Поздний визит

Ямамото валится на кровать и закидывает руки за голову. Он чувствует себя выжатым – на часах почти десять. Уже темно. День был выматывающим. Занятия, тренировка, весь вечер пришлось помогать отцу – к ним завалилась небольшая, но шумная компашка подвыпивших друзей, и Тсуеши один не справлялся. Ямамото надо сделать алгебру на завтра. Потому что он не ходил к Тсуне − там Гокудера бы помог, а так нужно делать самому. А не хочется ужасно. Ямамото потягивается и зажмуривает глаза, − после тёплого душа он совсем расслабился и теперь хочет спать. Перед глазами мелькают бейсбольные мячи, зелёное поле, а в ушах шумит. Ямамото проваливается в приятную дрёму, улыбается и вдруг внезапно слышит резкий неприятный посторонний звук. Что это, он понять не может, но вскакивает с кровати и оглядывает комнату. Всё тихо и спокойно. Он определённо один. Через пару секунд за спиной снова раздаётся этот звук, Ямамото поворачивается к окну и всматривается в темноту улицы. Фонари не горят после недавнего шторма. Он силится рассмотреть, что это ударилось о стекло и потом видит какой-то движущейся объект. Всматривается. Какой-то человек стоит у дома и машет Ямамото рукой. − Тсуна, − удивленно бормочет Такеши самому себе. Открывает окно. На улице холодно и промозгло. Ямамото в одних только джинсах и ветер, ворвавшийся в комнату, неприятно колет плечи. Ямамото ёжится и высовывает голову наружу, − Йо, Тсуна. Это ты? Чего ты там стоишь? − Я это… Я проведать тебя пришёл. Вот, − Тсуна говорит слишком тихо и Ямамото с трудом слышит его. − Ну, так заходи же, чего мёрзнуть? Я сейчас спущусь, − Ямамото закрывает окно и натягивает на себя чистую футболку, едва уловимо пахнущую порошком. Он спускается в бар и открывает Тсуне дверь. − А я, − Тсуна запускает пальцы себе в волосы и треплет их, неловко улыбаясь. – Я смотрю – у вас свет уже не горит, думаю, значит, уже закрылись. Ну, а у тебя в комнате горит. Я это, подумал вот… Тебе в окно камешек бросить. Ямамото думает, что Тсуна сегодня слегка странноватый. Хотя, он всегда странноватый, но сейчас несёт что-то и запинается. А ещё у него в руках пакет. − Хей, Тсуна, а что это? – спрашивает Ямамото, кивая в сторону пакета. Тсуна вздрагивает и смотрит на кладезь в своих руках так, будто видит её впервые, − Ой, а это я… Принёс. Вот. Угостить тебя. Ямамото добродушно улыбается, − Пошли тогда ко мне. Они поднимаются в спальню Ямамото, и Тсуна осторожно ставит пакет на пол около круглого столика. Такеши садится на одну из подушек, валяющихся тут же на полу, и хлопает ладонью рядом с собой, приглашая Тсуну сесть, − Хочешь, поиграем во что-нибудь? У меня новые диски есть, – Ямамото понимает, что уже поздно, но ведь гостей всегда нужно развлекать. Тсуна мотает головой и садится. И молчит. Ямамото смотрит на него выжидающе, а Тсуна смотрит в пол и молчит. − Эй, Тсуна, что-то не так? – Ямамото удивлённо заглядывает в его лицо. −А? Нет, ничего, всё хорошо. Вот, − и Савада, схватив пакет, вытаскивает оттуда большую бутылку. Ямамото таращится на неё. Он бы меньше удивился, если бы Тсуна вытащил оттуда старый рваный сапог. Ну, мало ли что. А тут бутылка. Да здоровенная такая, литр, не меньше. Ямамото всматривается в этикетку – мартини, симпатичное такое на вид, оранжевое. Правда, из бутылки уже порядком отпито. Ямамото немного времени нужно, чтобы понять, где же отпитая часть, и почему у Тсуны так рассеянно бегают глаза. − Тсуна, ты хочешь, чтоб мы выпили? – Ямамото сам не верит в то, что спрашивает. А Тсуна вдруг уверенно кивает, − Хочу. − Но нам же завтра в школу. − Ну да. Они снова сидят и молчат, а потом Ямамото поднимается и уходит, оставив Тсуну одного. Возвращается через пару минут с двумя высокими стаканами и большой тарелкой суши и ставит всё на столик возле бутылки. Хочется спросить, почему Тсуна пришёл так поздно, почему пришёл с этим мартини и почему хочет напиться. Но Ямамото думает, что Тсуну расстроят вопросы. Что сейчас они просто лишние. И ничего не спрашивает. Мартини сладкое, апельсиновое. Ямамото пьёт маленькими глотками, только создавая видимость, что пьёт, а Тсуна сразу опрокидывает в себя пол стакана и зажмуривается, потом открывает рот и выдыхает, морщится и закидывает в рот суши, быстро жует, заедая терпкую выпивку. Никакая она, конечно, не терпкая, но Тсуне все равно противно. − Знаешь, − через какое-то время совершенно неожиданно начинает он, − Я так устал, − вертит в руках пустой стакан и тыкает пальцем надкушенные суши, рассыпавшиеся рисом по тарелке – это Тсуна сам их все разодрал. – От всего устал. От школы. От дома. Вот и ушёл. Ну, не насовсем, конечно, а просто. Меня, наверное, уже спохватились все, − он вздыхает. – Сейчас Реборн прилетит. Или Гокудера. А я так устал. Ямамото странно слушать его, Савада бывает разный и Ямамото каким его только не видел, но таким он его видит редко – измождённым и отчаянным. И ему такой Тсуна не нравится, нет, не так − такого Тсуну становится жалко. − Если тебя что-то беспокоит, можешь выговориться, − Ямамото смотрит ему прямо в глаза, серьезно, почти хмуро, и Савада смущённо отводит взгляд. А потом его прорывает. Он начинает говорить. Много, сбивчиво, про школу, мафию, маму, Гокудеру, Реборна и Кёко. Он говорит, что он слабак, что трус, трёт глаза, когда на них появляются слёзы. Хватается руками за голову и упирается локтями в стол. Шепчет, как заведённый, − Я так устал, устал, устал… Ямамото больно смотреть на него, он ставит свой стакан на пол и замирает – не знает, что сделать и что сказать. Его друг сидит перед ним, а он не знает, как его успокоить. − Тсуна, − Ямамото не находит ничего лучшего, чем просто обнять его. Он обнимает и прижимает Тсуну к себе. Худого, маленького, с тонкими рёбрами и узкими плечами. Обнимает и Тсуна расслабляется в его руках, выдыхая куда-то в ключицу, − Ямамото. Спасибо. Что… Ты есть. Конечно. Он есть. И будет. А Тсуна слегка дрожит. Так они и стоят, обнявшись. У Ямамото скоро затекают ноги, и он садится, тащит Тсуну на себя, тот не сопротивляется и, не выпуская Ямамото из объятий, пересаживается к нему на колени. − Ох, Тсуна, что ты… − шепчет Ямамото, когда чувствует губы Тсуны на своей шее. Тёплые, мягкие, от них мурашки по телу ползут. − Ямамото, − Тсуна судорожно гладит широкую спину Такеши через майку, − Ямамото, ты такой замечательный. Такой… Не знаю, − говорит он куда-то в шею, в волосы, за ухо, елозит на его широких бёдрах. – Такой красивый. Такой идеальный. Не то, что я. Такеши становится смешно и страшно от глупости ситуации – его друг, его лучший друг, говорит ему такие слова, и страшно становится от того, что Тсуна так пьяняще пахнет, более пьяняще, чем это дешёвое мартини. От такой внезапной близости, от этих рук, которые скользят по спине, от тёплого дыхания, греющего шею. Тсуну хочется. Живот скручивает – Ямамото понимает, что хочет своего друга. Тсуну. С которым они вместе «играют» в мафию, с которым ходят на дополнительные занятия, с которым обедают на крыше школы. И это ненормально. Но Ямамото не может с этим ничего сделать. − Ямамото, − Савада запускает руки ему под майку, − Я хочу… − и сжимает зубы, − Хочу тебя. Хочу, чтобы ты меня трахнул, − он захлёбывается от смущения и собственной наглости. А Ямамото задыхается от этих слов. Господи, что же они творят. Он хочет сказать, что так нельзя, что Тсуна просто напился, ему надо поспать и всё пройдёт на утро. Но он не говорит, только сжимает хрупкую талию и вдыхает неповторимый аромат волос. Чувствует Тсуну всем телом. Чувствует, как он дышит, как бьётся его сердце и от этого голова кружится. − Яма… − Тсуна дышит тяжело, − Ямамото. Я так хочу тебя. Хочу, чтобы ты… Чтобы ты был во мне. Пожалуйста. Давай сейчас. Я не могу больше. И Такеши видит, что он не может – у Тсуны уже стоит. Он трётся о бедро Ямамото и всхлипывает. Это возбуждает, никто его так никогда не возбуждал. Да что там, он и трахался-то всего один раз. На какой-то вечеринке. Там были девушки, взрослые, из другой школы, и Ямамото трахнул одну – она была очень красивая – с вьющимися волосами, выкрашенными в белый цвет, голубыми линзами, пухлыми губами и проколотым языком. Кажется, её звали Юки. А, может, Ёко. Она отсосала ему в туалете, а потом он трахнул её. Он тогда был пьяный и совершенно никакой, не понимал, что происходило. Он трахнул незнакомую девушку, а потом его вырвало. И сейчас он почти не помнит ничего о том вечере – только холодный металлический шарик пирсинга в языке у той Юки. Но, о Боже, куда там какой-то девчонке с пирсингом до Тсуны. Тсуна смотрит на Ямамото из-под опущенных ресниц, пристально, скользит взглядом по лицу, останавливается на губах. Ямамото тянется к нему и коротко стонет, когда касается его губ своими, потому что не может сдержаться. Тсуна на вкус, как мартини. Апельсиновый. И Ямамото пьёт его. А Тсуна отвечает, так сладко, так страстно. Отдаётся весь, выгибается, ёрзает. − Да, да, да, − он шепчет и мечется, потому что мало, потому что Ямамото касается его шеи языком, там, где бьётся пульс, − Ах, да, Ямамото, да, та-ам. Там. И везде. Он больше не может ждать, дрожащими руками гладит Тсуну – живот, грудь, спину. Всё такое хрупкое и маленькое, что ладони Такеши кажутся некрасивыми, большими и грубыми в сравнении с Тсуной. Он задирает чужую майку и припадает губами к розовому соску, лижет. А Тсуна смеётся, вздыхает и зарывается пальцами в короткие жёсткие волосы Ямамото. Он хочет сказать Тсуне какой тот красивый, какой мягкий, как приятно его трогать и целовать. Но слов нет. Он осторожно кладёт Тсуну на пол, подкладывая под его голову подушку, и замирает, рассматривает. Глаза затуманенные, рот приоткрыт, на щеках лёгкий румянец. Тсуна тянет к Ямамото руки. А он хватает его ладошку и целует, водит языком между пальцами, обжигается о холодное кольцо. − Поцелуй меня, ещё, поцелуй, пожалуйста, − выдыхает Савада. И Ямамото слушается. Он целует своего маленького босса, своего лучшего друга и от этого возбуждение волной разливается по телу. Он стаскивает с Тсуны майку и смотрит на него восхищённо. Потом сбрасывает свою. Водит носом по чужой шее, небольшому кадыку, ямочке над ключицами и с ума сходит. А Тсуна царапает короткими ногтями его спину и разводит ноги, обхватывая ими Ямамото, и тот вздрагивает. Отрывается от него, говорит что-то вроде «подожди», и начинает нетерпеливо расстёгивать свои джинсы, снимает их и отбрасывает в сторону, затем, кое-как справившись с волнением, снимает с Тсуны штаны и бельё. Вот он – весь его, весь перед ним, сдавленно стонет, кусает свои губы и с удовольствием обхватывает Ямамото ногами, притягивая к себе. Ямамото не верит и мотает головой. − Не могу, − говорит он, − Так не бывает. Мы не можем так. Это не… − и тонет в глухом вскрике, потому что Тсуна протискивает ладонь между их телами и обхватывает его член. − Сделай это. Сделай, − почти умоляет Савада, − Вставь мне. Пожалуйста. Я хочу. Хочу этого. Хочу тебя в себе. Ямамото, − он берёт руку Ямамото и подносит к своему лицу, начинает облизывать его пальцы, посасывать. Ямамото может поклясться, что ничего сексуальнее в жизни не видел. Губы у Тсуны припухшие, алые от поцелуев и алкоголя. Ямамото смотрит, как в этом ротике скользят его пальцы, блестящие от слюны, как жадно втягивают воздух ноздри, потому что Тсуна с такой самоотдачей, так увлечённо сосёт, что задыхается. О, Боже, Ямамото представляет, как он отсасывал бы ему - этим ртом, этими губами, как ласкал бы член этот горячий язык. Тсуна почти разочарованно смотрит на Ямамото, когда теряет его пальцы. Такеши подхватывает его под колени, трогает член, размазывает выступившую смазку, слушая, как Тсуна хрипит. Гладит яички и скользит влажными пальцами к анусу, надавливает, проталкивает сначала один, неглубоко, на одну фалангу, пробует, чувствует, что можно глубже, можно ещё. Растягивает Тсуну. Недолго, долго невозможно – слишком сильно хочется. Потом плюёт себе на ладонь и, пару раз пройдясь ей по члену, начинает входить. Тсуна напрягается всем телом, каждой мышцей, и кривит рот в немом крике, хватаясь руками за воздух, сжимая кулаки. Ощущения нереальные. Для обоих. В Тсуне так узко и тесно, что Ямамото дрожит, только вставив. Член у него большой и Тсуна бьётся в чужих руках, потому что больно, потому что хорошо, потому что Ямамото, наконец-то, в нём. Внутри. − Потрогай меня там… Ах… Потрогай! И Ямамото снова слушается, трогает, сжимает, гладит, дрочит Тсуне. И двигается. Мучительно медленно, выходя почти полностью, а потом снова медленно загоняя по самые яйца. Они оба горят. Они трахаются, занимаются сексом, любовью или как там это ещё называется, так, будто это не только их первый, но и последний раз. Впиваются друг в друга, кусаются, шепчут, ласкают. Они слишком нетерпеливы, слишком неопытны и кончают всего через несколько минут, когда Ямамото хватает ягодицы Тсуны, сжимая до боли, а Тсуна стонет ему в рот и весь сжимается. Они цепляются друг за друга, как утопающие. И тонут. Они лежат на полу и тяжело дышат. Потом жар спадает, дыхание восстанавливается, и время снова начинает идти. Ямамото вытирает Тсуну салфетками, бережно и аккуратно, и подхватывает его на руки. Укладывает в кровать. Тсуна не хочет оставаться один – только не сейчас и Ямамото забирается к нему под одеяло. Холодные, под тёплым покрывалом, они лежат тихо какое-то время. Потом Тсуеши стучит в дверь и напоминает, что пора спать, что завтра вставать рано и говорит ещё что-то нравоучительное, а они лежат под одеялом и тихонько смеются. За Тсуной никто не приходит. А, может быть, и приходит, но он об этом не знает. Они выключают свет и почти сразу засыпают. Чтоб утром проснуться и понять, что проспали первые три урока. И решить, что можно пропустить и остальные.