Tell me you can hear me

Надежда призрачна. Она имеет свойство ускользать сквозь пальцы, исчезать, оставляя после себя прозрачный, слегка горьковатый след. Но что остается человеку, когда сделать уже ничего нельзя? Только надеяться. *** Густой, серый туман… Он застилает глаза, окутывает все, что есть вокруг, размывая контуры. Он медленно проникает в легкие, удушая изнутри, притупляя чувства и заглушая звуки. С каждым новым вздохом становится все тяжелее. Хочется закричать, но если открыть рот, густые клубы дыма заползут и туда. Поэтому я просто смотрю, пытаясь разобрать твою фигуру среди этого скопления серости. Я чувствую, как ты плачешь… Твои слезы скатываются по моим щекам. Они жгут мое лицо, разъедая кожу, но у меня нет никакого желания их вытереть, просто потому, что это единственное, что я могу сейчас ощущать. Ты протягиваешь свою руку, сжимая мою прохладную ладонь, я слегка вздрагиваю, чувствуя на своей руке фантомное тепло твоего прикосновения. Боже… Я бы сейчас все отдал, чтобы обнять тебя, успокоить, вытереть слезы и прошептать, что все хорошо. Я медленно подхожу и касаюсь твоей руки, сжимающей мою. Мои пальцы проскальзывают сквозь тебя, и ты ежишься. Прости, но я больше не могу коснуться тебя, всё, что ты почувствуешь, это легкий холод. *** Через занавески пробивается тусклый свет, освещая больничную палату. На обшарпанной табуретке сидит молодой человек. Он держит за руку тело на кровати, опутанное проводами и утыканное трубками. Аппарат оповещает о слабой работе сердца медленным писком. Сзади за молодым человеком стоит силуэт, и лучи солнца просвечивают его насквозь. На его лице играет грустная улыбка, и по палате разносится тихий, едва различимый шепот: -Скажи, что ты слышишь меня. *** Крик. Это призыв, звук отчаянья. Слишком непозволительная роскошь для меня сейчас, если даже вдыхать воздух становится невозможным. Клубы дыма вокруг меня все гуще, а каждый вдох жжет и разъедает изнутри горла. Ядовитые пары тумана оседают на моей коже, плавят ее, и я чувствую, будто горю заживо. У меня нет шансов позвать на помощь или просто что - то сказать. Слезы застилают мои глаза, окончательно размывая контур твоего тела, но я знаю, что ты здесь. Я слышу твое дыхание, тяжелое, прерывное. Я ощущаю твое присутствие каждой клеточкой своего существования. Ты все еще сидишь, склонившись над больничной кроватью. Слова врача еще вертятся у тебя в голове, и ты неосознанно произносишь их вслух: «Шансов выжить нет. Он никогда не откроет глаза.» Ты болезненно усмехаешься. Ты прячешь лицо в ладонях и смеешься громко, истерично. Твои плечи дрожат, а руки царапают лицо, оставляя красные полосы. Я пытаюсь обхватить тебя, успокоить, но не могу дотянуться, проваливаясь в белый, густой омут. Смех стихает, превращаясь в тихое всхлипывание. Ты отрываешь руки и смотришь покрасневшими глазами. Вокруг твоих прекрасных, карих глаз залегли темные тени от недосыпа. Ты порываешься куда-то встать, но, не удержав равновесие, падаешь и режешь руки об осколки тобою разбитого зеркала. Твои костяшки сбиты в кровавое месиво , а между пальцев течет алая дорожка. Ты вертишь в руках осколок, окрашенный кровью, и снова заливаешься смехом, а я чувствую, как по моим сгоревшим щекам текут слезы. -Пожалуйста, скажи, что ты слышишь меня. *** Едкий дым сходится у меня над головой, заключая в кокон, а у меня не хватает сил, чтобы просто протянуть руку сквозь это густое месиво и почувствовать на кончиках обожженных пальцев горящие искры. Мне кажется, что весь этот туман состоит из пепла. Из пепла сгоревших желаний, надежд и мечтаний… Из пепла сгоревших жизней. Наших жизней. Моей. Боже, я даже не подозревал, сколько всего мы пережили, пока не почувствовал, что этот пепел забил мне легкие плотным, непроходимым комом. Этот запах, застрявший у меня в горле… Запах гари. Этот дым, что мешает мне дышать, убивая изнутри каждую долю секунды… Этот пепел, что течет у меня по венам вместо крови… Все это отголоски старой, зажеванной кассеты с надписью «Жизнь» на обратной стороне. Я чувствую, как сгорают мои воспоминания, как исчезают чувства, как растворяются в тумане мои мысли… Мои уши перестали слышать уже давно, а глаза – видеть , кажется, и того дольше, но в голове отчаянным набатом продолжает звучать голос, ради которого я когда-то жил. -Прошу тебя, скажи, что ты слышишь меня… Я знаю, что я растворяюсь с каждой секундой, что этот туман скоро поглотит меня, оставив после себя лишь жалкое воспоминание в чьей-то голове. Но этот голос… Этот голос… *** Он сидит на стуле и глазами, полными отчаянья, смотрит на аппарат, ровной линией сообщающий об остановке сердца. Тишина комнаты пронзается этим пищанием, и ему кажется, что он готов на все, лишь бы его больше не слышать. Горячие, соленые капли, падают на холодную, бледную ладонь, которую он так и не выпустил, продолжая крепко сжимать ее, будто это могло что-то сделать. Такой контраст, холод и жар… Мертвенно бледная ладонь в живых загорелых руках. Разум затмевает горечь, а язык сам собой продолжает повторять: -Скажи, что ты слышишь меня… Вдруг линия на экране тянется вверх. Оповещая о первом ударе сердца, а за ним еще и еще. Шум прибора сливается с почему-то отчетливо слышным стуком сердца, и для них сейчас этот звук важнее целого мира. Человек на кровати, открывает яркие изумрудные глаза и, сжимая держащую его ладонь, делает первый судорожный вдох. Он кашляет и дрожащей рукой пытается вынуть трубку из горла, с помощью которой дышал до этого. Его пальцы дрожат, глаза слезятся, а кожа все еще слишком бледная, но он дышит. Он живой. Его голос похож на шелест веток, такой тихий и ломкий, но Сэму достаточно и этого. -Я тебя слышу…