Нечеловеческое.

Маршалл - настоящее чудовище. Каким бы он ни казался в повседневной жизни – хамоватым, наглым, абсолютно невыносимым - конфетный принц знал наверняка, что он куда хуже. И Гамболл прощал. Прощал в ту же секунду, когда прохладное дыхание все равно каким-то жаром опаляло губы и острый язык вампира раздвигал их настойчиво, подкупая нежными движениями и мятным холодом. Балкон спальни принца – привычное место, дабы сцепиться в поцелуе. - Тебя так давно не было, чертов идиот, - едва было позволено вздохнуть, пробормотал Гамболл, запуская пальцы в темную шевелюру. - И ты, наверное, хочешь мне сказать, что до дрожи в коленках по мне соскучился? – губы вампира скривились в самодовольной усмешке, обнажая острющие клыки. - И не надейся. - И не планировал. Хорошо. Я буду считать, что сейчас ты дрожишь от страха. Гамболл прикусил губу, чуть саднящую после поцелуя: сколько бы времени ни прошло, было сложно избегать контакта с острыми зубами любовника. Было сложно ответить что-то в меру остроумное в подобные моменты. А еще сложнее было самому давным-давно научиться не заходиться лихорадочно красным, когда вампир, как сейчас, самодовольно хмыкнув, без лишних слов просто подхватывал принца на руки, дабы перенести в теплое помещение, и медленно, с пронзительным, чуть насмешливым и изучающим взглядом, принимался целенаправленно стаскивать с него одежду. - Я не хочу так, идиот, - Гамболл возмутился заранее обреченным тоном, тем не менее не особо препятствуя процессу. - А я не хочу тратить время. Принц тоже не хочет, но никогда не скажет. И колени правда дрожали, как и все тонкое тело - давно приученное, предвкушающее. Маршалл на самом деле никогда не был груб. Пожалуй, у Гамболла давно уже сдвинулись все понятия относительно приемлемого поведения, но все происходило до мельчайших моментов правильно. И даже то, как впивались клыки в нежно-розовую сладкую кожу, в районе укуса тут же приобретающую чуть сероватый оттенок. Принц изогнулся, стиснув зубы от легкой, ноющей боли. Шумно вздохнул, в самом деле пытаясь унять в теле дрожь волнения. Он стоял, пытаясь не шелохнуться, пока пальцы вампира оглаживали плечи, ключицы, словно Маршалл возжелал немедленно обновить каждый изгиб в памяти. И, разумеется, примериться, какое местечко в следующий момент лишить молочно-розового оттенка. Гамболл охнул, когда вместо укуса где-то между выступающими лопатками щекочущим прикосновением прошелся острый кончик языка. Череда поцелуев, на которые пальцы конвульсивно дергаются, и их надо снова немедленно сжать в кулаки, пытаясь не выдать своего нетерпения перед вампиром. - А ты и правда больше не боишься меня, принцесса, - король вампиров отметил это удовлетворенно, разворачивая принца лицом к себе. – Смотри только на меня. Внимательно. Глаза Маршалла вспыхивают красным, а челюсть в оскале деформируется, красуясь куда более впечатляющими клыками. Гамболл тихо вздохнул, подразумевая испуг; зрачки розовых глаз расширяются, и вампир услышал, как бешено зашлось в чужой груди сердце. - Это ведь больше не страх. Не пытайся мне врать. Он и сейчас уже не слишком-то был похож на человека. Не с этими сияющими глазами, приоткрытой зубастой пастью. Такой, каким Гамболл увидел его когда-то давно, когда впервые оказался под королем вампиров. В какой-то момент тогда пальцы, стискивающие бедра, обзавелись внушительными когтищами; и принц помнил, как его затрясло от продирающего ужаса и оргазма одновременно, когда глаза любовника засочились красным цветом, и он склонился над ним с животным рычанием сквозь преобразовавшуюся пасть. Вопрос самоконтроля. Вопрос, который отпал сам собой с самого первого раза. - Ближе, принцесса. Я постараюсь… не сразу. Гамболл сделал шаг вперед, самостоятельно прильнув к крепкому, перестраивающемуся телу. Прижался, наслаждаясь легкой вибрацией, проходящей через конечности. Маршалл в самом деле сдерживал себя. Максимально. Даже когда принц, окончательно сдавшись, самостоятельно потянулся к его губам, чтобы коснуться приторно-сладким языком, затем прошелся парой поцелуев по щеке, и язык мазнул по заметно увеличившемуся острому уху. Нельзя на кровать. Гамболлу вряд ли бы хотелось ее восстанавливать, поэтому он лишь благодарен за то, что об пол его приложили вполне себе нежно. Благодарен, что Маршалл еще в относительно человеческом облике, а собственное тело достаточно привыкло к вампиру, чтоб не ломило болью, когда тот развел ноги, и вошел, смазав член исключительно посредством смачного плевка на ладонь. Благо, не хватило ума пытаться подготовить любовника, когда пальцы подрагивают, а когти неконтролируемо удлиняются. Целее будет. Принц не стонет; вскрики – на вдохе, и пробрало удовольствием уже на исходе минуты грубых, размашистых движений. Рот Маршалла еще способен на поцелуи – Гамболл этим пользовался, иногда нагло самостоятельно его притягивая, извиваясь затем от вовсе шального ощущения, когда удлинившимся языком король вампиров невольно принялся двигать в такт заданному темпу. Горячо так, что прильнуть к прохладному телу ближе – единственное спасение, словно он – единственное нечто нераскаленное в этой комнате. Длинный язык вампира скользнул по шее, а прикосновение мощной челюсти уже на самом деле пугало. Это не аккуратные клычки, ранки от которых – пустяк, едва ли не приятный. Это на самом деле опасно. И чертовски пугает. Настолько же, насколько возбуждает. В случае с Маршаллом эти понятия всегда перекрывали друг друга и безмерно резонировали. Гамболл вскрикнул от боли, когда тело над ним изогнулось, и рубашка на плечах вампира разошлась с треском; когтистой лапой ее мешающиеся остатки тот и сорвал, в следующий момент стискивая обеими лапами хрупкое тело, дернувшееся и, очевидно, решившее воспротивиться. - Медленнее, придурок! – принц всхлипнул обиженно, замирая в раздувающихся руках. – Мне больно! Ты… Слишком давно последний ра-аз… Ох, черт! Перед лицом разомкнулась уже сочащаяся вязкой слюной нечеловеческая пасть, способная перекусить шею принца в один присест. Гамболл не двигался, зажмурившись от болезненного ощущения, когда член вампира значительно увеличился – чуть быстрее, чем можно было бы для полного отсутствия дискомфорта. Натягивает изнутри болезненно, предельно, чудом не разрывая. По замку пронеслось утробное, нечеловеческое рычание, пробирающее тело конфетного принца насквозь легкой вибрацией, и со скрипучим хлюпаньем развернулись, продрав спину вампира, размашистые кожистые крылья. Дальше всегда начиналось полнейшее безумие. Гамболл орал и извивался, теряя любое понятие о самоконтроле; сильное существо едва ли не дробило кости своей хваткой, а движения были безумно болезненными, разрывающими, безумно… Он кончил, едва пасть чудовища, легонько прикусив, сомкнулась на плече; Маршаллу стоило едва стиснуть зубы, чтобы оторвать принцу руку. Но он правда никогда не бывал с ним груб. Гамболлу хватало самого осознания возможности такого исхода. Вида того существа, что овладевало им властно, не по-человечески. Когтистых лап, что фиксировали железно, и лишали любой возможности дернуться протестующе. Даже когда тот, не отошедший после первого оргазма, заколотил по этим лапам кулаками, едва ли не рыданиями взмолившись дать ему небольшую передышку. Словно ненадолго забыв, что в такой форме Маршалл не слушает. В ответ раздалось только низкое рычание, на долю злобное, возмущенное. Которое на самом деле заставляет замереть от испуга и всхлипнуть, пытаясь перетерпеть болезненные жесткие толчки. Совсем немного подождать. Гамболл вспыхивает быстро: тело его привыкло к подобной боли в их встречи. Он ненадолго опускает взгляд, и предпочитает зажмуриться; пусть он и не человек, но вид проступающего на подтянутом бледно-розовом животе бугра с каждым толчком все равно казался каким-то неприятным, даже при осознании того, что ничего не повреждено. Выламывать начинало постепенно, волнами; существо над принцем урчало от удовольствия, и тот, ища, за что зацепиться руками, сжимал пальцы на жесткой шерсти его тела, стискивая зубы с каждым зашкаливающе приятным движением. Пожалуй, это должно быть более, чем омерзительно. Когда по жвачной массе, заменяющей волосы, стекает вязкая, прозрачная слюна, и лицо вытереть практически невозможно. Тем более, что рот в следующий же момент тактично затыкает язык чудовища, заставляя закашляться и отвернуть голову, позволяя этому скорее подобию щупальца пройтись по шее и груди. Гамболл правда слишком сладкий. Существо, Маршалл, продолжало вылизывать нежную кожу, словно на самом деле наслаждаясь вкусом. Оно развернуло его лапами, так и не вынимая члена, под протяжный жалобный стон продолжив исследовать языком спину. Пожалуй, последние более-менее чистые участки кожи. Конфетный принц уже скорее хрипел, чем стонал, когда внушительные зубы надавливали на кожу чуть сильнее, чем надо, но боль полностью перекрывалась уже напрочь зашкаливающими ощущениями. В какой-то момент Маршалл разжал лапы, и Гамболл едва успел выставить руки, дабы не приложиться носом о ковер; следом руки пришлось скрестить, утыкаясь в них лицом, в то время как в спину впечаталась тяжелая когтистая ладонь, не позволяя более подняться и вынуждая максимально прогнуть спину. Вторая лапа стукнула о ковер возле головы; этот самый ковер отозвался жалобным треском, когда существо чуть сжало пальцы, а когти подцепили тонкую ткань. Предельно зафиксировав конфетного принца таким образом, король вампиров теперь уже окончательно сорвался на темп, пожалуй, бешеный, заходясь животным рычанием, которое едва ли не перекрывало крики трепещущего под тяжелой лапой Гамболла, который уже, казалось, рыдал куда-то в свои скрещенные руки, на деле же захлебываясь слезами от безумных эмоций и чистого физического наслаждения. Минутой позже чудовище удовлетворенно заурчало, замирая на миг; острые уши дернулись, вслушиваясь в протяжный, судорожно сорвавшийся крик кончившего с ним одновременно принца; по тонким ногам вязкой жидкости потекло в соответствии с размерами самого существа. Чего и следовало ожидать. Тяжесть сверху пропала, и принц нелепо завалился на пол. Да, это определенно должно быть до невероятного мерзко, и монстр лишь немного отстранился, позволяя принцу приподняться на локтях. Тот разомкнул губы, силясь что-то сказать. Получился исключительно судорожный выдох, за которым он бегло облизал пересохшие губы, выпрямляя руки и почти садясь. Мутный взгляд потемневших розовых глаз пересекся со взглядом алым, горящим и звериным. - Иди ко мне. Непонятно, как пасть этого существа способна воспроизводить какие-то слова. Но она воспроизводит. Так, как никогда это не было бы произнесено в человеческом теле. Низко, клокочуще. А Гамболл, судорожно выдохнув, подтянулся к нему и потерся лицом о шерсть на животе чудовища, которое теперь просто уселось, с интересом предоставляя инициативу принцу. Разумеется, Маршалл понимал. Что конфетного принца перегибает от возбуждения от самого осознания вопиющей неправильности. Вопиющего ужаса этой оболочки монстра. - М-мой Глоб… Не понимаю, как до сих пор этим ты не порвал меня, как тряпочку, - с искренним недоумением бормочет принц, когда проходится пальцами по органу существа, а затем наклоняется, размыкая губы и пытаясь взять в рот хотя бы на треть; очищая от остатков семени, зажмурившись и отчего-то едва ли не мурлыча от удовольствия. Пожалуй, от самой возможности приласкать свое возлюбленное чудовище, которое милостиво предоставило телу принца передышку, и теперь сквозь зубы судорожно втягивало воздух, а кожистые крылья дергались, выдавая, сколь вампиру приходится сдерживаться, дабы терпеть не особо умелые ласки очевидно не приспособленного для таких размеров рта, а не просто опрокинуть принца на спину и продолжить истязать это уже порядком потрепанное тело. Гамболл в очередной раз закашлялся, чертыхнувшись, затем поднял взгляд на своего урчащего монстра. Хрупкая человеческая рука нащупала лапу существа, и следом он тактично дал добро на то, чтоб эту лапу снова приложили к его телу, когда сам он забрался сверху, со стоном опускаясь на его орган и чувствуя, как чудом не впиваются в тело когти, когда лапы подхватывают под бедра. Положение наездника не давало абсолютно никакой власти, учитывая, что ногами пола он не касался, а силищи в этом существе более, чем хватало, чтобы нисколько не напрягаться, поднимая и опуская хрупкое тело. Гамболл зажмурился, уткнувшись лицом в шерсть на груди своего нечеловеческого, жуткого любовника, шумно выдыхая. Воистину. Завтра он будет не в состоянии встать. Мысль об этом стукнула еще раза три. Но такого Маршала невозможно отпустить. И невозможно не желать. Пожалуй, когда-нибудь принц задумается над тем, что это – полнейшее извращение и оправдания ему в слабости перед этим монстром нет. Задумается, согласится с этим, а через несколько дней будет ожидать любовника в гости. - Я хотел пару нежных поцелуев. - Ты врешь мне, - лениво улыбнулся вампир, подтягивая к себе принца поближе человеческими руками. - Хорошо. Я хочу. Сейчас Маршалл даже с каким-то удовольствием выполнил сию бесполезную, с его точки зрения, просьбу, целуя сладкие и привычно на долю липкие губы. Долго, неторопливо и нежно, дабы не возмущался потом. В какой-то момент конфетный принц просто перестал отвечать на поцелуй – вампир был готов возмутиться, пока не осознал, что тело в его руках откинулось совершенно безвольно. - Я немного перегнул палку, принцесса? Гамболл уже не ответил, а король вампиров заулыбался едва ли не умиленно. Поднять свое тело с кровати, черт помнит как там оказавшееся, получилось у принца едва ли не под вечер следующего дня. Взгляд скептически прошелся по идеально чистой комнате (еще больше удивляла чистота кровати и собственного тела), с усмешкой задержавшись на вспоротом когтями ковру. Его все-таки придется заменить. И в следующий раз отчитать Маршалла за порчу имущества. Так отчитать, чтоб в следующий же момент оказаться в его руках где-то за пределами замка. Мол, не хочешь, чтоб страдали твои драгоценные вещички, проследим, чтоб их рядом не было.