***
Ее замучил радикулит, и она отправился к своему возлюбленному, Айту, чтобы он сделал ей массаж спины. Но когда прибыла она к своему избраннику, то заметила печаль в его глазах. — Что такое, Айтушечка? — трагическим голосом прошептала она. — Ирка… Ой, прости, не так! Ирина Симурановна! Тебе уже восемьдесят один год, понимаешь? А я — шестнадцатилетний парень в самом расцвете сил… Я ухожу к другой, более молодой ведьме. А тебе я советую закрутить роман с Мамуном, он уже давно за тобой ухаживает.***
Проснулась ведьма в холодном поту, яростно дрыгая ногами. «О нет!» Эта мысль яростно металась в ее голове и, казалось, будто в Иркиных мозгах завели зажигательный танец чукотцы племени Умба-Юбма. «Я постарею, и Айт меня бросит…» — чукотцы перешли с зажигательной самбы в украинский гопак, колотя бедные Иркины мозги. Нужно срочно делать пластическую операцию, немедленно! Она вскочила с кровати и начала бегать по комнате в поисках кошелька. На голове, скажем так, у нее был ле-е-ег-кий творческий беспорядок. Если бы ее увидели черти, то они, несомненно, приняли бы ее за свою. Накинув курточку на ночнушку, она побежала в больницу делать пластическую операцию. Было два часа ночи, поэтому, собственно, больница была закрыта. Ирка взвыла и села на порожек, готовясь к утомительному ожиданию. Ведьма подкинулась, как ужаленная, от какого-то грохота. Уборщица, которая открывала больницу, злостно махала на Ирку шваброй и орала, что есть мочи. — Бомжи-и-и! У больницы бомжи-и-и! Оскорбленная девочка гаркнула и переломала швабру придурочной уборщицы пополам. — Я не бомж, я — девочка! На операцию пришла, пластическую! И, гордо миновав застывшую от неожиданности уборщицу, прошествовала внутрь. Врача к такому жизнь не готовила. В кабинет вбежала четырнадцатилетняя заплаканная, тяжело дышавшая девочка. — Операцию! Пластическую! Срочно! И она легла на кушетку, кокетливо положив ногу на ногу. Врач находился в полном ауте. — Что оперировать? — Нос! Руки! Ноги! Губы! Грудь увеличьте к пятому размеру! Нет-нет, шестому! Через семь часов вышла полностью новая Ирка из больницы, радостно покачивая грудью шестого размера. Айтварас спокойно сидел в гостиной Ирки и листал журналы с гламурными змейками. Как вдруг в дом вбежала рыдающая Ирка, покачивая своими ново явившимся буферами. — А-а-айт! Мне сделааали оп-пера-а-а-ци-ю-ю! И у меня теперь но-о-о-о-с… Ка-а-а-артошкой! И с го-о-о-ор-бинкой! Айтварас посмотрел на носатую Ирку и ужаснулся. — Мама-Табити, что с тобой? Он не верил своим глазам. Перед ним стояла носатая девушка с грудью шестого размера. Кофточка теперь ей была маловата, и она разошлась по швам, обнажая все ее прелести. — Тебе нравится? — с восхищением на глазах, чуть не визжа, спросила Ирка. — Д-д-да. (вот черт, теперь нужно гардероб менять весь, не по размеру будет!) Девочка завизжала и хотела поцеловать возлюбленного, но ей помешал ее нос. — Я… Я быстро! Я в солярий еще сбегаю, раз тебе нравится! Ирка семимильными шагами вбежала в свою комнату и напялила розовый купальник. — Мать-Табити, розовый купальник! Прям как в журнале с гламурными змейками! — выдохнул Айт. Ирка кивнула, собрала манатки и побежала в солярий. Через полчаса довольная Ирка шла по улице, припевая под нос песню: «Я шо-о-о-о-о-о-ко-о-о-ладный за-а-а-яц, я ласковый мерзавец, о-о-о!» Правда, загорела она не полностью — ее грудь была белая, как молоко, потому что она все время прикрывала ее руками, чтобы не дай бог не украл никто. По пути она решила зайти в салон красоты. Распихивая толпу своими буферами, она села на свободное кресло и принялась ждать чуда. Через час работа была сделана. Густючие стрелки и тени на веках зеленого цвета придавали Ирке загадочности. Ядовитая-красная помада на губах и румяна на щеках только подчеркивали ее пикантность. Первым делом она решила показаться Айту. Айтварас, собственно, был ошеломлен. И он тут же решил сдаться в плен к Прикованному. Ну, а что? Кормили его там хорошо, два раза в день. Ирка была в трауре. Для него же, гада ползучего, старалась! Она решительно не понимала, чем же ему не угодила. КОНЕЦ. А мораль, дорогие читатели, сей басни такова — не в груди шестого размера счастье!