Иначе и быть не может

Я своею багряною кровью Неустанно цветы поливаю, Я молюсь и надеюсь: вернёшься, Я устало глаза закрываю... В тишине тихий плеск; мне неймётся; Я не верю, что раны срастают, Моё сердце болезненно бьётся, И порезы в нём не заживают... Кто сказал, что любовь лечит время? Это ложь, и теперь я то знаю, Одиночество - тяжкое бремя, Хоть теперь я его принимаю... Я всё жду, когда сердце растает, Точно льдинка беззвучно прольётся, Холод душу томит; я страдаю, Я устал ожидать и бороться... Первый снег за окном тихо вьётся, Он так чист и так незабываем... Жаль, что мне так и не доведётся, Жаль, что я никогда не узнаю... Моя кровь по рукам и по венам, И бутоны под ней оживают, Этим горьким смертельным обменом Мою душу они исцеляют, Я готов всё терпеть; мне не больно, Боль на теле не гложет, как страсти, Моё тело само себе вольно, Мне привычно держать его в власти, Алый цвет всё насыщенней, ярче... Вот цветки, обагрясь, расцветают... Разве что-то могло быть иначе? Я улыбкой лицо озаряю... Первый снег, словно слёзы, искрится... Я умру этой ночью, я знаю. Для тебя моё сердце томится, И я кровью цветы поливаю... «Надежда умирает последней». Эта поговорка стала для Леона девизом. Он жил по её принципу. Открывая дверь очередной «пустышки», он старательно ворошил угли, оставшиеся от некогда мощного пламени, и отыскивал последнюю искорку, подкармливая её словами вроде «Ну вот в следующий раз точно успею» и «Ну не могу же я сдаться». Искорка разгоралась и вновь давала слабый огонёк. Надежду. Проблема заключалась в том, что с каждым разом искорка пряталась всё дальше, а огонёк становился всё слабее. Поэтому сейчас, открыв дверь и почувствовав знакомый запах благовоний, увидев родную сердцу комнату и уютный свет, он просто не поверил. «Неужели догнал? Или он сам решил перестать убегать?» Мысли, словно молекулы, метались в голове, а бешеный стук сердца перекрывал все прочие звуки. Шагнув вперёд, Леон понял, что что-то не так. Звери метались по комнате, Тетсу сидел возле двери, ведущей в дальние комнаты, и неотрывно смотрел на неё. Почувствовав чужое присутствие, он повернул голову и в шоке уставился на Леона. - Можешь мне не верить, баран, но я рад тебя видеть, - присев на корточки, улыбнулся Леон. – Где Ди? Подскочив, Тетсу стал издавать непонятные звуки, болью отдавшиеся в ушах Оркота. «Чёрт, ничего не понимаю. Хотя, что я несу? Конечно, не понимаю! Сосредоточься. Ты ведь знаешь, что у него есть и другая форма. Давай же, просто поверь». Крепко зажмурившись, Леон вызвал в памяти образ юноши с корабля, изо всех сил задвигая на задний план мысли о том, что это невозможно. Открыв глаза, он с облегчением увидел Тетсу в его человеческом виде. Совсем не изменился. - А теперь повтори всё с самого начала. Юноша удивлённо моргнул, потом усмехнулся, но как-то невесело. - Граф последнее время вёл себя странно. Да и выглядел не лучшим образом. Бледный, чахлый, если ты только можешь представить себе такое. А вчера заперся в этой комнате и до сих пор не вышел. И… что-то не так, все звери чувствуют это. Но зайти мы не можем. - Почему? - Он ЗАПРЕТИЛ нам входить в эту комнату, понимаешь? - Не очень, - честно признался Леон. Но и он начал ощущать то, о чём говорил Тетсу. Беспокойство, граничащее с необъяснимой паникой. Взявшись за дверную ручку, он легонько нажал и, под удивлённым взглядом Тетсу, открыл дверь. Тишина, царившая здесь, была хорошо знакома Леону, как детективу. Тишина смерти. Рванувшись вперёд, он увидел знакомый цветок на столе. Но Оркот тут же забыл о нём, увидев край вышитого чеонгсама на полу. Сделав ещё пару шагов, он рухнул на пол, трясущимися руками приподнял голову Ди, прикоснулся губами к холодному лбу. - Баран… - прохрипел он. Потом прокашлялся и позвал громче. – Тетсу. «Я не буду проверять пульс. Не буду. Он же маг, или дух, или кто там он ещё. Он не может умереть просто так. Он живучий. Он не мог умереть!» - Я не могу войти, - в голосе Тетсу отчётливо слышалась паника. Подхватив Ди на руки, Леон выскочил из комнаты и положил свою ношу на диван. Застонал, увидев глубокие порезы на запястье, быстро стянул с себя рубашку, разорвал её и, как мог, перевязал тонкие запястья. Из ран всё ещё капала кровь и это, почему-то, внушало надежду. - Я так и не смог войти, - белый как мел Тетсу отгонял от дивана других зверей, которые в глазах Леона, то становились людьми, то снова возвращались к виду животных. Голова разболелась. – Раз запрет ещё действует, значит Ди пока жив. - В больнице ему не помогут, верно? – криво усмехнулся Леон, не отводя взгляда от спокойного лица ками. - Нет, - кивнул Тетсу, заглядывая в недоступную комнату. – Джаттолотто! Так вот почему… Бросив взгляд на Леона, Тетсу подошёл к нему и неожиданно спокойно спросил: - Ты хочешь спасти его? - Конечно! Что за глупый вопрос! - Хорошо. Ди отдал всю свою кровь, что бы создать тебе защиту на будущее. Не спрашивай, зачем. Если ты до сих пор не понял, то мне до безумия жаль графа. Но сейчас не об этом. Ты должен вернуть ему долг. - Моя кровь? – неуверенно предположил Леон и, получив утвердительный кивок, с готовностью поднял руку. - Сперва съешь это, - Тетсу запихнул ему в рот конфету. Потом ещё. Мысленно чертыхнувшись, Леон послушно глотал сладости, благодаря Ди за полученную практику. - Хватит, - выхватив нож из-за пояса, Тетсу полоснул лезвием по запястью мужчины и прижал его руку ко рту Ди. Леон зашипел от боли, но стоило первым каплям стечь в рот графа, как он замер. Как описать это чувство? Словно через струйку крови протянулась нить. Она пытается найти своё продолжение, слиться воедино, вернуть в этот мир. И Леон вдруг ясно понял, что если Ди сейчас не очнётся, то он, Леон, тоже умрёт. И совсем не от потери крови. Слишком многое связывало их с Ди. Слишком крепко. Именно эта связь заставила его бросить всё, что у него было, оставить прошлую жизнь, и помчаться в неизвестность. «Ты только вернись, Ди, остальное не важно. И твой род, и твои тайны, и эти звери. Неважно. Только вернись… ко мне». Движение губ на его запястье заставило судорожно вздохнуть и ещё более пристально вглядеться в лицо Ди. Дрогнули ресницы, послышался слабый стон. Леон с облегчением наблюдал, как к бледным щёкам постепенно возвращается румянец, как дыхание становится глубже. Чувствовал, как расслабляется за его спиной Тетсу. - Достаточно, - услышал он его шёпот. – А то будет глупо, если ты умрёшь сейчас. Теперь он сам справится. Леон осторожно отнимает руку, и рану тут же перевязывает Тетсу, причём гораздо лучше, чем он сам. Ди лежит неподвижно, но Леон понимает, что теперь всё хорошо. Он глупо улыбается, когда Ди открывает глаза и неверяще смотрит на него. - Я бы и туда за тобой пошёл, - просто говорит Леон. - Зачем? – губы еле шевелятся, но глаза уже сияют. Как всегда, когда он смотрел на этого несносного человека. - Ты мне нужен, - Леон садится рядом и проводит ладонью по щеке Ди. Тот видит перевязанную руку. - Вы… - Да, ты мою кровушку пил. И знаешь, я думаю, ты уже можешь говорить мне «ты». Раз уж мы будем жить вместе. - Вместе? -Конечно. Неужели ты всерьёз думаешь, что сможешь от меня избавится? Скажи… - неожиданно серьёзным тоном. – Ты любишь меня? Ди на секунду прикрывает глаза. Потом улыбается и шепчет: - Да. - Я тебя тоже люблю. А значит всё в порядке. И теперь можно смело накрыть эти манящие губы поцелуем, зарыть руки в угольно-чёрные волосы, ощутить нежное прикосновение к спине. И растворится в этой твёрдой уверенности, что теперь-то уж точно всё будет хорошо. Иначе и быть не может.