Надругательство

      Саурон бежал по чертогам Ангбанда, оборачиваясь и неосторожно сшибая зазевавшихся орков на своем пути. Те кричали ему вслед что-то донельзя оскорбительное, улюлюкали, вопили, трясли зазубренными клинками и... были повторно сшиблены Мелькором, который мчался за своим слугой. Повторно опрокинутые, орки кричать уже не могли, либо потому что были мертвы, либо потому что не хватало духу. Так бы Саурон и бегал по чертогам, если бы не забежал в главный зал, в надежде увильнуть. Из главного зала вело много дверей, был шанс заплутать и скрыться, но все двери в единый миг оглушительно захлопнулись, стоило Мелькору медленно зайти за ним. Саурон выхватил небольшой клинок, крепко сжав рукоять и выставив лезвие вперед. Изящный клинок с костяной рукоятью белого цвета, отделанный темным обсидианом. Так получилось, что он отдал свой меч на заточку. И неожиданно Мелькору вздумалось потешиться, порезвиться ТАКИМ методом, что темному майа невольно стало плохо, к горлу от мысли подкатила противная кисловатая тошнота. - Не делайте этого, - угрожающе процедил он. - Я все сделаю, клянусь! Я приведу Вам эльфийку-нолдор! Две! Три! Сколько угодно! Мелькор криво усмехнулся, лениво махнул длинными пальцами, и клинок в руках его ученика рассыпался серым пеплом вместе с рукоятью. - Жаль ее. Красивая была все же. Ты над ней долго трудился, - без капли сожаления, густым голосом произнес Темный вала, разминая широкие сильные плечи. Саурон готов был драться хоть голыми руками. Драться не на жизнь, а на смерть с тем, кто физическими силами превосходит его раз в двадцать, а магическими - раз в триста. Мелькор прижал его к стене, приставив свой локоть к его горлу. Майа обхватил его руку, пытаясь оттолкнуть мощное тело, чувствуя, что задыхается под сильным натиском своего повелителя. - Что такое? - злобно прищурившись, ласково прошептал Мелькор. - Воздуха не хватает? Майрон открыл рот, бессвязно что-то хрипя, в глазах у него помутнело, и заплясали противные яркие звездочки. Воздух застрял в легких, не было возможности вдохнуть полной грудью и выдохнуть. Мелькор, усмехнувшись, припал к его рту поцелуем, даря глотки воздуха. Юноша яростно замычал и попытался вытолкнуть его языком, чем только более раззадорил, отчего Мелькор стал более настойчив в поцелуе, проталкивая свой язык ученику в рот, лаская и играясь. Внезапно Вала разорвал поцелуй и с такой силой швырнул ученика на стол, что его деревянные ножки подломились, и он наклонился. - Не-е-ет! - закричал юноша, стоило Мелькору навалиться на него и содрать с него одежду. После этого оглушающего крика он получил звонкую, болезненную и яростную пощечину, после которой кожу на щеке обожгло. От нее моментально возник кровавый рубец. Но сопротивляться он все же не перестал. Рычал, отбрыкивался и отталкивал от себя Мелькора и, в конце концов, отчаявшись, вцепился белоснежными крепкими зубами в его руку. "Насилуй... Искажай... Убивай и пытай... Кого угодно.... хоть весь мир... Но только не меня!" - билась в его голове единственная мысль. Однако Саурон не учел наличия доспехов на руках его хозяина. Встретившись с зубчатой сталью, крепкие белоснежные передние зубы неприятно хрустнули, образуя неровный скол. Зубчатое железо неприятно прошлось по деснам, распарывая их до омерзительно бледно-розового мяса. Саурон отшатнулся, у него изо рта потекла теплая, черная кровь, с багровым отливом, распространяя солоноватый запах. Мелькор, выворачивая ему руки и тем самым обездвиживая, содрал с него последние остатки одежды, оставив на теле несколько багровых кровоточащих полос.

***

      По Ангбанду пронесся нечеловеческий крик, а затем его эхо. Орки испуганно завизжали, но потом безумно рассмеялись, поняв, что это кричит обезумевшая от боли жертва их хозяина. Как бы они не боялись Саурона, его крики, которые глотала безмолвная равнодушная тишина, были им лишь поводом для веселья. А Саурон кричал и отбрыкивался, сплевывая кровь из разрезанных железом десен, насилуемый Мелькором на столе. Его сломанные ножки надрывно скрипели в такт резким, грубым, глубоким и жестким движениям Черного Властелина. Юноша сопротивлялся отчаянно, но все было тщетно. По внутренней стороне его бедра потекло что-то густое и противное, теплотой напоминая его же кровь, а боль стала невыносимой, вспыхивала в голове при каждом грубом толчке, отчего тело бросало вперед и назад. Тело безвольной куклы. Стол окропился кровью, что впиталась в его ярко-рыжие огненного отлива волосы и засыхала на руках, что Мелькор продолжал грубо зажимать, не позволяя даже дернуться. Майрон кричал, не переставая сопротивляться, чувствуя, как его рвут, чувствуя боль, что взрывалась фейерверком в голове и пульсацией между ног. Сопротивление его было сломлено, стойкий дух - тоже, пытка была столь долгой, жестокой и ужасной, что бедному слуге казалось, что он превратится в самого ужасного и отвратительного тролля во всем Мордоре, когда Мелькор закончит наслаждаться им. Слышать, как при толчках бедра бьются друг о друга или хлюпающий звук от обилия смазки было невыносимо, еще хуже - чувствовать. Мелькор хрипло постанывал и, отпустив ученика, зная, что тот уже не сможет его оттолкнуть от себя, уперся жесткими пальцами в край стола. Скрип ножек по каменному полу раздражал его, нарушал симфонию звуков, что наполнили зал. Тихий и злобный шепот ученика, шорох темной одежды, что липла к горячей коже, которой Мелькор терся о расцарапанную грудь, тяжелое дыхание, изредка сменяющееся стонами невероятного наслаждения. Кровь текла, засыхала и снова текла, а Мелькор все не желал останавливаться, толкаясь и толкаясь в тело своего верного подданного, который, все еще лелея мечты сбросить с себя тело хозяина, оглушал черные чертоги своими воплями и вскриками. Саурон, истекал кровью, вдавливаемый в стол своим хозяином, называл Мелькора самыми страшными словами, которые знал. До тех пор, пока Мелькор вновь не прижал к его горлу свой локоть и скользнул языком в распахнутый от нехватки воздуха рот. Он ласково коснулся кончиком порезанных десен. Саурон вновь попытался вытолкнуть его из себя или укусить хотя бы, но нехватка воздуха его подвела, и он покорно отвечал на поцелуй, глотая воздух. Когда Мелькор оторвался от него, сжав руки еще сильнее, Саурон устало лежал под ним, охрипший от бесконечных криков, раздавленный жесткой, продолжительной болью, причиняемой Мелькором спереди и твердым столом со спины. Боль не утихала, становясь вязкой и густой, разливалась по телу гнилостным ядом. Боль отравляла и колола каждую клеточку. Мелькор насиловал его уже как бесчувственную игрушку, не прекращая, отчего-то заходясь хрипловатым смехом. Вероятно, видя беспомощность сломанного слуги. Насиловал, казалось, уже вечность, не прекращая, не останавливаясь ни на минуту. Стало до того отвратно, что Саурон скуля и еще пытаясь освободить руки, взмолился. Сначала о пощаде... А затем.. о Смерти... Насладившись вдоволь прекрасным молодым ароматным телом верного слуги, Мелькор отпустил его, и Майрон без чувств сполз со сломанного окровавленного стола на такой же окровавленный пол, смотря в пространство пустыми потускневшими глазами. Боль медленно отступала, но воспоминание о грубом жестоком насилии обжигала горло, заставила содрогаться и наполнила глаза его ненавистью и слепой яростью. Мелькор присел, поворачивая его лицо к себе, чтобы убедиться, что он не умертвил бедного слугу, пока наслаждался его телом, его криками о помощи, его слабым сопротивлением и мольбе о смерти... Саурон посмотрел на него с неприкрытой ненавистью, дай ему клинок - он рассечет его тело на тонкие полосы и куски. Мелькор улыбнулся уголком губ, краем глаза осматривая его... Огненные волосы в черной, запекшейся крови, так же, как его руки и ноги. На щеке сиял рубец от пощечины, передние зубы сколоты, на запястьях багровые и фиолетовые синяки, губы и ладони содраны в кровь. Но даже таким - окровавленным и изнасилованным - он до невозможности был прекрасен. Его молочный запах, что гармонировал со стальным запахом крови, его жар, его тело, которое он так не хотел отдавать. Сорванный цветок, что сохранил свою красоту и еще не завял. Эта красота Мелькора раздражала до дрожи, он хотел извратить ее, растоптать и уничтожить. Испепелить, чтобы из пепла восстало нечто ужасное, но великое, как он. Но в то же время, он восхищался рыжеволосым преданным слугой, его телом, его прелестью, но оттого, еще больше хотел его извратить, изнасиловать, надругаться еще более жестоко, чем сейчас. Мелькор встал, оставив Саурона без чувств лежать на полу в луже своей же крови, и ушел отдавать приказы и строить всех орков, которые охамев и обнаглев, стояли за запертыми дверями, слушая скрип сломанного стола и крики насилуемого Саурона. Забавно... Едва услышав звенящую тишину, они бросились, сломя голову, в разные стороны. Впрочем те, кто не успел убежать, слышали вопли Саурона о помощи и его мольбы о смерти - последним, что они слышали вообще в своей жалкой, никчемной, непродолжительной жизни.