Второй шанс для Разбойницы

Герда шла за мечтой. А Разбойница? Та боялась признаться, что хочет идти за Гердой. Ей казалось, что в затхлом разбойничьем логове, под сводом лесной пещеры, живет свобода. Это место она называла домом. Здесь можно было делать что пожелаешь. Вот только глядя, как дикий олень уносит Герду в ночную мглу, Разбойница стиснула зубы и не дала позорному всхлипу вырваться из груди... А «дом» неожиданно показался ей клеткой зверинца. Ее зверинца. Ее клеткой. Здесь можно жить по-разбойному вольно, не отягощенным совестью, не ведая о морали. Главное быть достаточно сильным — и доказать это. Герда была слабачкой. Слишком мягкое сердце, слишком нежные руки и наивно распахнутые глаза. Разбойнице нравилось донимать ее. Нравилось... пока не увидела в глазах Герды силу. Огромную и несгибаемую. Неукротимую. Действительно устрашающую. Герда была глупа. Скалистым стенам, замшелому потолку было не удержать ее; связанная, она продолжала верить в свой замысел. Найти Кая, вернуть его целым и невредимым, даже если придется босиком обойти весь свет... В лесу Разбойница разгуливала босой и знала, как больно бывает, если ступишь не на ту тропу. Мир для нее был в равной мере приветливым и угрожающим. Для Герды — губительным. Но та не сворачивала с тропы. Она рассказывала о Кае, ее голос звенел сиреневым колокольчиком. Часами Разбойница могла слушать эту чистую речь. Ее новенькая игрушка была так непохожа на других питомцев. И даже на человека не походила. Словно дивная птица, она умела рассказывать сказки и петь колыбельные. Она превращала холодный пещерный камень в хрусталь сказочного дворца. Вскоре она танцевала совсем как Разбойница — лихо, прыгуче, разметав свои юбки. И путы ей совсем не мешали. Ей хотелось развеселить Разбойницу, которая день ото дня становилась несчастнее — и счастливее в то же время. Герда шла за мечтой, оставаясь в тени пещер. А Разбойница увядала, не зная, но глубоко в сердце чувствуя, что Герда однажды сбросит свои оковы. «Дом» теперь выглядел тесным, потому что он никогда не был хрустальным дворцом. Но поняла она это лишь сейчас. И пришел тот день, когда белокожая Герда стала единственным светлым пятнышком в этом поганом логове. — Нет... Они тебя не убьют, — надрывно говорила Разбойница, в объятиях, как в тисках, сжимая тонкое тело Герды. Последняя сказка — это вовсе не сказка, ведь ранила душу ножом. В каждом слове была тоска, и сердце дикарки саднило, кровило, плакало, отзываясь дрожью на дрожь в голосе Герды. Нет, не сама пленница сбросит путы — это тюремщица срежет их и отпустит. Отпустит слабую девушку навстречу глупой мечте. И будет рыдать так горько, когда след оленя простынет вдали... Она будет метаться по своему зверинцу и наконец ощутит себя за решеткой. В клокочущей ярости обострится чувство утраты, и раз кроме Герды Разбойнице ничего не нужно — та сознательно лишит себя прежних радостей. Рыча, словно зверь, она снова и снова резала путы, давала волю своим питомцам. Герде нужен Кай. Разбойница никому не нужна. А это значит — все должны пойти прочь! Но пока она плакала, без сил опустившись наземь и утирая слезы засаленным рукавом... крохотные бельчата цеплялись за ее юбку. Освобожденные голуби оглаживали крылами черные волосы. Даже пугливые лесные зайчишки ластились под руки, стремясь утешить тюремщицу в ее печали. Вскоре всхлип «убирайтесь!» сменился тихим «боюсь...» Звери молча глазели, но все понимали. — Мне страшно, — твердила Разбойница и поднимала отчаявшиеся глаза, — не оставляйте меня. Я так слаба... Мне очень страшно... До этого дня она никогда не задумывалась, что вольная жизнь разбойника может быть тягостна и ненавистна. Все из чужого мира — муфточки, шапочки — выглядело притягательным. Золото ее не прельщало. Жуткие песни хора пропитых разбойничьих голосов теперь, после песенок Герды, хотелось забыть. Курлыканье голубей, трели прочих птиц, мелодии леса — вот что ласкало ухо. А пещеры со смрадом и сквозняками ее убивали. Пустота в душе ширилась с каждой минутой здесь. Теперь ясно: нужно самой убираться отсюда. Искать себе новый дом. Не упустить второй шанс начать жить сначала, как вместе с Гердой был упущен первый. — Покажите дорогу... — тихо просила у зверей Разбойница, поднимаясь. Звери, радостно зашумев, вывели ее вон, безоружную и растерянную, но слепо верившую. Потому что и у нее появилась мечта. В первом лесном ручье, встретившемся по пути, она смыла с лица костровую сажу и копоть, омыла босые ноги. После чего Разбойница с удивлением поняла, что ее кожа вовсе не так смугла... Кожа белая, точно лапландский снег.