Лишайная

На улицах зажглись последние фонари, а в некоторых домах потухли первые окна. Кому-то завтра рано вставать на работу, кому-то в это время только ложиться спать после ночных приключений. Роме нравилось любоваться ночным городом. Ну как любоваться, больше следить. За соседкой с первого этажа, пристающей к мужику из второго подъезда (если телефон не подведет, завтра у Букина-младшего будет шанс заработать). За двумя собаками, слипшимися возле детской песочницы, кажется, одна из псин — его собственная, дамский угодник Барон, которому всегда больше везло с сучками. За милой парочкой, уединившейся за кустами, хорошо, если девушка не окажется его сестрой. Услышав скрип входной двери, парень облегченно вздохнул. Светловолосая бесстыдница, позволяющая себя трахать на глазах у целого дома, не Светка. Родители уехали на неделю в Дерябино. Ну как уехали, мама подмешала отцу что-то в пиво и сама села за руль. Втаскивание папы на заднее сиденье принесло Роме сто рублей. Немного, конечно, но жить можно. Спустившись по лестнице, Букин младший поморщился от отвращения: сестра со своим ухажером, увлеченные друг другом, не успели добраться даже до дивана. К сожалению, Роман не обладал силой и беспринципностью своего отца, поэтому у него не было возможности сгрести постороннего в охапку и спустить с лестницы. Но у парня были свои способы избавления от лишних людей в квартире. Покашляв для приличия, Роман чуть изогнул левую бровь: — Хм, а ты смелый. Я бы на твоем месте с ней не связывался, она все-таки лишайная. Парня как ветром сдуло. Видимо, совсем дурак попался, раз так легко повелся. Прикрыв дверь, Букин невольно залюбовался своей старшей сестрой, которая гневно взбивала волосы. — Крысеныш, я, между прочим, одна спать боюсь, вот что мне теперь делать? — глупая блондинка это еще не очень страшно, злая глупая блондинка уже серьезней, но Рома справится, не в первый раз уже. — И кстати, Ром, а что такое лишайная? — Если про девушку говорят, что она лишайная, это значит, что она слишком хороша для своего парня, — с трудом сдержав гадкую ухмылку, произнес Букин. — Иди к себе, время уже позднее, по улице сегодня не гуляем. Хотя Света и была его старшей сестрой, он всегда чувствовал за девушку огромную ответственность: слишком многое могло случится с этим глупым наивным ребенком. Проблема Светки была не в том, что она чего-то не знала, а в том, что почти всему верила, а это для нее самой было куда опаснее обычной глупости. Вот и сейчас девушка гордо хихикнула и подчинилась брату, пробормотав что-то вроде «да, я лишайная». Была бы его воля, Роман не отходил бы от нее ни на секунду. Однажды Света прогуляла школу, а после ее положили в больницу с отравлением. Только брату она призналась, что пыталась сама приготовить сахарную вату. Из обычной ваты и рафинада. Кажется, тогда это все и началось. Он смотрел в бездонные глаза, лишенные зачатков разума и понимал, что Света — его головная боль на всю оставшуюся жизнь. Никто и никогда не сможет заботиться о ней все время. Если она и выйдет замуж, то муж ее все равно выгонит, но Света может не найти дорогу домой, и искать ее придется младшему брату. Так что лучше уж совсем не выходит ни замуж, ни из дома. Как-то раз светлый ангел пришла под ручку с милым дядей в беленьком халате. Как позже выяснилось, этот дядя уговорил Светку на продажу почки. К счастью, дядя оказался молодым очкариком-практикантом. Выпроводить такого кулаками оказалось под силу даже кудрявому подростку. — Ну их же две, зачем лишнее в себе таскать? — пищала Света, пытаясь оттащить его от недоврача. — Лучше бы мозг свой попробовала продать, там у тебя все равно одна фикция, — зло выплюнул Рома, выгнав постороннего за дверь. — Правильно говорить дикция, — смешно сморщив нос, поправила младшего брата, — и у тебя с ней проблемы, раз так плохо звуки выговариваешь. Букин не стал выяснять, откуда Светлана знает слово из трех слогов, и почел за лучшее кивнуть и саркастично хмыкнуть. Светлана. Их родители слишком часто лажали, но имя своей дочери выбрали правильно. Его сестра действительно была какая-то светлая. Но сожжённые перекисью волосы и присыпанное пудрой лицо были здесь ни при чем. А вот что было причем, Рома пока не высмотрел, хотя и очень старался. Букину давно не были нужны эротические журналы, достаточно было соблазнительной сестры, выплывающей из ванной в одном полотенце, а иногда и без него. Бедняга забывала, как его завязывать. Правда, во втором случае, Роман испытывал больше раздражение, чем радость. Ругая сестру за нерадивость, укутывал девушку в теплый красный махровый халат, молясь всем богам, чтобы его светловолосое чудо не простудилось. Ведь при высокой температуре максимум, что могла сделать любящая мамочка — набрать полную ванну холодной воды и искупать в ней свою дочь. Папа включал счетчик на горячую воду, и все были довольны и счастливы, кроме Светки, мучившейся ознобом несмотря на +38 по Цельсию. Ночью Рома проснулся от страшного грохота: над Ёбургом разразилась гроза. Выругавшись, парень чуть ли не бегом понесся в комнату сестры. Как он и предполагал, на кровати девушки не оказалось. Чертыхнувшись под очередной раскат грома, Букин полез в шкаф. — Ну же, вылезай, все в порядке, я рядом. Ничего страшного не случится. У нашего дома хороший громоотвод. — Нет, — заканючила Света, — я останусь, тут безопасней. Уходи, крысеныш, ищи себе другое место, где можно было бы спрятаться от грозы, — свою воинственную речь старшая сестра подкрепила легким ударом в грудь пришельца. Особо не раздумывая, парень шлепнулся рядом со светловолосой трусишкой и потянул на себя дверцу шкафа. — Если хочешь, можно и здесь посидеть. Но спать лучше все-таки в кровати, — продолжив бессмысленные уговоры, Рома погладил старшую сестру по безупречным волосам. — Не прикасайся ко мне, я лишайная, — зло бросила девушка, отгородившись от младшего брата подолом одного из тех сиротских платьев, что каждый год ей присылала бабушка. Рома тихонько прыснул: впервые в жизни Светка смогла сама произнести нечто связное, но с двойным смыслом, кусок которого даже для нее был загадкой, хоть блондинка об этом и не подозревала. Веселые мысли оборвали тихие всхлипы, которыми ни с того ни с сего разразилась девушка. Она плакала от страха, что никому не будет нужна, будучи достойной лучшего, боялась никогда не выйти из родительского дома, боялась надолго оставаться одна, боялась, что когда-нибудь ее издевки над братом возымеют действие и он перестанет носиться с ней как с грудной, боялась грозы и грома. Кто-то рассказывал ей, что во время грозы ад и рай меняются местами, и черти пытаются пролезть на землю, продираясь сквозь небо. И если когда-нибудь небо треснет под их натиском, у человечества уже не будет шансов на выживание. Все это Роман с легкостью понял, дотронувшись до совершенных вздрагивающих плеч. Этим кем-то, попортившим детскую психику страшной сказкой, был он. Ребенку чувство страха незнакомо до трех лет. Светлана продержалась до тринадцати, а после Рома все испортил, привив ей ненависть к дождю и самому себе. Как-то он все же уговорил светловолосого ангела покинуть убежище. За руку как маленькую подвел к кровати, уложил и подоткнул одеяло. Хотел отойти, чтобы плотнее задернуть шторы, хоть как-то отгородиться от уличного буйства стихии, но Света удержала его. Ему не нужно было ложиться рядом, а ей не нужно было продолжать плакать. Тогда бы она не обняла бы его как плюшевого медведя, которого ей так никогда и не подарили, хотя обещали и на четырнадцать, и на пятнадцать лет. Даже в шестнадцать она все еще надеялась. Тогда бы он не стал бы стирать пальцами ее слезы, помогая себе губами. Ей не стоило спрашивать его снова и снова, на сколько она для него лишайная, а ему не стоило сцепив зубы, грубо брать этого беззащитного маленького ангела, слишком часто достававшегося не тем мужчинам. Тогда бы он не скрипел зубами, пытаясь сдержать горький смех, а она бы не шептала «я люблю тебя, братик». Света заснула у него на груди, за окном по-прежнему шел дождь, но гроза успокоилась. Черти вернулись под землю, мир был спасен. До возвращения предков было еще три дня. Философски скривив рот, Роман блаженно произнес: — А жизнь, кажется, налаживается. И ничего ты не лишайная, по крайней мере, для меня, — поцеловав светлую макушку, Букин провалился в здоровый подростковый сон.