The smell of death is all around

- А ты умеешь заинтриговать, полковник, никогда бы не подумал. Серьезно - какому чуду я обязан своим спасением? - спрашивает Джим голосом чуть выше, чем нужно. Джиму не холодно, совсем нет, и его лихорадочный озноб от чего-то другого. Король преступного мира сейчас похож на дохлого хорька, утонувшего в мутной речке, дорогой костюм на нем выглядит как нечто чужеродное. - Чудеса не по моей части, - сухо отвечает полковник Моран. - Ты все еще мёртв. Джим Мориарти проводит трясущейся рукой по волосам и натыкается на пулевое отверстие в затылке. Волосы сбились в кровавый колтун, запёкшаяся корка крови и обожжённая плоть, не разобрать, что где. Джим ощупывает дыру, случайно попадая непослушными пальцами внутрь, и думает - а ведь от выстрела в рот голову бы разнесло к чёртовой матери, а? Джиму это кажется смешным. Джим смеется, и смех у него текучий и неприятный, как грязная вода в Темзе. - Прекрати истерику, - говорит Себастьян, - не заставляй меня думать, что на крыше ты вынес себе действительно важную часть мозга. - Заботливый, - удовлетворённо отмечает Джим. - Люблю, когда ты такой. - Не паясничай. У Джима во рту и в горле на ощупь как сухая трава, он не чувствует ни вкуса, ни запаха, но ему кажется, что его выпотрошили и набили заново соломой. Он бы не поручился, что этого не было. - На каком индейском кладбище ты меня закопал, полковник? Моран не меняется в лице - не понял, должно быть, он не любит массовую, как поветрие чумы, фантастику. Моран не меняется в лице все это время, у него вообще невыразительная мимика, но он старается отвернуться - тебя не было четыре дня, сказал он, не добавив больше ничего. У Джима потребность в чужом восхищении в крови, он расцветает от света софитов, а теперь его колотит от ненависти к себе. Четыре дня и открытое ранение, можешь забраться в морозильную камеру ногами вперед или зарыться в соль, но поможет ли. Ты был гением перфомансов, милый принц, но что ж теперь. Последствия смерти хуже самой смерти ровно настолько, насколько предвкушение праздника лучше самого праздника. В обратной последовательности. Сам Джим не чувствует запаха - он вообще ничего не чувствует; от подступающей истерики сжимает горло, и иссохшие стебли тычутся в слизистую глотки. Он нашпигован изнутри, и конечности отказываются его слушаться, и глаза режет, и Джим Мориарти сейчас такой жалкий, что впору застрелиться - уже прилично, без последующих евангельских сцен от Иоанна, Джиму не идёт белый. Он сжимает веки - так плотно, пока не видит череду разноцветных пятен, красный-синий-зелёный, и чернота вокруг расплывается волнами, а безумную тьму из глаз Джима не вытравила даже смерть. А Шерлок умер по-настоящему, дурак, это оказалось так легко, это оказалось сплошным разочарованием, и Джиму останется только вторично умереть - уже от скуки. Голоc полковника подозрительно похож на голос классического хорошего полицейского: - Помочь успокоиться? Джим так удивлен его тоном, что разлепляет веки. Ладонь Морана любовно поглаживает ствол беретты, жест интимный и вместе с этим почти родной в своей обыденности. Джим не отводит от его руки глаз. - Спасибо за предложение, - говорит он, сглотнув (режущие стебли ушли куда-то внутрь, не грозя больше проткнуть нёбо и глотку). - В следующий раз, - добавляет он, цепляясь взглядом за сухие темные пальцы с квадратными ногтями. Моран кивает. Джим улыбается, как сдохший и вновь оживший кот.