***
— Гисборн! На пороге спальни возник Вейзи. Злой как чёрт, с растрёпанными баками и в запылённом плаще. Гай, развалившийся на кровати, бездумно глядел в потолок и даже ухом не повёл. — Как это понимать, Гисборн?! — в ярости завопил шериф. — Какого дьявола ты уезжаешь в манор, когда повсюду разбойники Робин Гуда?! — Вот как? — меланхолично уточнил рыцарь, не сводя глаз с потолка. — Мне нет до этого дела. — Тебе должно быть до этого дело, — резко смягчившись, очень вкрадчиво заявил Вейзи. — Ведь это ты отвечаешь за безопасность замка. — Иди к чёрту со своим замком, Вейзи, — вдруг произнёс Гисборн, и голос его звучал безжизненно и глухо. А после повернулся на бок, показывая шерифу широкую спину в мятой и засаленной рубахе. — Я жду тебя в Ноттингеме через час! — отрезал шериф и вышел, громко стуча каблуками по деревянному полу. Гай не пошевелился и только вздохнул. Он не собирался в Ноттингем ни через час, ни через день. Вообще никогда. К несчастью для Гисборна, шериф заранее предположил, что всё так и будет. Вполне удобно проведя час перед большим камином в холле манора, Вейзи поднялся наверх и увидел, что Гай лежит в прежней позе. Всё как рассказывала шпионка-служанка: целыми днями, уже две недели, сэр Гай лежит на постели, одетый, но без оружия, от еды отказывается, зато обильно заливает в себя вино. Шериф молча нагнулся и приподнял пальцем покрывало на кровати. Как он и ожидал, под кроватью лежала груда пустых бутылок. Схватив одну за горлышко, Вейзи на цыпочках подошёл к Гаю. Похоже, тот спал… ан нет — глаза Гисборна были широко раскрыты. Рыцарь внимательно, но бесстрастно наблюдал за Вейзи. Шериф спрятал бутылку за спину и решил продолжить разговор, законченный час назад. — Ты нужен мне в замке, — Гай молчал. — Или должность помощника шерифа тебе больше не по вкусу? Может быть, вам не нужны земли, сэр Гай из Гисборна? — Мне плевать, Вейзи, — глухо ответил рыцарь. — Уходи. Оставь меня наедине с моими мыслями. — Ты хотел сказать, наедине с бутылкой? — ощерился шериф, доставая из-за спины вещественное доказательство пьянства Гисборна. Тот молча и несколько демонстративно повернул лицо, уткнув его в подушку. Всем своим видом Гай давал понять, что разговор окончен. Такого хамства Вейзи стерпеть не мог. В конце концов, ему был нужен этот внушительный, злобный и безрассудный помощник. И допустить, чтобы первоклассный управляемый убийца превратился в страдающую размазню, шериф никак не мог. Размахнувшись, Вейзи приложил Гая бутылкой по плечу. Стекло не разбилось, но Гисборн только вздрогнул, даже не пытаясь защититься. Его руки безвольно лежали на простыне, сгорбленные плечи уныло торчали, готовые покорно снести следующий удар. — И это — Гай Гисборн?! — негодующе завопил Вейзи, прикладывая рыцаря бутылкой по поджарому заду. — Да ты просто трус и слабак! Оскорбление не вызвало у Гисборна никакой реакции, а вот удар бутылкой по рёбрам произвёл интересный эффект: тело Гая, вместо того, чтобы отпрянуть, словно потянулось навстречу удару. Опустив бутылку, Вейзи сцепил руки на животе и смотрел, как Гай медленно поворачивается к нему, пряча лицо за завесой грязных волос. В серых глазах застыла какая-то странная мольба, но, стоило Гаю открыть рот, он получил звонкую оплеуху. — Ты думаешь, что волен делать, что захочешь, Гиззи? — прошипел шериф, подходя к Гисборну вплотную и нагибаясь так, чтобы их лица оказались рядом. — Ты служишь мне, и служить должен преданно и верно. Жду в замке к рассвету. Иначе завтра эту бутылку я использую куда как менее приятно. Показав неприличный жест от локтя, Вейзи выпрямился и, не оборачиваясь, вышел. Скоро раздался удаляющийся стук копыт — шериф отбыл в замок. Но перед уходом Вейзи всё-таки успел заметить, что беззвучная мольба Гая Гисборна стала сильнее. И, судя по всему, нашёлся способ вернуть помощника шерифа к жизни и внушить ему покорность.***
Гай пил. Визит шерифа оставил его в полном душевном раздрае. Впервые за много недель Гисборн почувствовал что-то из прежней жизни, и это вызвало бы у него восторг, не будь он так измучен. Но прежняя жизнь пугала Гая: в ней были Мэриан, страх, страсть и боль. А Гисборн хотел забытья, путь даже это забытье он находил среди демонов, медленно сходя с ума и изводя себя голодом. Вейзи нарушил хрупкое равновесие, всколыхнул улёгшиеся чувства, и вернуть всё на свои места могло только вино. К рассвету Гай был мертвецки пьян, но спать не мог — под черепом скреблись демоны, они шептали мерзости и пытались заставить его выпрыгнуть из окна. Аргументы демонов были убедительными, и Гисборн послушался бы их, если б мог встать. Вместо этого он скоротал четыре часа в лихорадочной пьяной полудрёме, а после продолжил накачивать себя вином. К приезду Вейзи Гай, сидевший на полу, с трудом мог шевелиться, а лыка не вязал вовсе. Вместо приветствия шериф заехал Гаю шпорой в бедро, пропоров подштанники и кожу. Гисборн сидел на полу и тупо смотрел на него, пьяный, потный, жалкий, но даже не пытался защититься. Безропотно снося удары кулаков и обутых в сапоги ног, Гай плыл между явью и забытьём. Он был в своём роде счастлив: наконец-то его ненависть к самому себе хоть что-то приглушило. Пусть на время и не полностью, но… Достав из-за пояса хлыст, Вейзи со всего размаха врезал Гаю по лицу. От неожиданности рыцарь охнул и потянулся рукой к горящей отметине на лбу, но шериф больно хлестнул его по пальцам, и Гай поспешно убрал руку обратно. С каждым ударом он чувствовал боль всё сильнее. А после проснулись инстинкты, и Гисборн начал прикрывать от ударов хотя бы голову. Вейзи порол своего помощника самозабвенно, высунув кончик языка и слегка улыбаясь. Ему доставляло натуральное удовольствие смотреть, как начинает корчиться от боли Гисборн. Да, гордый, рослый Гисборн, который в прежние времена перехватил бы хлыст рукой, а после схватил шерифа за глотку. Но сейчас рыцарь был жалок: оставив попытки защититься от ударов, он начал отползать к кровати, неловко отталкиваясь длинными ногами и скользя по полу задом. Вейзи начал хлестать чаще и сильнее, стараясь добиться одного. Тот Гисборн, который ему нужен, будет защищаться. Гай почувствовал, как где-то в груди начинает стремительно вскипать злоба. Каждый новый удар он теперь встречал недовольным рычанием и неловкой попыткой отмахнуться от назойливого хлыста. Ладони и предплечья уже горели огнём. В конце концов Гисборн, отползая, упёрся спиной в кровать, неловко поднялся и попытался сделать шаг к Вейзи. Глаза Гая злобно сверкали, и правая рука уже складывалась в кулак… Ловко обойдя Гисборна сбоку, Вейзи подставил ему ногу, и рыцарь навзничь рухнул на постель. Не дожидаясь, пока он вновь встанет на ноги, шериф резким рывком за плечо перевернул Гисборна на живот. Теперь рыцарский торс лежал на перине, а коленями Гай упирался в пол. Вейзи уселся ему на спину и принялся деловито связывать руки Гисборна за спиной. Тот, глотая слова, поносил шерифа на чём свет стоит и извивался как мог, молотя ногами по полу. Гаю был нестерпимо жарко, к горлу подкатывала тошнота, а глаза застилал красный туман. Но вместо яростных рывков получалось что-то невразумительное, а руки вовсе не слушались, сдавленные путами от запястий до локтей. Связывая щиколотки Гисборна, шериф то и дело бил его хлыстом по пяткам: озверевший рыцарь начал отчаянно брыкаться, норовя лягнуть Вейзи то в живот, то в колено. Чтобы обездвижить Гая окончательно, шериф протянул под кроватью крепкую верёвку. Один её конец он обвязал вокруг бедра Гисборна, и, не слушая бессвязной громкой брани, смастерил на втором конце петлю-удавку и накинул её на шею рыцаря. Теперь, попытайся Гисборн приподнять торс или выпрямить ноги, он сам затянул бы петлю на своём горле. Гай действительно попытался встать, как только Вейзи отпустил его, но рухнул обратно: ноги не держали. Разглядывая своего помощника, стоящего на коленях в идеальной позиции для порки, шериф выругал Гисборна дураком. Наказывать пьяного — всё равно, что не наказывать вовсе, наутро ничего не вспомнит и долго будет удивляться синякам и ссадинам. Впрочем, способ отрезвить Гая Вейзи нашёл быстро, и уже через пять минут служанка, пыхтя, тащила вверх по лестнице два ведра ледяной колодезной воды. Подходящего размера бадью шериф нашёл в углу спальни. Гисборн всё это время яростно извивался, стараясь сбросить верёвку с шеи, и пьяно орал: — Вейзи, сука, отпусти меня! Быстро! Слышишь? Скотина ты, Вейзи… «Да ты, Гай, себе даже не представляешь, какая я скотина!», — злорадно подумал шериф, ставя бадью сбоку от Гисборна и выливая туда ведро воды. Второе ведро Вейзи поставил за спиной рыцаря, а сам встал рядом и аккуратным быстрым движением разрезал верёвку. А после, не давая Гаю опомниться, шериф опрокинул над его головой ведро, заливая потоком воды и Гисборна, и его постель. Рыцарь заорал благим матом и выгнулся, стараясь дотянуться до Вейзи и забыв, что руки у него связаны. Грубо и резко Шериф схватил Гая за волосы на затылке и сжал кулак, оттягивая голову назад. Глядя Гисборну в глаза, Вейзи заявил: «Слабак!» и с размаху опустил рыцаря головой в бадью. Гай забился, как угорь, выброшенный на берег, но Вейзи не отпускал, с извращенным удовольствием наблюдая, как его помощник пускает под водой пузыри и булькает. Когда бульканье затихло, а пузырей почти не осталось, шериф сильно потянул Гая за волосы, заставляя того сесть на пятки. Захлебываясь воздухом, Гисборн стонал и кашлял, вода заливала ему грудь и живот, тонкими струйками стекая по потной коже. Отдышаться Гай не успел: Вейзи почти ударил его по затылку, снова заталкивая лицом в бадью. В ушах у Гисборна зашумело, дыхание перехватило снова, и, чувствуя, как заливается в горло холодная вода, он в отчаянной попытке освободиться снова начал извиваться всем телом, стуча ступнями по полу… Когда шериф решил макнуть Гая в третий раз, тот панически заорал, выпучив глаза: — Не-е-е-е-ет! — и замотал головой, не заботясь, что может оскальпировать сам себя. — Бедный Гиззи испугался водички? — издевательски пропел Вейзи, но отпустил Гая, отвесив ему подзатыльник. Рыцарь рухнул набок в лужу воды и закашлялся. Ему казалось, что лёгкие сейчас вывернутся наизнанку, но даже тогда в них останется вода… Гисборн кашлял и хрипел, а после его вырвало водой и остатками вина. Сил подняться у Гая не было, и он лежал, жалкий, мокрый, униженный, в грязной, воняющей кислым луже. А Вейзи наблюдал за ним и улыбался. — Скажи мне, Гиззи, — заговорил шериф, брезгливо обходя лужу на полу, — ты протрезвел, или мне добавить ещё? Гай только сверкнул глазами, всем своим видом выражая ярость, но промолчал. — Не слышу. Вейзи многозначительно поддал носком сапога полупустую бадью, и Гай почувствовал, как к горлу подкатывает новый панический крик. — Протрезвел, — пробубнил Гисборн, изо всех сил стараясь не краснеть. Он начал осознавать, какое жалкое зрелище представляет, и решил положить этому конец. — Развяжи меня. — Развязать?! — заорал шериф и с размаху пнул рыцаря в бедро. — Развязать? — Новый удар, по заду. — Я даже не начал, а ты уже просишь тебя развязать?! Пытаясь увернуться от нового пинка, Гай удивленно простонал: — Не начал что? Вместо ответа Вейзи схватил Гисборна за связанные руки и резко потянул, вынуждая рыцаря встать. Взвыв от боли, Гай подчинился, хотя стоять на связанных ногах получалось из рук вон плохо. Почти взвалив себе на плечи, шериф перетащил Гая на другую сторону кровати, подальше от лужи, и заставил принять изначальную позу: торс на промокшей теперь перине, зад отставлен, колени на полу. — Не начал что? — повторил Гай, и в голосе его был слышен страх. — То, что научит тебя верности, покорности и послушаю, — отрезал Вейзи, с трудом стягивая с Гисборна тесные штаны. Тот молчал, морально готовясь к порке. Розог на голом заду Гай не чувствовал уже добрых двадцать лет. Но когда Вейзи навалился сверху, обнимая Гисборна за плечи, тот понял наконец, о чём идёт речь. Внезапно к горлу подступил комок, а в глазах защипало. И когда по щеке скатилась первая слеза, Гай взмолился: — Вейзи, прошу, не… — Тебе понравится, Гиззи, — пообещал шериф, и Гай похолодел, осознавая, что пощады не будет. Напрягая плечи, он попытался скинуть с себя шерифа, но тот внезапно встал сам. А Гисборн, изворачиваясь, старался следить за каждым его движением. Вот Вейзи снимает с себя плащ и аккуратно кладёт на подоконник, а после ослабляет завязки на гульфике. Вот достаёт из кармана плоскую коробочку, открывает, мажет три пальца мазью и… Глядя на то, как тщательно шериф размазывает жирную мазь по собственному стоящему члену, Гисборн не выдержал и начал выть — истошно и безнадёжно, как дикий зверь, дёргаясь в стороны в попытке порвать ремни на руках. Он продолжал выть на одной ноте, когда почувствовал, как Вейзи встал сзади, неторопливо раздвигая ягодицы рыцаря. И замолчал только когда в него медленно, издевательски неторопливо вошел горячий упругий член. Гай уткнулся лицом в простыню, всхлипывая и вздрагивая всем телом. Боль не была сильной: достоинство Вейзи не обладало большими размерами. Гораздо сильнее боли Гисборна терзал стыд: он позволил мужчине прикоснуться к себе! Чёртов содомит! Гай чувствовал себя продажной девкой, и от этого ему становилось ещё больнее. Он уже был на грани крика, желая выпустить из себя непереносимое страдание. Будто читая его мысли, шериф вкрадчиво заговорил, сопровождая каждую фразу медленным, чувственным толчком: — Оказывается, Гиззи, ты — настоящая баба! Никогда бы не подумал, если бы не пробовал тебя сейчас. Я чувствую, как твоё тело подаётся ко мне. Ты ведь хочешь этого, Гиззи? — Нет! — вскрикнул Гай, не желая признаваться в преступлении, которого не совершал. Он ведь, видит Бог, никогда не был содомитом! — Да, — возразил Вейзи, ускоряя темп и заставляя Гисборна вскрикивать от боли. — Ты будешь моей подстилкой, Гисборн. Моим персональным мальчиком для… — Нет! — заорал Гай в бешенстве, но получил лишь очень болезненный толчок в зад и оплеуху. — Нет! Нет! Нет! Гисборн повторял это слово, стараясь уйти от боли и стыда, но каждый раз слышал в ответ издевательское «Да!» и ощущал свою беспомощность в каждом движении члена. Он сам не раз насиловал женщин и знал, как сейчас выглядит со стороны: такой же жалкий, в слезах, умоляющий остановиться, вырывающийся… Гаю показалось, что он попал в ад. Со всех сторон его душила боль, и с каждой секундой она становилась сильнее, хотя, казалось бы, дальше уже некуда. И когда Вейзи сладострастно застонал, а зад Гисборна наполнила струя горячего семени, Гай зарыдал. Ему было всё равно: он хотел только умереть. А раз умереть пока не получалось, он рыдал навзрыд, чтобы приглушить боль. Больше всего рыцарь боялся сойти с ума, и точно знал, что, если боль не пройдёт, разум оставит изнасилованное тело. Вейзи, возвышаясь над Гисборном и поглаживая промежность, рассматривал Гая как музейный экспонат. Он запоминал всё: как сотрясаются в плаче могучие плечи, как слиплись от пота и воды волосы на затылке, как сжимается поджарый зад, словно в бессмысленной попытке защититься… Это было прекрасно. Таким жалким Гисборна видел только он, Вейзи. Пусть так и остаётся. Когда Гай ощутил руку шерифа на своём теле, он вздрогнул и закричал, как раненое животное. Крик быстро перешёл в бессвязные мольбы, и, не стесняясь ничего, Гисборн умолял не трогать его, оставить в покое, убить или хотя бы дать умереть… Пухлая рука прикрыла ему рот, и Гай затих. — Такова, Гиззи, цена непослушания. Ты будешь впредь слушаться меня? — Да, — пролепетал Гисборн, когда Вейзи убрал руку. — Я буду. — Если ты хотя бы подумаешь о том, чтобы предать меня или ослушаться приказа… — Вейзи замахнулся, и Гай сжался, стараясь стать как можно меньше. — Я придумаю для тебя наказание пострашнее, чем сегодня. Ты понял, Гиззи? — Я понял, — прошептал Гай, и в глазах его застыл животный ужас и мольба. Мольба оставить его в живых. Вейзи был доволен: если рыцарь обрёл жажду жизни, им снова можно управлять. А значит, всё было сделано правильно и верно. — Я поступил с тобой хорошо, Гиззи? Ты благодарен? — Да, — соврал Гай, не уверенный, впрочем, что это была ложь.