Безумие

Это безумие. В помещении, где он очнулся, темно так, что невозможно разобрать даже силуэты предметов. Его пальцы скользят в чём-то холодном и липком, а во рту металлический привкус. Удушливый запах сигарет смешивается с тошнотворно-сладким запахом мяса, крови. Он облизывает сухие губы. Выдохи получаются резкими, словно бы у него рваные лёгкие. Воздуха катастрофически не хватает. Он пытается сделать глубокий вдох, но закашливается. Ужасно болят ребра и колени, на которых он стоит. Бетонный пол очень холодный, здесь вообще очень холодно. Словно он находится в холодильнике. Большом холодильнике мясника. Разум отказывается трезветь, Ичиго сжимает-разжимает кулаки, пытаясь успокоить бешеное сердце. Сердце бьётся так, словно он только с пробежки, словно он от кого-то убегал. Или кого-то догонял. Руки ощутимо трясутся, словно ему вкололи адреналина. Глаза привыкают к темноте, и оказывается, что она не совсем однородная. Где-то впереди очертания чего-то ещё более тёмного. Темнота шевелится, расплывается, теряя очертания, но как только замирает, силуэт снова становится заметен. - Ну и где ты? – хрипло спрашивает кто-то, и Ичиго не может идентифицировать голос. Он перебирает десяток имён и вдруг осознает, что не знает никого из тех, что пришли ему на ум. Имена в его голове мешаются, всплывают весенними утопленниками, а он смотрит на их обезображенные лица и не может представить картинку. Зрительная память повреждена. - Кто ты? – спрашивает он и липкими, скользкими руками ощупывает себя. Кроме рёбер ничего не болит, значит, нет и ран. Значит «что-то липкое» не его. – Кто я? Кто-то слабо смеётся, щёлкает зажигалка, высвечивая на мгновение лицо говорившего, и тлеющий кончик сигареты, снайперским прицелом, бродит по темноте. У говорившего острый подбородок, трёхдневная щетина и тёмные глаза. У говорившего болезненно сведённые брови и прокушенные до крови губы. Ичиго замечает это за пару секунд, пока сигарета прикуривается, а когда огонёк зажигалки гаснет, он пытается собрать куски информации вместе, но ничего не получается. Он помнит отдельные детали, но не может собрать из них человека. - Совсем с катушек съехал, парень, - говорит незнакомец и затягивается. Ичиго встаёт на четвереньки и движется на свет красного маячка. От дыма лёгкие сводит судорогой, он сухо кашляет, кашель раздирает горло. Колени начинают болеть от быстрого перемещения на них по бетонному полу, руки постоянно проскальзывают. Но ему отчего-то отчаянно нужно приблизиться к этому человеку. Словно если он подойдёт ближе, он вспомнит кто это. Когда маячок тлеющей сигареты оказывается совсем близко, Ичиго протягивает руку и касается незнакомца кончиками пальцев. Касается живота, намокшей в чём-то липком футболки. Незнакомец охает, выдыхает дым прямо в лицо Ичиго. - Неужели совсем ничего не помнишь? - Нет. - Повезло, - на выдохе говорит незнакомец и убирает руку Ичиго от своего живота. – Делов ты натворил, Ичиго… ох, натворил. - Что я сделал? – спрашивает Ичиго, хотя как минимум об одном догадывается – рана в животе незнакомца - его рук дело. - Не буду я тебе говорить. Может твой разум так себя спасти решил, отчистившись от этих воспоминаний. А надо будет – само вспомнится. Одно только могу сказать – никогда больше не соглашайся на эксперименты знакомых химиков. Даже очень хорошо знакомых химиков. - Что я сделал? – упрямо повторяет вопрос Ичиго, и незнакомец вздыхает. - Никого не убил – и то хорошо. - Я тебя ранил? – не то вопросительно, не то утвердительно говорит Ичиго и незнакомец снова вздыхает. - Заживёт. Ичиго приближается ещё ближе, лицом к лицу. Мужчина тушит сигарету, и глаза перестают слезиться. Ичиго касается лица мужчины кончиками пальцев, делает глубокий вдох. - Я знаю твой запах, - говорит он. - Я помню твой запах. Ичиго ведёт пальцами по скулам мужчины, по щекам, спускает к губам. Ичиго вздрагивает, когда чужие пальцы мажут по его щекам, гладят шею, впиваются в плечо. Ичиго склоняется ближе, дышит в самые губы и осторожно касается их своими губами. Это даже почти не поцелуй, но память прошибает картинками. Ичиго захлёбывается воспоминаниями, давится ими и воздухом, вцепляется в плечи мужчины и хрипит. Перед глазами его руки, сжимающие нож, перед глазами, расширившиеся от ужаса и удивления глаза Киске, перед глазами кровь. Кровь на стене, на полу, на ноже. На нём. Урахара гладит его по спине, целует в шею. - Я же говорил. Не нужно тебе этого вспоминать. - Я… - Это сделал не ты, а препарат, который я тебе дал. Ичиго давится злыми слезами, непроизвольно текущими из глаз, и Урахара поднимает его голову за подбородок и целует. - Всё хорошо, - говорит он. – Всё будет хорошо. Ичиго целует его, чувствуя на губах солёный привкус крови и слёз, чувствуя, как намокшая в крови торговца прилипает к его телу футболка. Как слабеет хватка чужих рук. Всё будет хорошо.