Конфета

Маленькая девочка, совсем еще ребенок – хрупкая, тонкая, невысокая. Огромные голубые глаза, светлые волосы и аккуратная фигурка. Казалось, что она никогда не повзрослеет. Не хотелось, чтобы она взрослела. Этот крошечный островок нежности и наивности в их темной тюрьме – он должен был быть вечно. Просто ее доверчивый взгляд, просто понимающая улыбка, просто ласковый голос, просто красивые песни. Просто она. Маленькая девочка, совсем еще ребенок. Да ну? Он не знал, кто именно нашел на вылазке эти глупые конфеты. Он понятия не имел, кто именно причислил вдруг Бет к детям, выдав чупа-чупс и ей. Он не догадывался, как сердце вдруг умеет биться, когда вокруг тихо, тепло и спокойно. Когда он видит ее – маленькую девочку со смешной конфетой во рту. Маленькую ли? Бет давно исполнилось восемнадцать – они даже день рождения ее праздновали когда-то. Поздравляли и, смеясь, говорили, что она уже взрослая. Она уже даже мать – для чужого ребенка. И очень красивая девушка в глазах многих. Вот только его всегда что-то останавливало. Маленькая ведь. Девочка же. Правда? Такая смешная, такая светлая, такая счастливая – с книжкой в руках и чупа-чупсом во рту. Он никогда не замечал раньше этих ее обтягивающих джинсов, тонкой майки, длинных волос – даже неудобно как-то. Совсем ведь девчонка еще. Такая наивная, даже думать странно, какие мысли она может вызывать у кого-нибудь. А подобные мысли лезли в голову все чаще. Не относительно его, конечно. Нет, он думал о том, как ее мог бы видеть кто-то другой. Так ведь – можно? Стоит только поглядеть, как она восторженно улыбается, читая что-то. Как торопливо сует в рот розовую конфету, как задумчиво мажет ею по губам. Таким же нежно-розовым, тонким, блестящим, вкусным… наверное. Она, не задумываясь, облизнулась, и он невольно повторил за ней это движение, ощущая, как вдруг пересохло во рту. И все равно не находя в себе сил отойти от двери в ее камеру. Все на ужине, сюда никто не явится, никто не заметит его, застывшего в тени и просто наблюдающего за тем, как Бет… Что Бет? А она, даже не догадываясь о том, что за ней наблюдают, играла с конфетой, совсем не думая, какие фантазии может вызвать этими простыми движениями. Ей бы такое даже в голову не пришло. Она его не видела. И просто продолжала читать, напряженно вглядываясь в строчки и проводя сладким, липким, пошло-розовым лакомством по своим тонким губам. Медленно терлась ртом о конфету, едва заметно поводила белым плечом, хлопала длинными ресницами. Замирала вдруг, отводя руку с зажатым в тонких пальцах чупа-чупсом, и посасывала свои губы, заставляя его сжимать кулаки и с трудом сдерживать рвущийся наружу резкий выдох. Нужно уйти. Давно пора? Но он стоял на месте, не сводя жадного взгляда с этой невинно-пошлой девчонки, которая своими играми сводила его с ума, так внезапно и неожиданно. С той, которая касалась чупа-чупса языком, вытворяя с ним что-то невероятное и заставляя представлять совсем другие картинки. Он давно не испытывал ничего подобного. Одно лишь всепоглощающее желание. Только подойти и вырвать из рук книгу, швыряя куда-то туда в стену, непременно с глухим стуком – приговором. Только впиться губами в ее – такие липкие, такие сладкие, такие бесстыдно-розовые – не жалея. Только дернуть тонкую ткань майки, разрывая. Только нажать на светлую макушку, опуская, только вглядеться в наивные голубые и такие, черт возьми, понимающие глаза. Только ли? Конфета скользила по губам, то пропадая во рту, то появляясь снаружи – она казалась вечной. Как и странная книжка, которую Бет читала уже так долго, ни разу не перелистнув страницу. Опущенные веки и едва сдерживаемая улыбка. Румянец на светлых щеках и пронзительный – такой голубой и такой по-прежнему наивный – взгляд. Она видела его. Она знала – всё. Давно уже не маленькая. Совсем взрослая, невыносимо красивая, такая сладкая. Как конфета. Его собственная: вся перед ним, вся для него, вся – навстречу. И он, не задумываясь уже ни о чем, просто шагнул вперед – к ней. А за спиной с глухим стуком закрылась дверь. Как приговор. Ему?