***
POV Луи - Гарри, ну почему ты никогда не задергиваешь шторы до конца? - я недовольно перекатился на другую сторону кровати, обнимая парня. - Солнце редко заглядывает к нам. Не хочу пропустить, - шепчет он, переплетая наши пальцы. - Иногда мне хочется стать солнцем, чтобы ты любил меня так же сильно. - Луи Томлинсон, ты ревнуешь меня к звезде, которая находится за 140 млн км от нас? - засмеялся Гарри, - У меня есть кое-кто гораздо ближе. И он теплее солнца. - холодные пальцы парня сильнее сжали мою руку. - Погоди, я сейчас включу обогреватель, - я свесил ноги с кровати и откинул одеяло. Моему обозрению предстал огромный синяк на все правое колено. - Бу, все в порядке? - услышал я голос совсем рядом, - У тебя большой синяк вот здесь, - он нежно поцеловал меня в плечо. - Да, конечно. Это же просто синяки. Залезай под одеяло, я сейчас, - голыми ногами по холодному полу я пошел включать обогреватель. И чай заодно заварю. Еще есть немного времени, прежде чем ехать в студию. - Ты упал где-то? - спросил Гарри, прижимаясь ко мне, когда я снова лег рядом. - Все может быть, не знаю. Скорее всего на тренировке. - Будь осторожнее, Луи, - парень улыбнулся, мягко целуя меня в губы. Я никогда не любил утро. Но сейчас, лежа в постели с любимым человеком, я мечтал, чтобы оно никогда не заканчивалось. - Бу, у тебя кровь из носа, - Гарри отстранился и все еще холодными пальцами стер несколько капелек. - Ничего страшного, я пойду умоюсь, - я осторожно поднялся с кровати, оставляя встревоженного парня совсем одного в комнате. Когда кровотечение наконец прекратилось и я вышел из ванной, Гарри уже пил чай на кухне. - Ты в порядке? - спросил он, вскинув глаза. - Да, просто сложная неделя, - я подошел ближе, оставляя на его шее невесомый поцелуй.***
POV Гарри Я действительно хотел сделать это тем вечером. Написать песню. Но вот уже два часа я сижу перед пианино, на котором так и не научился играть. И в голове снова и снова всплывает тот день, когда все началось. Твои синяки, кровь из носа. На следующий день я уговорил тебя съездить к врачу. Ты, конечно, не хотел, чтобы я был там с тобой. И вернувшись домой, лишь сказал, что они хотят проверить кое-что, и мне не о чем волноваться. Зачем вообще люди так говорят? Не волнуйся. Как будто это можно взять и отключить. Через несколько дней ты попросил меня прийти в больницу. Палата 297. С табличкой "главный онколог." Я до последнего надеялся, что с кабинетом твоего терапевта что-то не так и он, по старой дружбе, позаимствовал кабинет у этого самого онколога. Единственное, что я запомнил, когда вошел внутрь - это твои красные глаза. И улыбка. Ты улыбался. Искренне. - Я так рад, что ты пришел, - едва слышно сказал ты. - Как я мог не прийти? Бу, что случилось? - ты поднял на меня свои глаза и внутри уже что-то оборвалось. Ты смотрел куда-то мимо меня и тихо говорил: - Лейкемия, 2 стадия. Хотят начать химию. Если честно, я совсем не помню, что мы обсуждали с доктором, но помню, что держал тебя за руку. Это был первый раз, когда твои пальцы были холоднее моих. Наверное это слишком больно. Наверное, я еще не готов. Но, затаив дыхание, наигрываю простой мотив из 5 нот. - Бу, ты уверен насчет химии? Есть другие способы и... - Гарри, - перебил он меня - Ты знаешь, что этот самый эффективный. И между тем, чтобы умереть и облысеть и поблевать, я выбираю второе, уж извини. - Прости, Луи. Прости меня. Я совершенно не знаю, что сказать, что сделать, - из глаз потекли слезы. Это был первый раз, когда я плакал из-за него. Теперь уже просто не получается. Он ничего мне не ответил. Я помню, что тогда он улыбнулся своей теплой улыбкой, и в комнате стало светлее. Продолжаю наигрывать эти 5 нот снова и снова, а в голове одно за другим проносятся воспоминания. Боже, как же я тебя любил. - Люблю - поправил я себя. И это первое слово после твоей смерти, которое является правдой. Даже если тебя нет, ты Был. И мое "люблю" всегда останется в настоящем времени. На первой химиотерапии ты улыбался. Я был так благодарен, что ты не стеснялся своей болезни и разрешал мне всюду ходить с тобой. Болел ты, а умирал я. Доктор поставил тебе капельницу и ушел. А я все время держал тебя за руки, стараясь согреть их, как и ты мои прежде. - Луи и Гарри? - неуверенно спросила маленькая девочка, которая сидела напротив. Да, ты отказался от отдельной палаты, хотя я до сих пор не понимаю почему. - Да, принцесса? - ответил ты, нежно глядя на ребенка. - Это правда вы? Один раз, когда мне поменяли таблетки, я тоже вас видела. Поэтому не уверена. - Хазз, подкати меня поближе, - тихо попросил ты, и я сразу же сделал это. Девочка неуверенно протянула к тебе руку и ты обнял ее, насколько это позволяли сделать трубки. - Видишь? Я настоящий. - Ты болеешь? Это что, я тебя заразила? - ее глаза округлились. Луи засмеялся, a на моих глазах снова выступили слезы. Я плакал каждый день, прячась, чтобы ты не видел этого. Поэтому и в тот раз я молча отпустил твою руку и вышел. Первая процедура прошла хорошо. Я думал, что тебя сразу начнет тошнить и ты облысеешь, но доктор сказал, что на это потребуется время. Вообще, тебе ставили довольно оптимистичные прогнозы. И ты улыбался, верил, благодарил и снова улыбался. И каждый раз в такие моменты внутри меня что-то обрывалось, а в горле появлялся ком. 5 нот. Снова и снова. Думаю, они мне нравятся. Беру в руки карандаш и рисую ровные кружочки на линеечках. Вот таким языком я решил рассказать нашу историю. Больше ничего не получается придумать. Я ударяю по клавишам и долго слушаю недовольное гудение инструмента. - Гарри, ты чего в темноте сидишь? - Найл щелкает выключателем, входя в комнату. - Я всегда теперь в темноте, - медленно говорю я, вдумываясь в каждое слово. И осознание того, что тебя больше нет, бьет меня по новой. Бьет так, что я плотно обхватываю себя руками и стараюсь втолкнуть в свои бестолковые легкие хоть немного воздуха, но не получается. Тогда я начинаю смеяться. - Его нет! Ты можешь это представить? Я всегда теперь в темноте, - в перерывах между смехом говорил я. - "Гарри, ты в порядке?" - изобразил я голос ведущей и снова засмеялся, - Конечно я, блять, в порядке. Мне просто словно свет отключили! Я продолжал смеяться, задыхаться и кататься по полу, а Найл стоял в дверях и смотрел на меня. Вот только от этого мне становилось еще смешнее. В голове звучал мотив из 5 нот, а перед глазами была твоя улыбка. Я почувствовал мягкое прикосновение, и на секунду мне показалось, что это ты. - Гарри, нам всем его не хватает, - Найл притянул меня ближе и крепко обнял. Я чувствовал, что он плачет, но молчал. Глаза щипало, но я знал, что у меня не осталось больше слез. Мне больно. Мне всегда теперь ужасно больно. Но я не могу сделать НИЧЕГО. Спустя какое-то время, парень отстранился и посмотрел мне в глаза: - Скажи. Скажи нам, Гарри, что мы можем сделать для тебя? - Я ничего не смог сделать для него. Ничего. Я только смотрел на него все время, держал за руку и просил не уходить. Но его нет. Меня нет. Я чувствую только боль. Все время. Но хуже всего по утрам, когда ты поворачиваешься на бок и на долю секунды думаешь, что увидишь его лицо. А потом вспоминаешь. Не думаю, что вы можете что-то сделать с этим. Найл смотрит мне прямо в глаза и я вижу, что он чувствует то же самое. - Оставить тебя одного? - тихо спросил он. Я неуверенно кивнул. И он ушел, не забыв выключить свет. Я сел за инструмент и снова повторил тот мотив. Удивительно, как иногда несколько звуков могут выразить чувства человека. Каждое утро ты улыбался и спрашивал как я себя чувствую. Я лишь улыбался в ответ и говорил, что все отлично. Все и правда было отлично. Ты был рядом. Потом у тебя начали выпадать волосы и ты сказал, что теперь любишь мои кудряшки еще больше. Мы не стали скрывать твою болезнь от фанатов. Но сами наши отношения по-прежнему были тайной. Хотя большинство фанатов догадывалось, я все еще не мог целовать тебя всегда, когда мне этого хотелось. А время уходило. И те аккуратные шапочки, которые ты носил на публике, напоминали об этом. Теперь все наши интервью сводились только к твоей болезни. И вот это тебе уже не нравилось. Ты не хотел, чтобы кто-то волновался о тебе, не хотел никому причинять боли. Но причинил. Я встаю из-за инструмента и подхожу к небольшой двери. В этой кладовке было все, что связано с твоей болезнью. Небольшие трубки, пустые пузырьки от таблеток и письма. Немногие знали наш адрес, но тебе все время передавали эти ободрения от фанатов, рисунки, подарки... Однажды ночью я проснулся и не нашел тебя рядом. Конечно, это безумно меня напугало. Раньше ты всегда будил меня, когда что-то шло не так. Я проверял одну комнату за другой, начиная с ванной. Но нашел тебя здесь. Ты лежал на куче писем, свернувшись в комочек и обнимая игрушечного крокодила. - Лу, что с тобой? Все в порядке? - ты лишь ближе подтянул колени к груди и отвернул лицо. - Ну же, Бу. Просто посмотри на меня, - в горле возник привычный ком, когда ты едва слышно всхлипнул. Наклонившись, я увидел слезы, струящиеся по твоему лицу, и то, как ты прикусывал собственное запястье, чтобы не было слышно плача. - Луи, - мой голос обломился и я прижал тебя к себе так крепко, как только мог. - Не надо, Хазз. Оставь меня. - Я никогда тебя не оставлю, - я повторял это снова и снова, пока ты беззвучно плакал в моих руках. - Мне не становится лучше, - сказал ты, поворачиваясь. Я так любил твои глаза. - Тебе станет лучше, Бу. Мы должны подождать. - Мы только и делаем, что ждем! Я же чувствую, что умираю. Ты это чувствуешь. Да даже мистер Крокодил это чувствует, - ты разочарованно откинул игрушку в сторону. - А я чувствую, что мне сосулька на голову упадет. - Сейчас август. - A я все равно чувствую, - посмотрел я на него, - Вот только от одного моего чувства сосульки не вырастут. Ты глубоко вдохнул и привычно запустил руки в мои волосы. Мы долго лежали так, просто глядя друг на друга. - И часто ты сюда приходишь? - спросил я его, и он вздрогнул, как будто давно ожидал этого вопроса. - Часто. Просто, когда мне нужно выпустить пар. - Тебе не обязательно прятаться в чулан и лежать на полу, - в глазах снова появились слезы. - Я просто... не хочу делать тебе еще больнее. Ты все время плачешь, и я знаю, что это сложно, поэтому я подумал, может мне отпустить тебя? - дыхание перехватило и я медленно сказал, глядя в глаза: - Только попробуй. Ты должен держать меня так крепко, как только сможешь. Иначе я просто привяжу себя к тебе. Плевать, что больно. Я люблю тебя. Я так люблю тебя, Луи,- я поцеловал тебя, прижимаясь к сухим и потрескавшимся, но все еще самым желанным губам. С того момента я больше никогда не плакал при тебе. Я слышу, как Найл что-то готовит на кухне и сверлю взглядом дверь. Решив, что хуже уж точно не станет, глубоко вдыхаю и захожу внутрь. Пахнет чем-то сладким, но если очень постараться - я снова смогу почувствовать твой запах. Мое внимание привлекла игрушка, которая валялась в углу. Мистер Крокодил. Он даже на крокодила не похож. Я ненавидел его. Ненавидел, потому что ты слишком часто его обнимал. Ненавидел, потому что он был одной из немногих вещей, которые ты брал с собой в больницу. Но он до сих пор пахнет тобой. Обняв игрушку и натянув на голову одну из твоих шапочек, выхожу. Кажется, мне нужно записать еще несколько нот. Найл снова входит в комнату и говорит о том, что надо поужинать. Молча соглашаюсь. Стол накрыт на троих. Я иногда задумываюсь, ходишь ли ты тут в призрачном обличье? Видишь ли, во что я превратился? Надеюсь что нет, потому что это, должно быть, больно. Хватит с нас боли. Хватит. Мы ужинаем в тишине, и после, Найл говорит о том, что хотел бы помочь мне с песней. Я снова киваю головой. Ты был не только моим солнцем. Я помню, как наступила осень. Тогда я больше не мог согреть тебя. И тогда же ты заявил, что хочешь вернуться к работе. Никто не возражал. После первой недели работы в студии ты сказал, что чувствуешь себя лучше. Твоя улыбка все чаще становилась искренней и ты даже решил пойти на встречу с фанатами. Никогда не забуду, каким счастливым ты вернулся домой. Но на следующий день все было не так радужно. Ты пытался записать свои строчки снова и снова, но ничего не выходило. В один момент ты схватился за грудь и сказал, что не можешь дышать. Я не мог дышать тоже. Всю дорогу до больницы ты лежал у меня на коленях и все продолжал повторять, что все в порядке. А я лишь прижимал тебя крепче и просил потерпеть. С Найлом работа пошла быстрее. Он умело обращал мои чувства в строчки и совсем не возражал, что я, по большей части, мысленно отсутствовал. Тебя у меня забрали и увезли тыкать иголками и исследовать. Врач в очередной раз повторил, что беспокоиться не стоит, и предложил мне лечь спать в его кабинете. Это навело меня на мысль, что о родственниках больного заботятся больше, чем о самом больном. Спустя сутки они разрешили мне увидеть тебя. В комнате было светло, потому что ты улыбался. Рядом с тянущимися от тебя трубками сидел мистер Крокодил и обозревал все происходящее с неизменной оптимистично-дебильной улыбкой на лице. - Как ты, Хазз? - Как ты, Бу? - Эй, я первый спросил! - Да, но это не я сейчас в реанимации, - тихо сказал я, переплетая наши пальцы. - Я буду в порядке, - его голос слегка дрогнул, но он только сильнее сжал мои пальцы, - Давай просто подождем доктора. Неприятное липкое волнение снова захватило меня, но я не должен был закрываться в себе. Не в этот раз. Мы держались за руки и просто смотрели друг на друга. Луи, казалось, знал, о чем я думаю, и каждый раз, когда в мыслях возникало очередное "а что если...", он гладил мое запястье и немного наклонял голову, заглядывая в глаза. Доктор появился спустя час с вежливой улыбкой на лице, от которой так и несло фальшью. Нас не ждало ничего хорошего. Ничего не будет в порядке. - Мистер Томлинсон, Мистер Стайлс, - приветствовал он нас, - К сожалению, новости не очень хорошие. - Дерьмовые, - поправил я его, - Называйте вещи своими именами. Итак, что это раковое дерьмо сделало с моим парнем на этот раз? - Оно добралось до легких. Луи засмеялся. Он лежал в этой белой комнате, лысый, истыканный иголками и проводами, сжимая мою руку, обнимая Мистера Крокодила, и смеясь. И мне тоже, почему-то, стало смешно. Смешно от того, что все это происходит. Мы смеялись, пока доктор ждал рядом и смотрел на нас. - Я просто представил раковые какашки у себя в легких, - произнес Луи, успокаиваясь и восстанавливая дыхание, - Простите за юмор умирающего, док - подмигнул он. В голове что-то щелкнуло и я серьезно посмотрел на него. - Даже не думай об этом, Лу. - Шансы есть, хоть и не такие хорошие, как раньше. Если после второго курса химии опухоли уменьшатся, мы могли бы попробовать вырезать их. Но сейчас разговор не об этом. У вас накапливается жидкость в легких. - То есть там не только раковые какашки? - усмехнулся я. И Луи тоже засмеялся, крепко сжимая мою руку. - Моя болезнь такая забавная. - Вам нужно будет чаще появляться в больнице, чтобы откачивать жидкость. И я боюсь понадобится кислородный баллон. - С этим приспособлением я буду похож на терминатора. - Нет. Я думаю нет. Ты будешь похож на Луи с кислородным баллоном, - ответил я. - A вот это уже дерьмовые новости, - ты снова засмеялся. Доктор удалился, пообещав вернуться через пару часов, и мы остались одни. Ты все смеялся, a я старался запомнить каждую твою черточку. Ведь в глубине души мы понимали, что это был только вопрос времени. Найл выдернул меня из воспоминаний, чтобы я мог проверить последние строчки. И я не знал что сказать. Потому что не был готов закончить нашу историю еще раз. Трубки, трубки, трубки. Они были повсюду. Теперь за право обнимать тебя мне приходилось соперничать не только с Мистером Крокодилом, но и с трубками. Первую неделю дома я постоянно путался в них. Хуже всего было ночью, когда ты пережимал одну и начинал задыхаться, пока я не распутывал тебя. Еще ты хотел вернутся на работу, но я не соглашался. Иногда ты ехал со мной и просто часами наблюдал как мы поем. В такие дни тебе становилось лучше. Несколько месяцев борьбы, боли, таблеток, слез и тихих ночных разговоров о смерти пролетели в один день. И пришла пора спорить о том, поедем ли мы к родственникам на рождество. - Я хочу быть там, Гарри. Это мой дом, - ты был на грани слез. - Я понимаю, Бу. Ты же знаешь это! Но если что-то... - Постоянно эти "если." Я всего лишь хочу на 2 дня уехать из города, чтобы отпраздновать день рождения и рождество. - Они все понимают и хотят сами приехать. - Но этого не хочу я. У меня уже месяц не было никаких ухудшений. Я продержусь еще 2 дня. Просто, давай поедем? Я никогда не мог отказать тебе. И я понимал, понимал, что это слишком рискованно. И больше всего на свете боялся потерять тебя. Но когда ты смотрел на меня своими серыми глазами, полыми слез - внутри что-то обрывалось. Я ненавидел ссориться с тобой. Поэтому уступил и в тот раз. Слова и музыка были почти готовы. И Найл спросил, не хотел бы я написать концовку сам. Я никогда не любил концовки. Но если бы я мог - я бы переписал нашу. Поэтому молча киваю головой. Думаю, я могу попытаться. Найл выходит из комнаты и мне вдруг приходит в голову, что он светильник. Да, для меня ему никогда не стать настоящим солнцем, но рядом с ним становится хоть чуточку светлее. Конечно же ты продержался эти праздники, как и обещал. Но это определенно не было лучшим рождеством в жизни ни одного из нас. Я видел, как тяжело тебе было улыбаться, смеяться, гоняться за сестрами, сшибая своим кислородным баллоном все на пути. Ты пытался запомнить их такими. Счастливыми. Мысленно ты прощался. Хотел бы я тогда ничего не знать и просто радоваться, что ты рядом. Хотел бы я не знать, что скоро ты уйдешь. Но я знал. Я постоянно выходил подышать воздухом и глотал свои слезы на морозе, пытаясь выдавить на лице подобие улыбки. И когда это получалось - возвращался. Но ровно до того момента, пока ты не обнимал маму, нежно утыкаясь в ее волосы или же не обещал близняшкам никогда и ни за что не оставлять их. Если это было так больно для меня, я просто не могу представить что чувствовал ты, постоянно оставаясь сильным ради них. И если день рождения дался тебе так тяжело, то что говорить o рождестве. Ты тщательно выбирал подарок для каждого. Что-то, что напоминало бы о тебе. И я видел, как ты едва сдерживал слезы, пока все радовались своим сюрпризам. Тебе торжественно вручили мягкий свитер с надписью "Мишка Бу," который ты сразу же натянул, умело избегая трубок. Мне понравился свитер. Ты больше не снимал его. А я так и не позаботился o том, чтобы забрать твои вещи из больницы. Бросив все, я сажусь в машину. Плевать, что уже ночь. Я должен забрать их. В нос привычно ударяет запах лекарств и я морщусь. Ненавижу это место. Прохожу мимо приемного, в котором почему-то пусто, и просто брожу по коридорам, пока не натыкаюсь на знакомую медсестру. Она спрашивает как я себя чувствую и я привычно киваю головой, показывая, что в порядке. Объясняю, что хотел бы забрать твои вещи. Мы заходим в небольшую кладовку и мне выдают коробочку. Вот и все, что от тебя осталось. Поступил человек, а отдают коробочку. Благодарю ee и еду домой. Немного подумав, натягиваю свитер. Кажется, я почти готов написать концовку. Рождественский ужин стал для тебя мучением. Тебя тошнило, но ты не хотел, чтобы родные волновались. Поэтому ты ел через силу, а я успокаивающе гладил тебя рукой по колену. В один момент ты взял меня за руку и сжал ее два раза - наш условный знак. Придумав красивую историю о том, что мне нужно позвонить моей маме и поздравить ее - я поднялся наверх. Ты поднялся со мной. Я и правда поздравил маму, пока тебя тошнило в туалете. - Гарри, мы можем уехать сегодня? - ты выглядел еще бледнее, чем обычно. - Конечно, Лу. Подождешь, пока я соберу сумки? -Да... я. Я пойду попрощаюсь со всеми, - тихо произнес ты. В спешке я собирал наши вещи, состоящие почти только из одних твоих лекарств. Через 15 минут я спустился вниз. Ты рассказывал сестрам какую-то смешную историю из жизни, и я подумал, что ты, должно быть, ee выдумал, потому что ничего смешного давно уже не случалось. Ну, не считая "трубочного секса," как ты его называл. Твоя мама решила сделать семейное фото и в глазах защипало, когда я подумал о том, как все будут смотреть на эту фотографию и вспоминать о твоем последнем рождестве. Улыбнувшись изо всех сил, я поцеловал тебя в щеку для фото, a ты смешно выпучил и без того огромные глаза. Мы выглядели действительно счастливыми. Но не были. Попрощавшись с твоей мамой и сестрами, я решил подождать в машине, давая вам пару минут наедине. Я никогда не узнаю, какие слова они услышали от тебя последними. Ты сел на пассажирское сидение и сразу включил радио. Заиграла наша песня. Я ожидал, что ты скажешь что-нибудь, но ты просто молча смотрел перед собой и слушал музыку. Медленно я отъехал от дома и двинулся вдоль по улице. Поворот за поворотом - и вот, твой город позади. - Знаешь, что я чувствую? - спросил ты, переключая радиостанцию. - Я не могу этого представить. - Я тоже не могу. Я только что сказал "прощай" самым близким людям, которые уверены, что увидят меня снова. Но они не увидят. И это паршиво. Я люблю тебя, Гарри, ты моя половинка. А сейчас болезнь отрывает каждую клеточку моего тела от тебя и это так чертовски больно. Но становится еще больнее от того, что в конце концов мы перестанем существовать. Все жалеют меня, присылают мне эти милые игрушки и письма, но они не могут понять, что нет ничего страшного в том, чтобы умереть. Остаться здесь и потерять близкого - вот что страшно. Мне хочется сломать что-то, лечь на пол и просто кричать до тех пор, пока вся боль не выйдет из меня. Но она не выйдет, не думаю, что это так работает. Я не хочу оставлять тебя Гарри. Вот, что действительно больно. И таблетки - они не помогают от этого чувства. Чувства, что я убиваю тебя. Я не хочу быть убийцей, я просто... Руки сами двигаются по клавишам, наигрывая несложные фразы и я едва успеваю записывать их. Тогда ты безумно напугал меня, прервавшись на середине фразы. Но оказалось, что ты просто заснул. Это было хорошо, потому что ты всегда чувствовал себя получше после сна. Вот только нечасто тебе удавалось заснуть без таблеток. Выключив музыку, я аккуратно вел машину, стараясь ничем тебя не разбудить. Но ты проснулся на въезде в Лондон и тихо попросил: -Можем мы поехать сразу в больницу, пожалуйста? - Что-то не так, Лу? - Нет, все в порядке, - я взглянул на тебя. Ты все еще был очень бледным, но выглядел спокойно и даже умиротворенно. Нo это не значит, что я не перепугался до чертиков. Ты не слишком любил больницы, и не стал бы оставаться там на ночь просто так. - Луи, ты же знаешь, что можешь сказать мне, если что-то болит. - Нет, сейчас ничего не болит, правда, - ты скромно улыбнулся мне, - Не часто такое случается. Но в доме мамы меня тошнило кровью и я просто хочу проверить все лишний раз, ну.. чтобы дольше быть с тобой. Я действительно думаю продержаться до твоего дня рождения. И немного дольше. Чтобы не было такого неприятного подарка, - ты усмехнулся. За эти несколько месяцев мы оба привыкли к неловким шуткам друг друга. Разворачиваю машину и еду в больницу. Ты немного прибавляешь печку и включаешь радио, подпевая какой-то незатейливой песне, которая уже успела вынести всем мозг. - Я так счастлив, Гарри. Счастлив, что у меня есть этот момент. В смысле, раньше я только злился, что я заболел, злился на жизнь. Но я думаю я упускал из виду все хорошее. Да и кто вообще сказал, что жизнь должна быть справедливой? Я думаю, она должна быть сущим говном, разбавленным вот такими приятными моментами. Хоть все люди и думают наоборот. Я думаю, я постараюсь сохранить это у себя в памяти. Как считаешь? Это хорошая мысль, чтобы стать мудрой цитатой от меня? - Это отличные слова, Бу. Ты прав. - сказал тогда я, обдумывая, каким путем быстрее добраться. Думаю я не слышал тебя так, как должен был. В приемном отделении было полно народу. В разгар рождества каких идиотов тут только не было. Поэтому, удостоверившись, что на первый взгляд мы не истекаем кровью и не имеем оторванных частей тела, нас попросили подождать. Я хотел было возмутится, но ты успокаивающе погладил меня по руке, приглашая сесть рядом. Твой доктор вовсе не удивился, когда увидел тебя. Ты что-то тихо сказал ему, так, что я не смог расслышать, и он ушел. - Гарри, ты не мог бы съездить домой и привезти Мистера Крокодила? - Конечно. Ты... - Я просто хочу остаться тут на ночь, если ты не против - Могу я остаться с тобой? - с надеждой спросил я. Потому что даже самых близких людей пускали не во все палаты. - Я уже договорился об этом, кудряшка. Захвати пижаму. - Хорошо, я быстро. - я чмокнул тебя в губы - Ты же... - Я не собираюсь умирать, пока ты ездишь за Мистером Крокодилом, Гарри. Кивнув и еще раз взглянув в твои глаза, я быстрым шагом направился к машине. Я чувствовал, что что-то шло не так, но я не мог понять, что именно. Я никогда не представлял, что твоя смерть станет ТАКОЙ. В моей голове это было чем-то, что я никогда не смогу объяснить словами. Единственное, что я скажу, это не должно было быть так. Я перерыл весь дом, пока не нашел этого крокодила. Его улыбка все еще меня бесила, но уже почему-то не так сильно, как раньше. Возможно причиной этому служило то, что этой ночью ты будешь обнимать меня. Немного подумав, я захватил неоткрытую бутылку шампанского и мандарины. У нас будет свое, особое рождество. На улице шел снег, когда я ехал обратно. Ты так любил снегопад, и я надеялся, что сейчас ты смотришь в окно, ожидая свою тупую игрушку и меня. По радио заиграла песня группы Hurts, и я сам не заметил, как начал подпевать. Постепенно, мое настроение становилось все лучше и лучше и на несколько секунд я даже подумал, что у нас может получится хорошее рождество. За время моего отсутствия, людей в приемном только прибавилось, и мне пришлось проталкиваться сквозь толпу. Решив не дожидаться лифта, я побежал прямо по лестнице, на 3 этаж. В единственную палату, из которой доносился мягкий свет настольной лампы. Достав из сумки Мистера Крокодила и бутылку шампанского, с широкой улыбкой я толкнул стеклянную дверь. Окно было открыто и ветер немного раздувал зеленые шторы. По радио играла та же самая песня, что я слушал и в машине, она уже подходила к концу. Взглянув, я увидел, что мы слушали одну и ту же радиостанцию. Ты лежал на краю кровати, оставив вторую половину для меня. Уголки твоих губ были немного приподняты вверх, а глаза прикрыты. Я невольно залюбовался тем, каким спокойным ты выглядел. Одна твоя рука лежала на животе, а вторая ладонью к верху. Словно ожидая подходящего кусочка паззла. Зная, кто был этим пазлом, я тихо подошел и соединил наши руки, в очередной раз расстраиваясь, что твои пальцы холодные. В моей голове промелькнула мысль, что чего-то не хватает, но я отмел ее прочь. Порыв ветра ворвался в комнату, кружа в воздухе несколько снежинок, которые наверняка растают через пару секунд. Песня закончилась и стало тихо. Не было даже писка приборов, который всегда действовал тебе на нервы. Не было. Я взглянул на твое лицо, на котором почти появилась улыбка, а затем на монитор, на котором беззвучно бежала прямая линия. Затаив дыхание, я убрал руки от пианино и вслушался в тишину. Совсем как тогда. И та боль снова проснулась во мне. Сначала тихо, словно неуверенная в том, что все это случилось, готовая отступить в любую минуту, увидев знакомые серые глаза и подобие улыбки, а затем все сильнее, с каждым ударом сердца. С каждым ударом сердца, от которого оторвали половину, ударили током и заставили жить. Тогда я просто стоял, переводя взгляд с тебя на монитор и обратно. Задыхался от слез обжигающих замерзшее лицо, стоял и смотрел. Трясущимися руками я потянулся к твоей шее чтобы удостоверится. Пульса не было. Тебя не было. A я не верил. Я не знал, что я должен чувствовать. Я уже говорил, что всегда представлял это совсем не так. Я должен был держать тебя за руку, быть рядом с тобой до последнего вздоха. Но я не был. И теперь ты исчез. В голове всплывало наше знакомство, первое свидание, вся наша жизнь проносилась у меня в голове под ту гребанную песню, как в фильме. Но это не было фильмом. Это была реальность, а я все еще не верил. Положив рядом с тобой Мистера Крокодила, я побежал за врачом. Он лишь печально вздохнул и отправился в твою палату. По пути он рассказал мне, что ты подписал отказ от реанимации. Твой рак был повсюду и это убило тебя. Я слушал, но не слышал, перед глазами все еще было это слайд-шоу, а ты лежал, мертвый, прямо в конце этого коридора. В обнимку с Мистером Крокодилом и раком, который тоже обнимал тебя, только изнутри. Я держал тебя за руку, когда док зафиксировал твою смерть и сказал мне оставаться храбрым. Может он не заметил, но я держал за руку труп. Храбрее уже некуда. Мне хотелось поцеловать тебя, но я не знал, можно ли сделать это, или это будет считаться некрофилией. Я засмеялся своим мыслям, и медсестра, которая тихо стояла рядом, посмотрела на меня. Надо было сообщить всем, но у меня просто не оставалось сил ни на что. Я устало сел на пол палаты и сделал общую рассылку смс со словами o том, что ты умер. Никто не заслуживал узнать это таким способом. A ты не заслуживал умирать. Теперь уже все равно, верно? Через пару минут мне начали звонить. Единственный, с кем я хотел бы тогда поговорить - был ты. Но я все равно отвечал. Отвечал и просто рыдал в трубку, выслушивая сожаления и потоки слез. Медсестра вколола мне что-то успокаивающее и уложила на соседнюю кровать. Но я все равно лег рядом с тобой. Утром они не могли разжать моих рук, потому что я все кричал и притягивал тебя ближе, словно умоляя закрыть ту дырку в моем сердце. Помню, как парни забрали меня и увезли за город, где прессе было сложнее до нас добраться. Я не чувствовал ничего, потому что спал почти все время. А в моих снах ты был жив. Я думал, что если буду спать всю оставшуюся жизнь - нам не придется расставаться. И в то же время я понимал, что если и пришло время кому-то быть сильным, так это мне. В один день, я проснулся, встал, заварил себе чай и заплакал. Потому что поставил две порции вместо одной. Но с того момента я старался держаться. Я не должен был мучить себя, и тем более не должен был причинять боли другим. Поэтому иногда я даже улыбался, пока Зейн ласково не похлопал меня по плечу, и не сказал, что это выглядит как защемление лицевого нерва. Я не улыбался, я не говорил, что я в порядке. Все знали, что мне дерьмово. Знали, что ничего не могут сделать. И отчасти я был благодарен, что никто не вел со мной пустых разговоров о том, что надо жить дальше несмотря ни на что. В конце концов я знал это. Это было то, чего ты всегда хотел. Время тянулось мучительно медленно, потому что я запрещал себе думать о тебе. Не так уж это и просто, потому что ты впитался в каждую клеточку моего тела. И каждое мгновение до этого, я проживал ради тебя. Не думать о тебе, значит не думать вообще. А не думать - это не существовать. Этого я себе позволить не мог. Каждый день я звонил твоей маме и спрашивал, не нужна ли помощь. Она была подавлена, девочки были подавлены. Младшим только предстояло узнать об этом, потому что ни у кого не хватало духа сообщить. Решать что-то о похоронах не было ни сил, ни желания, поэтому этим занялись парни. Теперь уже время летело непростительно быстро, и я даже подумал, что чем быстрее состарюсь, тем быстрее снова встречусь с тобой. Но быстрее оно шло только по ощущениям. Хоть вся вселенная и сошла с ума без твоего солнца, на время это не повлияло. Я не знаю, как так получилось, что на твои похороны попали только самые близкие. Не было прессы. Не было безумных фанатов. И это одновременно и радовало и раздирало на куски. Потому что люди любили тебя настолько, что даже после смерти чтили твои правила, твои желания, которые ты озвучил на одной из конференций. Я обнимал чертового Мистера Крокодила, пока твое тело отпускали под землю, где больше никто его не увидит. Я даже прикрыл ему рукой глаза, чтобы это не отпечаталось в его плюшевой памяти. Хоть кто-то из нас должен был помнить тебя только как живого человека. И к сожалению, это был не я. Замечаю, что по моим щекам текут слезы, капая прямо на ледяные руки, которые медленно ползают по клавишам, наигрывая несложный мотив. В комнате уже давно включен свет, и Найл записывает в нотную тетрадь те клавиши, что я неосознанно нажимал все это время. - Нам надо закончить, - тихо говорит он, когда я опускаю руки на колени. - Я не знаю как закончить. Где в нашей истории стоило поставить точку? Я вспомнил все, вплоть до настоящего момента, но так и не нашел того места. - Потому что его нет, Гарри. - Я знаю, что это все из-за того что его нет. Но он умер. И если бы он собирался воскреснуть только для того, чтобы помочь мне написать песню, думаешь я бы не попытался сделать этого раньше? - язвительные слова вырываются быстрее, чем я успеваю удержать их. Но Найл лишь тихо качает головой и мягко улыбается. - Ты не так понял меня. В вашей истории нет такого места, где ты мог бы поставить точку. Вот что я хотел сказать. Ты можешь вспоминать ее раз за разом, но так и не найдешь его. - Но так же не бывает. - Когда ты перестал чувствовать Луи? - Перестал чувствовать? Ты, должно быть, смеешься. Мне до сих пор кажется, что он сейчас войдет в эту дверь, сдернет с меня шапочку и отберет противного Мистера Крокодила. - Об этом я и говорю. Он все еще с тобой. - Но его нет, - и тут я замечаю то, что пропустил раньше. В комнате зажжен свет.