Не плачь

Лелик всегда был таким, сколько я себя помню. - Хорош отсиживать задницы, пойдем гулять! Внешность - милого ангелочка, сущность - истинного дьявола. *** Я знал его с самого раннего голозадого детства, вместе возились в одной песочнице, в войнушку играли, потом в детсад вместе за ручку ходили, так и в школу пришли, я, правда, на год раньше, и до самого моего выпускного друзьями были. Лелика с малых лет с девчонкой путали. Красивый он, светленький, голубоглазый, тоненький, как тростиночка, с губками пухлыми, капризными, в общем, моделька с журнала. Только вел себе - ни хера не девочка. Я же полная ему противоположность. Отец – КМС по борьбе, его, гада, гены. Я тоже светлый, но темнее, чем Лелик, крепкий и здоровый, выше, правда, не намного, вот уж за что, дорогому папаше, спасибо. Это я с виду такой бандит бандитом, на самом деле я дрался-то в своей жизни только из-за Леля, если его кто обижал, или он сам к кому лез, заступался, в общем, а так, я парень мирный, дерусь только на ринге. Лелик же, маленький ураганчик, шумный, непоседливый, быстрый, беспокойный, болтливый ураганчик, никогда ему на месте не сидится. Я не такой. Я спокойствие люблю, комфорт, поэтому никто никогда понять не мог, как два совершенно разных человека так сошлись. Мы с ним всегда были «не разлей вода» – везде вместе, а как отец его мать мою замуж взял, так и жить вместе стали, в комнате одной. Когда родители наши о свадьбе объявили, я стал бояться, что Лелик не примет их, и дружбе нашей конец, мне-то все равно было, я даже радовался, наконец, маман нормальный мужик попался. Лель мать свою любил, когда она умерла, лет десять назад от рака, переживал очень, болел даже, и остался у него тогда отец только. Очень он всех к нему ревновал. Но, как оказалось, зря я волновался, к счастью. Он, конечно, поперживал чуток, пообижался, но принял. Я тогда себя по-настоящему счастливым почувствовал. Помню, родители укатили после свадьбы на две недели в Турцию, и мы с Лелем одни дома остались. Так эти две недели и провели в пьяном угаре. Чего только не было! И соседи заявлялись, и милиция заявлялась, и учителя, и завуч, такие мы вечеринки закатывали, эх! Только на Лелика это не действовало, если уж он решил оторваться, то сделает это так, что все запомнят. А еще, именно тогда он признался, что девчонки его не интересуют. Совсем. Я тогда влюблен был, в первый раз, взаимно все было, Катей ее звали, летал как в облаках, все таким радужным было, поэтому признание-то воспринялось так легко. Я не гомофоб, нет, мне всегда было как-то плевать, но когда тебе твой лучший с детства друг, брат младший почти что, заявляет, что спит только с парнями, это, знаете ли, стресс, и еще какой. …- И? - Что – и? - Не ударишь даже? – Лелик говорил в своей обычной манере, растягивая слова, совсем по-девчачьи кривляясь. И как я раньше не догадался-то? - Чего тебя бить, малохольного, на тебя дунешь – улетишь, - привычно усмехнулся я. Лель как-то сразу расслабился, даже в глаза мне посмотрел. - Сам ты малохольный, мудище стокиловое, - поддержал веселье он, кинувшись на меня, принимаясь колотить, не больно, правда, и все вернулось на свои места. На самом деле, Лелик драться умел и очень даже любил это дело. По нему не скажешь, вроде такой весь жеманенький мальчик-одуванчик, особенно после того, как он со стилем определился, и стал одеваться унисекс, но ему только дай повод, он отметелит любого. Даже как-то парнишку, со мной ходил, тренировался, неплохой, в общем-то, парнишка, с ним и поговорить есть о чем, и он попойку любую поддержит, так вот, Лель его сам, первый задирать начал, подрались они, в общем, крепко, парнишка тот долго еще с опаской на Лелика поглядывал, и даже вроде как побаивался чуток. Да и не только подраться любит он. Ругается, хуже любого сапожника, а как-то даже всерьез колесами увлекся. Хорошо, вовремя я заметил, и мозги вправил. Насчет бухла там, сигарет, я никогда не протестовал, но если видел, что Лелика на наркоту тянуло, тут же меры предпринимал. Плохой мальчик он, в общем. И всегда думал я, чего он такой неспокойный? Как будто его все время тянет туда, на плохую сторону, на ту дорогу, которая не ведет к хорошей жизни, которая вообще к жизни не ведет. …- Не понимаешь ты ничего, Жека, эх, не понимаешь, - говорил он, смоля неизвестно какой по счету сигаретой, стоя возле подъезда, тяжко и неподдельно вздыхая. - А ты скажи, может, тогда я пойму, - пожал я плечами. Ну а что, да, привязался, а, может, я помогу ему? Он тогда только головой покачал, и ничего больше не говорил, пока мы домой не зашли. Я тогда думал, может, он из-за хахаля-то какого-нибудь? Я знал, что Лелик мой, братик младший, не мальчик уже. Какие только кадры его не обхаживали! И где он только их цеплял? И бизнесмены семейные, поддавшиеся очарованию мальчика-зайчика, и модельеры какие-то, прожженные геи, и студенты, с похотливыми глазками и без мыслей в голове, никто устоять не мог, если Лель глаз на них положит. Я так у него и спросил однажды. …- Не лезь, Женька, не в свое дело со своими, блядь, философскими разговорами о смысле жизни. Целее морда будет. Да только видел я, что в точку самую попал. Любовь грызет его, малохольного, что ли? Или ее отсутствие? Только после этого я к нему с вопросами всякими лезть перестал. Не хочет говорить по душам, ну и пусть, у меня как раз выпускной класс был, экзамены, поступление и все такое. Упустил я его, в общем, из виду. Когда заметил, поздно уже было. Парень этот, в общем-то, с виду нормальным был. Высокий, с меня ростом, загорелый, с черными волосами и голубыми глазами, одетый прилично, не дешево, сразу видно было, и с правильной такой, почти академической речью. Хорошо они смотрелись вместе, как с картинки, да только типчик этот мне сразу не понравился. Высокомерный какой-то, холодом от него так и веет, ходит, нос задирает, имя еще такое - Владлен. Да и с Леликом обращался, как с собачонкой какой. А Лель влюблен был в него по уши, ходил за ним хвостом, и вправду, как собака преданная заглядывал в рот, и слова все ловил. Когда этот Владик ему не звонил по два-три дня, грустил он. Сидел как брошенный на подоконнике и на улицу пялился, изредка отрываясь, чтоб телефон проверить, может, соизволил-таки его благоверный хоть смс написать. Мне все это, естественно, не нравилось. Я ему так и сказал: «Скользкий тип, этот твой Владлен. Не нравится он мне, бросай его», как только познакомил Лелик меня с ним. Да он разве послушал? До скандала все дошло, до ссоры. Самой первой и большой. Экзамены я сдал кое-как, это Лель был среди нас мозговитый, хоть и тот еще раздолбай, а отличник, выпускной был на носу, важная дата для меня - завершение первого этапа жизни, к тому же, я на следующий же день уезжал в столицу, к тетке, ходить на курсы в выбранном универе и поступать, а этот друг так называемый, забил на все это, и укатил со своим Владиком на дачу тусить. Я тогда разозлился не по-детски на него, мы же, получается, и не попрощались толком, а ему плевать было. Я все ждал на следующий день звонка или смс какой, а от него ни слуху, ни духу, ну и не стал напоминать о себе, а потом как-то все закрутилось, завертелось, не до этого стало. Я поступил тогда на бюджет, не МГУ, конечно, но тоже очень престижный университет, не зря столько денег родители на курсы угрохали. Тяжело было поначалу, загрузили на учебе по полной, да и город новый, незнакомый, чужой, осваиваться надо было, не до Лелика. И он сам, хорош, по-прежнему молчал, сердился что ли, за то, что наорал тогда, по телефону, когда он оправдаться пытался, что не придет на выпускной. Так и прошли первые полгода моей учебы. Приехал я домой только на Новый Год, после самой первой сессии, и был рад этому до усрачки. Даже Леля готов был простить. Но, когда увидел его, прощать, как оказалось, было нечего. Лелик, мой маленький братишка, выглядел ужасно, он был похож на зомби, бледный, с темными кругами под выцветшими глазами, совсем худой и болезненный. Он все время сидел в своей комнате, читая разные книги, или просто уставившись куда-то в пространство, почти не разговаривал, не ел, и совсем не выходил из дому. Мать и отчим были мрачнее туч, только виду при мне не подавали, а так, переживали очень, мать плакала даже, почти каждый день, любила Леля, потому что, как родного. Всегда о дочке мечтала. А Лель на меня даже не среагировал. Когда я вошел в его комнату, он только равнодушно поднял на меня взгляд, и снова вернулся к чтению сказок братьев Гримм. …- Леля, Лель, - позвал я, присев перед ним на корточки. Он сидел в большом мягком кресле, в котором его еще более утончившаяся фигурка просто тонула. Он по-прежнему не реагировал. - Я…я подарок тебе привез, Лель. Айпод. Помнишь, ты хотел? Только не было уж Лелика моего, оболочка одна осталась. Долго я выпытывал у матери и отчима, что же случилось с Лелей моим, догадываясь. Праздник весь в напряге прошел. Мать первая не выдержала, рассказала, сквозь всхлипы, шепотом, чтобы Лель не слышал. …- Это в августе случилось. Он чаше пропадать стал, видно, что расстроенный был, вздыхал, все позвонить тебе хотел, да не решался. Слушал разговоры мои с тобой, скучал, все время о тебе говорил. Может, это не понравилось дружку-то его, - я удивился, что мама знает обо всем, видимо, рассказал ей Лель, когда я уехал, - может, еще что… - мама горько пожала плечами и совершенно неожиданно расплакалась. – Они держали его там три дня и…и насиловали. Как будто ему мало было того, что Лелик и так его больше жизни любил! Отдал другим, которые мучали его, Женька, они так его мучали! У него шрамы по всему телу и там…там все порвано было, он совсем невменяемый был. Тебя звал все время, не спал, не ел, только спрашивал : «Теть Наташ, а Женька скоро приедет?». А как я тебе сказала бы? У тебя же поступление, учеба, тебе и так тяжело было. А потом…потом он успокоился как-то. Утих. Разговаривать перестал. За последние полгода едва ли пять слов сказал. Только сидит, книжки читает, ест иногда, мыть себя разрешает, спит редко, а порой просто бродит по квартире. Что же делать, Женечка? Я стукнул кулаком по столу. - Дура ты, мама. Сразу мне надо было сообщить. Я никогда на мать не повышал голос, и тем более не говорил с ней так, но после всего, что она мне рассказала… я сидел, как громом пораженный. Не уберег братишку, не защитил… Сразу после этого я в комнату к нему кинулся. Он на кровати лежал, лицом к стене, в клубочек свернулся, и плакал потихоньку. Слышал все, видимо. Я лег возле него, обнял, прижал со всей силы, сам едва ли сдерживаясь от слез. Лелик дернулся странно как-то, начал отцеплять руки мои от себя, да только я не дал. - Ну что ты, Леля, это же я, Женя. - Не трогай, - вдруг тихо сказал он хриплым от долгого молчания и от слез голосом, - я грязный, не трогай. - Дурачок маленький, не грязный ты, ну. Мы пролежали с ним так долго, до глубокой ночи. Он взял мои руки в свои, так и не повернувшись, а я просто дышал в его светлую макушку, переваривая все свалившееся, осознавая. Да разве ж можно такое переварить?! На следующий день обзвонил всех дружищ по спортивной школе, что в городе были, собрал, попросил помочь в деликатном деле. Ничего закон не смог сделать против обидчиков Лелиных, зато мы с дружищами сделали. Все согласились, хоть я им подробности не рассказывал, все Леля знали и уважали. Когда узнал подробнее, кто моего Лелика конкретно обидел, ну, кроме Владлена этого, навсегда охоту трахать кого-то отбили. Ногами. Специально ребятам сказал по яйцам бить, да посильней. Стало легче, честно. А потом я и за Леля взялся. Он с тех пор, как я узнал все, уже не так сильно замыкался в себе. Я читал ему вслух, рассказывал об универе, об учебе, о мелочах всяких забавных, стараясь расшевелить, вызвать ответную реакцию, выводил на улицу, силой, на мороз, впихивал еду, и все время проводил с ним. Когда он в первый раз улыбнулся мне, я был счастлив. Но каникулы не длились вечно, и скоро я уже должен был вернуться в столицу. Расставание с Леликом было болезненным. Он не хотел меня отпускать, жалобно заглядывая в глаза, чуть не плача. - Лель, я скоро приеду, ты не раскисай только. В ответ только привычное молчание и полный тоски взгляд. - Я буду звонить тебе, ты только говори со мной, хорошо? И на свежий воздух выходи обязательно. Ни слова. Он позвонил мне первый, как ни странно, и заговорил. С трудом, будто заново вспоминая, как это делается. - Женька… - Лелик! Лелик, это ты? - Да…это я. - Я скучаю, маленький. Теперь я все чаще стал его так называть, раньше называл если не по имени, то только «мелкий». - И я, Жень. - Ты кушал сегодня? На том конце повисло молчание. - Лель? - Д-да. Я люблю тебя, Женя. От его слов в груди потеплело. - И я тебя, маленький. Я и вправду чаще стал приезжать домой. Почти каждые две недели я навещал родителей и Лелика. Это просто стало целью моей жизни - вернуть моего прежнего закадычного друга, матерящегося, дымящего, жеманного то ли мальчика, то ли девочку Леля. Ему не становилось лучше. Конечно, он ожил, по сравнению с тем, каким он был тогда, на Новый Год, но дальше мы не продвигались. А потом и вовсе случилось такое, что долго я не мог прийти в себя.