***
Когда Харука и Макото начали делиться одеждой, им было лет по пять. В памяти шатена этого не осталось, но с тех времен сохранилось много фотографии. Его родители обожали запечатлять все вокруг на пленку. Их дом был забит фотографиями в рамочках, на которых был изображен Макото всех возрастов, близнецы и Харука. Тачибана улыбался почти на всех, чего нельзя было сказать про Хару. Такое поведение наглядно отражало их взаимоотношения. По крайней мере, так считала мама Макото. Женщина каждый раз умиленно разглядывала фотографии на столе сына. «Не правда! Хару-чан иногда улыбается!» – частенько возражал маленький Макото. Он знал. Он видел! «Конечно, дорогой. Я и не говорила, что он никогда не улыбается», – мама шатена всегда считала, что мальчики прекрасно друг друга дополняли, – «как соль и перец», – любила поговаривать она. Когда они подросли, Макото пришлось согласиться. Он и Хару во многом отличались друг от друга, но их дружба всегда была естественна как дыхание. Жизнерадостность Макото и сдержанность Хару не менялась с течением времени. С чем бы им ни пришлось столкнуться в жизни, они оставались все теми же – Хару, любящий воду, и Макото, любящий Хару. Не то, чтобы Хару не любил Макото – они все-таки были лучшими друзьями, – только вот воду он любил больше. Тачибана не обижался. Нельзя было обижаться на Харуку. Брюнет был его другом, лучшим другом, другом детства. Он постоянно приходил к нему в гости, и началась их дружба еще до рождения Рен и Ран. Были фотографии, на которых они вместе плескались в ванной, в океане, в бассейне. Были фотографии, на которых Хару был одет в одежду Макото, а Макото – в одежду Харуки. В том возрасте они не сильно различались в росте. Макото всегда одалживал Хару свою одежду без каких-либо задних мыслей, чтобы тот мог поскорее переодеться и продолжить с ним играть. Однажды Хару очень привязался к одной из футболок друга, она была салатового цвета с улыбающейся лягушкой в центре. Родители одевали Хару в вещи с простыми узорами, например в полосатые футболки, но Хару нравились странные мультяшные зверушки. Он всегда с удовольствием смотрел аниме вместе с Макото. «Тебе нравятся милые вещи!» – с восторгом воскликнул Макото, которому тогда было лет семь-восемь. Хару покраснел, но Макото и не думал над ним смеяться. Он еще подумал, что это замечательно, потому что Хару был сам очень милый. Он подарил ему эту футболку, после того, как Хару уже три раза одалживал ее. Макото никогда до этого ни о чем постороннем не думал, ни разу, даже в средней школе. Он постоянно видел Харуку обнажённым. Годы совместного плавания избавили его от стеснительности. Единственное, что он позволял себе отметить, так это то, с какой изящностью Хару рассекал воду, и как элегантно при этом смотрелось его тело. Макото любил плавание, и он был хорошим пловцом, но он не шел ни в какое сравнение с брюнетом. Он не жаждал воды так, как жаждал ее Хару. Это чувство свободы. У Макото перехватывало дыхание. Парню было не в новизну скользить взглядом по выступающим мышцам, мелькавшим среди ряби бассейна. Однако его взгляд впервые задержался на предплечье, оголенном из-за слишком большой футболки, на обнаженной ключице. В паху что-то потянуло, когда Хару тряхнул своей мокрой шевелюрой, от чего капельки воды потекли вниз по его шее, затекая в впадинку между ключицами. Чуждые доселе мысли посетили голову Макото – он мог бы коснуться капли языком и провести ее еще ниже. Макото вспыхнул и с трудом отвел взгляд. Эти мысли были неуместны.***
Шатен пальцем поправил очки, съехавшие вниз, поудобнее усадил Ран к себе на коленки и сконцентрировался на видеоигре, которую он уже проигрывал. Хару с легкостью обгонял его, не смотря на Рена, который вцепился в его спину и воодушевленно кричал ему в ухо. Глаза брюнета блестели, выдавая его душевное состояние, обычно скрытое маской бесстрастного выражения лица. – Ты проиграешь, братик! – радостно закричал Рен. – Почему вы не за меня болеете? – спросил Макото с наигранной печалью в голосе. – Каждый раз, когда Хару у нас гостит, вы встаете на его сторону. – Харунчик лучше тебя! – Такие непостоянные, – вздохнул Макото. – Я все равно тебя люблю, братик, – сонно сказала Ран. Харука улыбнулся краешком губ, наблюдая за тем, как Макото отложил в сторону приставку и потрепал волосы девочки. – Ты проиграл, – спокойно сказал он, когда машина Макото накренилась и полетела с дороги, в то время как машина Хару дошла до финиша. Рен заулюлюкал, отпуская спину Нанасэ. – Ты ужасен, – сказал Макото. – Нет, это ты ужасен. – Братик действительно ужасен! Уверен, что я смог бы победить Харунчика! Макото усмехнулся. – Вам пора в постельку, – он поднялся на ноги и принялся выпроваживать близнецов. Ран уже еле на ногах держалась, а Рен упорствовал, что он еще не устал. – Ты же знаешь правила, - сказал Тачибана, краем глаза подмечая улыбку Хару. Он слегка повернул голову и подмигнул другу, тот ухмыльнулся. Макото уложил близнецов в кровать и поцеловал их в макушки. Через десять минут он вернулся в собственную комнату, где Харука уже свернулся калачиком на кровати, лицом к стене, спиной к двери. Игровая приставка все еще валялась на полу. Макото покачал головой – Хару мог быть очень мелочным по отношению к определенным вещам, но он никогда не убирал за собой. Парень сложил пульты управления около телевизора, чтобы они не валялись посередине комнаты, а затем снял свои очки и забрался в кровать. От тела Хару, как всегда, исходило тепло. Его все еще влажные волосы топорщились у основания шеи. Кожа брюнета выглядела очень мягкой. Если бы Макото мог дотронуться до нее губами, какой она была бы на вкус? Жар, крадущийся вниз по его спине, не давал дышать. Парень зажмурился, чувствуя стыд и возбуждение. Он отвернулся от Хару, тщетно пытаясь игнорировать тепло, распространяющееся в паху. – Спокойной ночи, Хару-чан, – пробормотал он. Нанасэ в ответ только хмыкнул, а затем слегка облокотился на друга спиной. На нем все еще была футболка Макото. Парень задержал дыхание и замер, сдерживая стояк. Заснуть ему удалось нескоро.***
Две недели спустя Макото начал беспокоиться, что скоро совсем потеряет рассудок. Ситуация становилась – нет, уже стала – смехотворной. После первого происшествия его предательское тело, видимо, решило, что Харука выглядит привлекательно в любой ситуации, а не только, когда он носит одежду Макото. Тачибана начал замечать каждую мелочь: черные как смола волосы, которые переливались на солнце, когда они обедали на крыше; легкая усмешка, появляющаяся на лице брюнета, когда он дразнил Нагису; выгиб его спины, проступающий, когда его друг сидел перед ним на уроке, подперев рукой голову и крутя в руке карандаш. Макото представлял эти волосы блестящими от пота, беспорядочно мелькающими между его собственных бедер. Спина Хару прогибалась бы под его пальцами. Все эти мысли сводили его с ума и переполняли его чувством вины, в то время как он дрочил себе поздней ночью. Помимо этого, Макото казалось, что Хару начал одалживать его одежду еще чаще, чем обычно. Парень не был уверен – возможно, это было всего лишь плодом его воображения, может быть виноват он сам, и ничего необычного в этом не было. Но Макото с уверенностью мог сказать, что последние две недели были далеко не обычными; Тачибана подозревал, что он свихнулся бы намного раньше, если бы выяснилось, что все происходящее ему только казалось. Сначала Рен опрокинул яблочный сок на Хару во время ужина, из-за чего тому пришлось одолжить одну из футболок Макото. В тот день он не остался на ночь, только пробормотал: «Я верну ее позже», – уходя к себе домой. Потом Хару уляпался ярко-красным вишневым мороженым во время школьной поездки в дельфинарий, после чего пришлось замаскировать пятно толстовкой Макото. «Все в порядке, правда», – сказал он тогда, но Макото настоял на своем. На щеках шатена тогда играл румянец, и он старался не таращиться на ало-красные губы Хару. Нагиса рассмеялся: «Выглядит так, будто ты высосал чью-то кровь, и она испачкала твою кофту, Хару-чан!» К счастью, пришлось оттаскивать Хару от аквариума с дельфинами, и Макото удалось отвлечься. К сожалению, его сердце чуть не выпрыгнуло из грудной клетки через несколько часов, когда Хару вернул ему толстовку, и выяснилось, что она пахла его другом. Лицо Макото покраснело из-за воспоминаний о прошлой ночи, его фантазиях, из-за которых он излился в свой кулак, с чувством экстаза и стыда. После этого они пошли вместе на караоке, где Хару опрокинул стакан чая себе на колени. Макото понятия не имел, как такое могло произойти, поскольку его взгляд был прикован к телевизору, на котором мелькали слова песни Rage On. Понятное дело, что ни у кого не нашлось для Хару запасных штанов, но Гоу предложила свой фешенебельный шарф, чтобы прикрыть пятно. Укол ревности был не то чтобы неожиданным, но он заставил Макото стыдиться себя еще больше. К его облегчению, Хару отказался, косо поглядывая на кусок фиолетовой ткани с блестящими вставками. Все бы этим и закончилось, вот только в то время как Нагиса и Рей срывали связки и прыгали под Heavy Rotation, Хару чихнул, и в Макото начал беспокоиться за его здоровье. К концу вечера плечи Хару были закутаны в куртку плавательного клуба Иватоби, принадлежавшую Макото. Брюнет принял аксессуар без протеста, и сидел вплотную к другу так, что их колени соприкасались. Тем вечером Макото не запомнил ни одной песни. Наблюдая за Хару, который стоял у плиты и снова жарил скумбрию, Макото думал про себя, что последние две недели действительно были необычными. Никогда раньше Хару не одалживал одежду Макото так часто. И никогда, если память ему не изменяла, Нанасэ не шествовал на кухню в футболке Макото поверх своих плавок и аккуратно завязанном на спине фартуке. Именно в этой футболке он ушел домой десять дней назад после инцидента с яблочным соком, и сейчас брюнет, как ни в чем не бывало, готовил в ней завтрак. –Ты не собираешься надеть школьную форму, Хару-чан? – спросил Макото тоном наставника. –Позже, – ответил Хару. Тачибана затих, не зная, как намекнуть на то, что Хару был одет в его футболку. Ничего особенного в этом не было, говорил здравый смысл. Хару, скорее всего, взял первую вещь, которая попалась ему под руку по дороге на кухню. Хорошо, что он наконец-то прислушался к Макото и перестал готовить наполовину голым – раскаленное масло летело в разные стороны! Не говоря уже о том, что в прошлом он никогда не обращал внимания на благонамеренное нытье Макото. Ничего особенного в этом не было, и это ничего не значило. Только потому, что Хару в одежде Макото сводил последнего с ума, это не значило, что Хару знал, что он делает, и это уж точно не значило, что он пытался чего-то этим добиться. Тем не менее, все, о чем мог думать Макото, это то, как прекрасно было бы встать позади Харуки, вобрать в себя его запах, которым, наверняка, уже пропиталась одолженная футболка. Он бы забрался руками под оттопырившийся подол, обхватил бы его бедра, живот, грудь. Хару был бы теплым из-за того, что готовил за раскаленной плитой, и может быть еще слегка влажным после принятой ванной. И ему бы это нравилось; он бы облокотился на Макото, отклонил бы голову в сторону, давая Макото обхватить зубами шею. Шатен оставил бы на этом месте засос, яркий и неоспоримый, который можно было бы прикрыть кофтами Хару, но который был бы виден, если бы Хару надевал что-то из вещей друга. Макото пришлось скрывать свой стояк под столом, его бросило в жар возбуждения и безысходности его ситуации. Он наклонился вперед, опираясь локтями на стол и закрывая лицо руками. – Мако? Тачибана почувствовал на себе взгляд Нанасэ и поднял голову, простонав как раненый зверь. Через несколько минут Хару выключил плиту и прошлепал к столу. Он поставил тарелку с рыбой и дотронулся до плеча Макото. Тот вздернул голову, отмечая про себя, что его глаза, должно быть, слишком блестели, а на лице играл слишком явный румянец. Харука посмотрел ему прямо в глаза. Невозможно было сказать, о чем он сейчас думал. – Я пойду переоденусь, – сказал он, – можешь начинать есть, – он на мгновение сжал плечо Макото, от чего член шатена болезненно вздрогнул. Харука ушел, оставив Макото наедине с его угрызениями совести и тарелкой со скумбрией. Он был самым ужасным другом на свете. По крайней мере, унижающая агония, вызванная этими чувствами, помогла избавиться от стояка за короткий срок. Когда Хару вернулся, ему даже удалось улыбнуться, после чего они молча съели скумбрию и отправились в школу.***
– Хару-чан стал очень неуклюжим, – задумчиво сказал Нагиса. Макото удивленно моргнул: – О чем это ты? – Он сегодня испачкал свой галстук соевым соусом! Это на него не похоже. – Бывает. Нагиса поджал губы: – Только не с Хару-чаном! По крайней мере, не так часто. Ему повезло, что у тебя всегда есть с собой запасной, – блондин забарабанил ногами по водяной глади, и Макото со смехом закрыл лицо от полетевших на него брызг. – Может он о чем-то задумался? – сказал он. – Может быть. Может быть он нервничает! Шатен прикусил губу. Похоже, не только он заметил перемену в поведении брюнета, Хару действительно стал чаще носить вещи друга, чем свои собственные. Макото все еще не был полностью уверен, что это было нарочно, но от надежды у него в желудке что-то переворачивалось. Что же это значило? Не смотря на то, что Нагиса был буйным весельчаком, который, к тому же, был младше его, он был намного умнее, чем все думали. Макото не собирался его недооценивать. Если Нагиса заметил так называемую неуклюжесть Хару, было вполне возможно, что он не упустил и реакцию Макото на последние события. Макото взглянул на него краешком глаза, нервничая. Золотые волосы Нагисы переливались в лучах полуденного солнца – мальчики сидели на краю бассейна, наблюдая за тем, как Рей наворачивал дополнительные круги в соседней дорожке. Гоу стояла на другом конце бассейна с таймером и блокнотом. Официальная тренировка закончилась, но Рей хотел поработать сверхурочно. Макото и Нагиса с удовольствием остались, чтобы составить ему компанию. Ама-чан сенсей устроилась на своем любимом лежаке в тени, на ее лице красовались огромные солнечные очки. Тем временем Хару вел себя как обычно, а именно расслаблялся в воде, плавая свободным стилем, неподалеку от Рея. Было что-то умиротворенное в том, как Хару плавал, что всегда успокаивало Макото и приковывало его взгляд, в то время как кровь шатена начинала бурлить как раскаленная лава. Макото почувствовал, как его постепенно покидало чувство неловкости. Он непроизвольно улыбнулся. – Мако-чан, не волнуйся ты так, – Нагиса подтолкнул его плечом, от чего тот удивленно повернул к нему голову. Блондин широко улыбался. – Если Хару-чан чем-то обеспокоен, он обязательно тебе скажет! Он всегда это делает.***
Нагиса оказался прав. Хару прояснил ситуацию через несколько дней. При этом он совсем не нервничал. Брюнет был уверенным и выдержанным, что было для него очень характерно. Макото, в свою очередь, очень волновался и долго ничего не понимал. Хватило одного твердого взгляда Хару, который сразу вернул его в реальность, и непоколебимость, с которой рука брюнета взяла его за плечо. В ушах зашумело, Макото резко выдохнул, и все встало на свои места, страх прошел, как будто его смыло водой. Так просто ему было только с Хару.***
– Не то, чтобы я не доверяю тебе, – радостно сказала мама Макото, как будто кто-то сомневался в ее доверии к старшему сыну, – но я не хочу, чтобы ты был одинок. Пусть Хару у нас переночует. Мы вернемся завтра! – Не волнуйся. Я приглашу его. Повеселитесь хорошенько! – Макото помахал своим родителем и близнецам на прощанье, они уезжали в Диснейленд Токио, и Ран считала, что братик поступил крайне глупо, когда отказался ехать с ними. – Не называй людей глупыми, – сказала их мама, – Мако-чану надо готовиться к эстафете. Хорошо, что он так серьезно относится к своему увлечению. – Глупо, – настояла на своем Ран, вовсе не смущаясь, тем временем Рен просто дулся. Макото наконец-то удалось выпроводить свою семью и уговорить их повеселиться без него. Парень взял с них обещание, чтобы они сделали много-много фотографий со Дня Рождения. Может быть мы даже торт привезем! – просияла Ран. Она обожала пекарные изделия и собиралась выпросить как можно больше сладостей у своих родителей, пользуясь своим Днем Рождения. Макото был уверен, что они вернутся, нагруженные коробками с пирожными. – Она уж точно привезет сладостей для всех, – сказал он Хару, пока тот поедал рамэн. – Тебе придется заглянуть к нам и помочь с поеданием. Близнецы тебя не простят, если ты не отметишь с ними их День Рождения. – Я приду. Хару сказал это таким серьезным тоном, что Макото не смог сдержать улыбку. Он осторожно коснулся коленки Хару своей ногой, в знак благодарности. Хару посмотрел на него, как будто укоряя в том, что тот каждый раз удивлялся таким само собой разумеющимся вещам. Но Макото знал, он понимал. Хару любил Рен и Ран как собственных брата и сестру, а они боготворили его чуть ли не сильнее, чем они боготворили Макото, потому что брюнет никогда не заставлял их делать их домашнюю работу. Когда мальчики возвращались домой чуть позже, на улице было еще светло, но уже холодало, в основном из-за ветра, дувшего со стороны океана. Идя рядом с Хару, Макото думал о его глазах, о линии его шеи. Также он думал о руках Хару, о том, как его пальцы находились в нескольких сантиметрах от его собственных. Он думал о его груди, о сердцебиении, которое Макото смог бы услышать, приложив к ней ухо. Он думал о том, как в последнее время Хару смотрел на него еще более загадочно, пристально, и как к горлу Макото каждый раз подступал комок, и в его грудной клетке разжигалась надежда. Что-то новое надвигалось на них со страшной скоростью, что-то неизбежное. Оставалось только ждать, и в воздухе чувствовалось предвкушение, которое обжигало легкие Макото. Зайдя внутрь, они первым делом разулись. – Давай посмотрим какой-нибудь фильм, – предложил Макото. – Или ты хотел поиграть в приставку? – Фильм. – Есть какое-нибудь предложение? Хару ухмыльнулся: – Что на счет ужастика? Макото нервно сглотнул: – Ну если ты очень хочешь, – шатена передергивало от одной только мысли об ужастиках. – Давай посмотрим что-нибудь другое. Макото с облегчением последовал за Хару в свою комнату, где они могли бы найти что-нибудь на его компьютере. Поскольку хозяев не было дома, они могли бы воспользоваться телевизором в гостиной комнате, но проводить время в комнате Макото было их обычаем. Друзья предварительно переоделись в пижамы, футболки и шорты, и уселись, скрестив ноги, на полу перед кроватью. Макото не хотел выключать свет как обычно, но было бы еще более странно изменять их традиции без причины. Хару согласился на историческую драму про войну, грандиозные битвы, политические интриги и романы. Но как только заиграла вступительная мелодия, Макото про себя сделал ставку на то, что Хару скоро заснет. Никакой фильм, если он не был анимированным и не содержал в себе странных маленьких созданий, не мог заинтересовать Хару. Он всегда относился к зверюшкам с особым трепетом. Брюнет использовал брелок с «пушистиком», подаренный Макото, в течение многих лет, пока тот совсем не износился. Шатен был в восторге. Тачибана предусмотрительно взял с собой напитки и сладости. Хару тут же взял клубничные конфеты «pocky», засовывая одну себе в рот и протягивая коробку Макото. Решительно игнорируя мысли о рте друга, ну или хотя бы стараясь не смотреть в его сторону, Макото взял одну и обратился к фильму. Оказалось, что сделать это было сложнее, чем он думал. Хару сидел близко, их коленки соприкасались, ощущалось исходящее от него тепло. Если Макото концентрировался, он мог ощущать запах кожи и соли с хлоркой. Если он игнорировал звуки и цвета, и сходящие от экрана, он чувствовал характерный вкус клубники, сладкий-пресладкий. Он сейчас на вкус, как клубника. Все посторонние мысли улетучились – Макото сидел рядом с Хару и вдыхал его запах. Громкий щелчок и последовавшее за ним шипение вернули парня в реальность. – Черт, – Хару вскочил со своего места. Газировка, которую он попытался открыть, сейчас пенилась и стекала по краям банки прямо ему на пальцы. – О нет! – воскликнул Макото. Он вскочил на ноги и побежал в ванную за тряпкой. Торопясь поскорее вернуться назад, он чуть было не столкнулся с последовавшим за ним Хару. – Лучше пусть капает тут, чем на твой ковер, – сказал он. – Точно! – Макото забрал банку и сунул ему тряпку. – Ты как? Хару поморщился и принялся вытирать руки: – Я весь испачкался. Одного взгляда было достаточно – его кофта промокла насквозь, так же как и его шорты, которые сейчас местами прилипали к его ногам. Макото нахмурился. – Ты не можешь оставаться в таком виде. Думаю, тебе придется взять что-то из моих вещей, – он замялся, а потом подразнил, – снова. «В этом нет ничего особенного. Не делай из мухи слона», – напомнил он сам себе. Хару посмотрел на друга и согласно кивнул. Макото напрягся. Их притягивало друг к другу, в порыве шатен чуть не сделал шаг вперед. Тачибана выбежал из ванной как ошпаренный.***
Парень не был готов к виду Харуки в его шортах. Не смотря на то, что, когда дело касалось футболок, Макото все еще начинал ерзать, парень к ним, более менее, привык. Шорты же были слишком велики. Макото был выше Хару, больше и шире. Пояс сполз запредельно низко и еле держался на бедрах, и когда брюнет наклонился за пультом, ему пришлось схватиться за ткань и подтянуть ее вверх. Макото был готов умереть. Он прикрыл свой пах подушкой. Макото были видны его бедра, которые выделялись даже в полумраке комнаты. Нанасэ посмотрел на друга, перед тем как сесть на свое место, но ничего не сказал. Макото постарался некоторое время дышать через нос, чтобы успокоить дико бьющееся сердце. У него слегка кружилась голова. Может быть, это очки слишком давили? Бред. Может быть фильм уже длился пять минут, может быть десять. Макото даже под страхом смерти не смог бы вспомнить, что показывали по телевизору. Вдруг Хару твердо схватил его за плечо, ожидая, пока их взгляды встретятся. Его лицо было освещено экраном, и Макото захотелось провести пальцем по его щеке. – Хару, – прошептал он. Брюнет подался вперед и поцеловал его. Макото застыл. Хару прижался ближе, приоткрывая губы. Макото вдохнул воздух так резко, что голова закружилась еще больше. Он автоматически ответил на поцелуй, потому что Хару выглядел таким уверенным. И – и Макото был так сильно в него влюблен. Давно уже. Может быть это было предписано судьбой? Харука встал на колени и наклонился вперед, вылизывая рот Макото, жадно и влажно. Макото вспыхнул. Он положил руки на бедра Хару, забираясь пальцами под мешковатую кофту и удерживая его за поясницу, чуть выше шорт, которые принадлежали ему же. Он застонал. – Хару. Брюнет нетерпеливо столкнул подушку с коленок Макото и оседлал его, сжимая ногами бедра шатена. Его пальцы вцепились в руки Макото, скользя вверх к плечам, зарываясь пальцами в его волосы и сжимая. Его глаза потемнели до невозможного, когда Макото посмотрел на него, губы алели и блестели от слюны. Тело задрожало от возбуждения. – Боже, Хару, – прошептал он, и Хару снова подался вперед, накрывая его губы своими и отбрасывая в сторону его очки. Нанасэ резко потянул парня за волосы, и когда он качнулся бедрами навстречу Макото, с его губ слетел гортанный вздох. Руки Макото скользнули вниз и схватили его за задницу, безрассудство захватило его настолько, что он бесстыдно раздвинул пальцы, впитывая тепло кожи Хару через тонкий слой хлопка. Хару продолжил тереться об него, кусая губы партнера, и Макото постепенно сходил с ума. Тем временем на экране мелькали кадры великой битвы, слышался звон мечей и крики, сливающиеся в один шум. Все, на чем мог сосредоточиться Макото, это на движениях бедер Хару– о Боже, явно возбудившийся член его друга сейчас терся о его собственный. И это был язык Хару, грубо скользящий по его челюсти, вылизывая его шею. Макото податливо наклонил свою голову на бок, и застонал, когда Хару принялся кусать его кожу, оставляя бордовый засос. Одним плавным движением Макото наклонился вперед, обхватывая Хару за спину и прижимая его к полу. Тяжело дыша, он навис над ним. Харука весь пылал, его глаза потемнели, а волосы были в полном беспорядке. – Не таращься, – сказал брюнет. Вместо ворчания ему удавалось говорить только с придыханием. – Ты – ты уверен? – Макото все еще не мог поверить, что Хару этого хотел, слишком долго он стыдился своих желаний. Тяжело было себе представить, что его фантазии могли стать чем-то большим, чем причиной для мастурбаций; что он мог его касаться, а Хару отвечал ему взаимностью. Брюнет толкнул его в щиколотку: – Я уверен. Макото, – Сердце шатена отчаянно билось в груди. – сделай что-нибудь. Макото поцеловал его и провел одной рукой по оголенному боку. Вторая рука проскользнула между их телами и обхватила стояк Хару. Макото заглушил стон парня своими губами и надавил, когда брюнет выгнулся навстречу его руке. Своей ладонью он ощущал влажность, распространяющуюся по ткани, пачкая одолженные шорты смазкой. О Боже. Он стянул эти шорты за считанные секунды и обхватил член Хару. Макото с силой прикусил губы, когда Харука обессиленно развел бедра, слегка подрагивая. Он погладил головку члена подушечкой пальца, растирая смазку, стараясь доставить Хару максимальное удовольствие. Макото сделал паузу, чтобы вылизать свою ладонь. Наклонив голову и находясь на волоске от того заветного места, которое пульсировало от недостатка внимания, шатен наблюдал за тем, как зрачки Хару расширились еще сильнее. Он нервничал, боялся. Он мечтал об этом целую вечность, и все же не так долго. Макото хотел попробовать. Он облизал губы, и Хару застонал, двигаясь навстречу его ладони. Тачибана хотел попробовать, но он никогда не делал этого раньше. – Все в порядке, – процедил Хару сквозь зубы. – Мако, пожалуйста. Твоя рука. И Макото взглянул на него, такого уверенного и спокойного, что оставалось только последовать его примеру, успокаивая себя тем, что Хару, каким он его знал, всегда знал, чего хочет. Макото наклонил голову и быстро, еле касаясь, поцеловал головку его члена, слизнул еле уловимый горько-соленый привкус со своих губ. Затем он продолжил водить рукой по члену Хару, планируя довести его до дрожи. Хару запрокинул голову назад, подставляя шею, и Макото наклонился вперед, накрывая ее своими губами, не прекращая двигать ладонью, сжимая еще сильнее, и, в то же время, потирая соски партнера свободной рукой. Своими костяшками пальцев он почувствовал, как напрягся живот Хару, который сейчас тяжело дышал и издавал слабые беспомощные звуки. Харука не кричал, чего в принципе можно было ожидать. Но когда он вдруг напрягся всем телом, сильно цепляясь ногтями за спину Макото, и томно вздохнул, это было самым горячим, что Макото когда-либо слышал. О Господи, он был так возбужден. Ошеломленно, Макото наблюдал за тем, как Хару выпрямился и провел рукой по размазанной по его животу спермой, после чего залез под резинку боксеров Макото. Кажется, Тачибана заскулил, когда влажная рука брюнета дотронулась до него, скользкая от его, черт, спермы. Макото кончил до неприличия быстро и, обессилив, упал на бок. Хару лег рядом с ним, переплетая их ноги. Постепенно их дыхание выровнялось. – Ты как? – спросил он, осторожно дотрагиваясь пальцами до локтя Макото. Шатен снова почувствовал, как по его телу распространяется тепло, на этот раз по другой причине. – Я в порядке, Хару-чан, – улыбнулся он. Хару не стал больше ничего говорить, даже не разозлился на прозвище, в его глазах искрилась нежность. Его пальцы медленно гладили локоть Макото, сам он тем временем наклонился вперед и снова мягко поцеловал шатена. Отстраняясь, Хару водрузил очки на лицо Макото. Тот усмехнулся, сократил расстояние между ними и тоже поцеловал его, забываясь во вкусе Хару. – Надо вытереться, – сказал он через некоторое время. Губы уже саднило от обмены нежностями. – Мне придется переодеться, – Хару встретился с Макото взглядом, и вдруг на его губах заиграла озорная ухмылка, – снова. У Макото отвисла челюсть. – Ты – ты это специально! – Хм… – Хару ни в чем не признавался, но Макото знал это выражение лица, этот блеск в глазах. Он появлялся, когда Хару удавалось найти возможность плавать даже после того, как его родители запретили ему плавать каждый день; когда они подшучивали над Рином и Нагисой; когда они дразнили Гоу и Рея, и приходилось сидеть с каменными лицами, пока они не замечали. Макото был хорошо знаком со всеми выражениями этого лица: Хару ухмылялся так, когда был доволен своей остроумностью и растерянностью кого-то другого. – Хару! Ты это специально?! Харука улыбнулся ему, по-настоящему улыбнулся. – Я хотел быть уверенным, – сказал он. – На самом деле, я просто хотел довести тебя до предела. Макото залился румянцем: – Это совсем не мило. Я весь измучался! – Я знаю, – последовавший поцелуй был лучше любых извинений, и Макото не смог сопротивляться. Он поднял руку, чтобы погладить волосы Хару, но вовремя отдернул ее и поморщился, когда вспомнил, что его ладонь была липкой от засохшей спермы. Они вернулись в ванную комнату, чтобы вытереться, и Хару снова переоделся в другую пару чистых боксеров Макото. Он многозначительно посмотрел на друга, натягивая их на себя, и Макото смущенно покраснел, но провел пальцами вдоль ослабленной резинки, по пояснице брюнета и, улыбаясь, прикоснулся губами к виску Хару, когда тот задрожал всем телом от его прикосновений.***
Они не стали досматривать фильм, так как пропустили почти все, поэтому Макото включил приставку. В этот раз поблизости не было отвлекающих их близнецов, Макото непроизвольно возбуждался каждый раз, когда смотрел на Хару в его одежде и вспоминал, как его рот касался той затененной впадинки на его шее, как его пальцы ощупывали каждый сантиметр кожи под этой кофтой. Хару его не щадил и обыграл Макото в пух и прах в трех играх подряд, в конце концов Тачибана со смехом сдался. – Я не могу сосредоточиться, – признался он. Одежда Макото в последнее время имела неоспоримый отвлекающий эффект, который только усилился, после того как он узнал тело, скрытое под ней. Узнал, что Хару желал его руки на себе. Даже больше. Все эти мысли наполняли Макото радостью настолько сильной, что казалось, он вот-вот взорвется. Ему хотелось касаться Хару все время. Нанасэ отложил в сторону пульт и подполз к нему, облокачиваясь. – Пойдешь завтра со мной плавать? – спросил он. – Конечно, – сияющий Макото переплел их пальцы. Хару приподнял свой подбородок, и Макото сразу же прильнул к нему. Они целовались до нехватки кислорода, после чего шатен звонко рассмеялся. Хару просто улыбался ему, слегка порозовевший, но счастливый. Он был таким милым. – Пошли в кровать, Хару-чан. Хару недовольно ущипнул его: – Не называй меня «чан», особенно, если мы идем в кровать. Макото только ухмыльнулся и снова его поцеловал.***
К счастью Хару не знал стыда – красные засосы открывались чужому взору каждый раз, когда он раздевался, чтобы поплавать. А поскольку речь шла о Хару, это происходило очень часто. Спина парня была размечена от шеи до бедер. Макото все еще краснел каждый раз, когда глаза Гоу расширялись, а Нагиса делал пошлую шутку, но это того стоило – чувствовать жар в паху, тягучий и сладкий, видеть следы своего присутствия так отчетливо на коже Хару. Становилось даже лучше, когда Хару ловил на себе его взгляд и специально касался пальцами засосов, прикусывая нижнюю губу. –Хару-чан! Мако-чан! Перестаньте развратничать! – кричал тогда Нагиса, после чего окатывал их водой, а Макото отворачивался со смехом, скрывая свое смущение. Хару нырнул обратно в воду, исчезая под блестящей на солнце водяной гладью. Через какое-то время, когда вода снова улеглась, можно было снова разглядеть его размытую тень. Макото встряхнул головой и нырнул за ним следом.