенин лежал на кровати и смотрел в потолок. — Не нашел? — осторожно спросил он. Есенин не ответил и продолжал смотреть вверх. — Хочешь чаю? — тихо спросил Максим, понимая, что уже поздно. Обидел. — Нет. Через пять минут Есенин хлопнул дверью, не сказав ни слова. Сначала он просто шел в буквальном смысле, куда глаза глядят, и забрел так далеко, что, остановившись, сходу не понял, где находится. Впрочем, ему это было совершенно неважно. Главное, что поблизости был магазин со спиртным. Вот то, что нужно. За сравнительно недолгое время Есенин набрался так, что уже наплевал на выяснение того, где находится. И, возможно, он нашел бы приключений на одно место, если бы его не заметил в таком состоянии Гамлет. Наставник вначале прошел мимо, делая вид, что не заметил Есенина, но, пройдя пару метров, все же остановился и вернулся назад. — Ты чего тут один сидишь?... Ох ты ж блин, Есенин, ты же в хламину просто! — Я не просто в хламину, а в полное говно. Где я вообще? Лирик совершенно не соображал, что происходит, хотя отчаянно пытался сделать более-менее трезвый вид. — Давай позвоним Максиму, пусть заберет тебя, — несколько грустно предложил Гамлет. — Нет-нет-нет, никаких Горьких мне не надо, я не маленький, сам дойду, пусти меня! — Ты не дойдешь, придурок, стой на месте! Есенин агрессивно вывернулся из рук Гамлета и пошел в сторону, показавшуюся ему наиболее предпочтительной. Наставник скривился и в чувствах выкрикнул: — Ты не достоин его! Ты без него никто! Есенин остановился. Взгляд никак не мог ни за что зацепиться, его вело из стороны в сторону, но он все же заставил себя повернуться. Окинув расстроенным взглядом стоящего в нескольких метрах Гамлета, он перевел глаза на землю, а потом снова развернулся и нетвердым шагом пошел по дороге. *** Раньше Гамлет никогда не сказал бы, что будет тащить на себе пьяного Есенина к нему домой. Но времена меняются. Гамлет ужасно ревновал и бесился, но не мог бросить Лирика в таком состоянии, да еще в чужом районе. Как он оказался там, Гамлет даже не представлял, потому что жили Есенин с Горьким почти на другом конце города. Наставник искренне не понимал, почему Горький никак не обращал на него внимания. Есенин ему не соперник! Чем Гамлет хуже? С трудом запихнув Лирика в лифт, Гамлет поблагодарил судьбу за то, что даже в таком состоянии Есенин помнит, где живет. Открыв замок звенящей связкой ключей, Гамлет распахнул дверь и едва не упустил Есенина: тот увидел знакомую квартиру и уверенно ввалился в коридор. Из дальней комнаты выбежал обеспокоенный Максим и неслабо удивился увиденному. Он-то уже не надеялся, что Есенин придет ночевать. Но его ждало еще большее потрясение, когда он увидел в дверях раскрасневшегося от вечернего холода Гамлета. Он с нескрываемым осуждением смотрел на Горького, будто позабыв о Лирике, который привалился к стене и возился с обувью. — Забирай. Не стоит благодарности, — Гамлет бросил ключи на тумбочку и тут же ушел. Горький долго смотрел на входную дверь и не мог сообразить, в чем же он ошибся. Наутро Есенин встал раньше обычного. Вернее, он ходил по квартире и шумел, как он обычно делает это, если не выспится, да и вообще всегда. Как только Максим вышел из спальни, в которой он в последнее время ночевал один, Лирик заявил: — Я устал. — От чего же? — Недовольство прокрадывалось сквозь полусонное состояние, не давая встретить новый день, как положено. — От всего. Я уйду, наверное. Все равно ничего не выходит, ты же видишь. Так будет лучше. — Но... Я... Я понимаю. На самом деле, я тоже так думаю. Похоже, вчерашнее было последней каплей в их истории, но, вероятно, не последней каплей алкоголя для Есенина. Максим почувствовал, что не хочет прекращать их отношения, но он понимал, что это единственный выход и дальше так продолжаться не могло. К тому же из головы у него не выходил Гамлет, который привел вчера Есенина. *** — Я хотел сказать тебе спасибо. Ты мог бы этого и не делать, — серьезно сказал Максим. — Мог бы. Но сделал. Чего тут обсуждать. Сделал – и ладно, — слегка обиженно пожал плечами Гамлет. Ему хотелось услышать благодарность, хотелось услышать, что он тот, кто нужен Максиму, что он единственный. Прокручивая в голове эти мысли, Гамлет все больше мрачнел. — Нет. Я, наконец, кое-что понял благодаря тебе. И Есенин уехал. Услышав эти слова, Гамлет замер, и в его глазах появился огонек надежды. Неужели?... — Теперь тебе, наверное, легче? — Теперь все встало на свои места, — позволил себе усмехнуться Горький и осторожно приподнял голову Гамлета за подбородок. — Что именно? — Улыбка, учащенное сердцебиение, глаза в глаза. Гамлет придвинулся, убирая руку Максима и крепко сжимая ее в своей, а затем почувствовал нежное прикосновение губ, которого так долго ждал. Сначала осторожно, пытаясь уловить малейшие детали происходящего, потом все увереннее, словно заряжаясь эмоциями друг друга. Осмелев, Гамлет слегка укусил Горького за нижнюю губу и сжал плечи Максима сильней, но внезапно Инспектор положил ладонь на грудь Гамлету, отстраняя его от себя и разрывая поцелуй. Возмущенный взгляд Гамлета только уверил его в том, что он поступил абсолютно правильно. — Лучше остановиться сейчас, пока дело не зашло дальше, и твои соседи не вызвали полицию за нарушение общественного порядка, — улыбнулся Горький и встал со скамьи возле детской площадки во дворе дома. Гамлет засмеялся и прошелся по бордюру, как это любят делать дети. — Макс! А ты сильно спешишь? — крикнул он, балансируя на одной ноге и вызывая улыбку Инспектора. — Для тебя я всегда свободен, — ответил Горький и поймал Гамлета, который все-таки не удержал равновесие.