Зарисовка о прошлом

— Пойдем за мороженым? — Нет. Я занят. Что же, мне не привыкать. Обычно в таких случаях я либо остаюсь дома, либо иду гулять в гордом одиночестве. Гордом? Ну да, конечно... Но не сейчас. Мне просто необходимо его увидеть. Обычно, в девять я подхожу к его подъезду и мы идем в магазин, который работает до десяти. Сегодня будет иначе. Закидываю в карман ключи и деньги и выхожу из квартиры. Быстрым шагом до магазина, не замечая никого вокруг, полностью погрузившись в мысли о нем. Когда-то я был уверен в том, что являюсь стопроцентным натуралом. Ну да, размечтался. С его появлением я уже ни в чем не уверен. Ему плевать на общественное мнение, его знакомые — самые необычные люди, с которыми мне доводилось общаться. Он идеален. Он знает и понимает столько, сколько мне не светит и за всю жизнь. Его внешность не имеет ни единого изъяна. Он потрясающе рисует, я могу лишь восхищаться. Он обладает почти абсолютным слухом, невероятно красиво поет и играет на гитаре, у меня ничего из этого нет. Он рос без отца, с вечно пьяным старшим братом и почти безразличной матерью, я рос в любящей семье со всепонимающими родителями и младшей сестрой. Он такой вопреки всему. Он носит много браслетов-цепей на левой руке и серебряные кольца на правой. Он часто хмурится и щелкает пальцами, когда что-то вспоминает. Он помогает всем, даже в ущерб себе, но на шею сесть не даст. Не знаю, многие ли понимают, какой он исключительный человек. Я могу бесконечно долго восхищаться им, но он об этом никогда не узнает. На кассе расплатился за два мороженых, которые тут же вкинул в не по размеру большой пакет. Шоколадное ему, вишневое мне. Дорогой от магазина до его дома я, наверное, смогу пройти с закрытыми глазами. Стою у домофонной двери, жду, пока кто-нибудь войдет или выйдет. Вошел мужчина с тяжелой сумкой и направился к двери квартиры. Что ж, мне же лучше. Подхожу к лифтам, нажимаю на кнопку. Приезжает глубоко нелюбимый мною грузовой. Захожу и нажимаю кнопку двенадцатого этажа. Надеюсь, мороженое еще не растаяло. На звонок привычно отзываются лаем все три его животины. Малыш, Уж и Тигра. Проходит минута, потом слышны шаги и мат, как обычно, пытается утихомирить разбушевавшихся животных. Щелчок замка и дверь открывается. Он удивленно смотрит на меня. Протягиваю мороженое. — Привет. Это тебе. Он недоверчиво смотрит сначала на мороженое, потом на меня. — Спасибо. — Ну, я пойду? — Удачи. — Всего. Он возвращается в квартиру, а я дожидаюсь лифта. В этот раз нормального. Забавно. Я для него даже не друг, а так. У него есть друзья, о которых он даже иногда рассказывает. Возможно, если бы был хоть один шанс из миллиона, я бы попытался хотя бы завязать отношения, но увы. Это забавно, на самом-то деле, это даже не безответная любовь, поскольку ни о какой боли речи не идет. С самого начала общения мне хотелось быть с ним рядом. Поначалу списывал на интерес к новому в нашем коллективе человеку, позже на то, что он сам по себе весьма неопределенная фигура с сундуком секретов за спиной. Через полгода неожиданно пришла мысль, что это уже не любопытство, а вполне сформировавшееся чувство. Причем весьма далекое даже от дружбы. Подчинение, преклонение, желание, чтоб ему было хорошо. Он для меня всё, как бы это не звучало. Он сказал, что не любит чужих прикосновений, поэтому я всегда держусь на расстоянии. Он любит качели, поэтому мы часто ходим к ним. Он качается, а я стою рядом, прижавшись к холодной трубе и просто наслаждаюсь ощущением его присутствия рядом. Он любит физику, поэтому я начал её учить. А еще у него очень холодные руки, но он не позволит их согреть. Ах, да, он часто матерится, но это так искренне и красиво, что я могу лишь улыбаться, даже если посылают, собственно, меня. Любимый... * * * Вот только сказка вечно длиться не может. Я никогда не был ему нужен, сейчас же вовсе лишний. Школа закончится, осталось всего несколько месяцев, и мы больше никогда не встретимся. Это неправильно, вот так сидеть, давясь слезами, которых, казалось бы, не должно быть, они даже не от эмоций, а просто от нервов. Тупо физиология. Это страшно, резать себя, забившись в угол. Руки, ноги, живот, шея... Но так, к сожалению, бывает. Виновных нет, просто случайность, просто привязанность. Разорвется она — не станет меня. Подростковый максимализм, конечно, глупость, детскость, называйте как хотите, мои дорогие судьи. Но это будет после, когда вы найдете мое уже остывшее тело. Да, больно, это очень больно, но оно будто сквозь пелену, и нет сил остановиться. Возможно, тот, кто сам оставлял на себе следы лезвия, после прислоняясь к стене и закрыв глаза, отдаваясь ощущениям, поймет меня. Возможно, а может и нет. Дай небо, чтоб нас таких было поменьше. Потому что это, в любом случае, психическое отклонение, неадекватность, но лечению почти не поддается. Его имя, сначала по слогам, потом порезами, потом снова к стене, закрыв глаза. Тишина давит, душит, убивает. Хлопнула дверь. Удивленно смотрю на вошедшего. Откуда он здесь? Первым делом получаю подзатыльник и несколько нецензурностей в свою сторону. Да, кто бы сомневался. Тащит в ванную, моет и перевязывает порезы, не смотрит мне в глаза. Интересно, что и сколько из происходящего он понимает? Отводит в комнату, сам уходит на кухню. Апатия. Уже как-то... глубоко параллельно, что и как. Он видел меня таким. Слабым, жалким, спятившим. Этого не должно было произойти. Возвращается, вливает в меня какую-то гадость. Ну что ты, эта забота — лишняя. Укутывает в одеяло, ложится рядом. Организм начинает в полную силу ощущать боль от порезов. Пытаюсь лечь поудобней, но мне не дают. Прижимает меня к себе, шепчет на ухо, чуть хрипло: "Не смей, это твое наказание". И это так... пронзительно. Счастье, в наивысшем его проявлении. Счастье мазохиста, обретшего своего садиста, своего любимого садиста...