Буря

Громкий неприятный звук. Я втягиваю голову в плечи. Ты разжимаешь кулак и смотришь на костяшки. Они содраны до крови и уже опухли. Я аккуратно обнимаю тебя, кладу голову тебе на плечо и повторяю: - Успокойся. В квартире только мы одни. Ты несколько раз шумно вздыхаешь и медленно продолжаешь прерванный разговор: - Ты, наверное, шутишь?! Повтори, пожалуйста, я хочу услышать это ещё раз. - Нет, не шучу, - язык мой, враг мой, - если я беременна, это - единственный выход. - Самоубийство - не выход, - выдыхаешь ты. И пытаешься казаться спокойным, насколько это возможно. - Выход, - я прихожу к ошибочному мнению, что уровень тестостерона в твоей крови упал до нужной для нормального разговора отметки и продолжаю, - я не смогу сказать матери, что беременна. Я не смогу родить ребёнка, потому что мне 17. Я попытаюсь договорится о подпольном аборте, но не уверена, что у меня получится, а если получится - что я смогу убить своего ребёнка. - Бред какой-то, - ты прожигаешь меня взглядом. - И как же ты это сделаешь? Повесишься? Перережешь вены? Спрыгнешь с многоэтажки? - Нет, - общий ответ на все предположения. Зачем же так сложно, если можно просто попросить у приятеля травматический пистолет и пустить пулю себе в висок: травмат, не травмат, разницы я не почувствую. - А как? - почти хрипит он. Надо было обратить внимание на эти характерные признаки, но мне слишком тяжело и поддерживать невозмутимый вид становится всё сложнее. - Пусть это будет сюрприз... - Сюрприз?! - кричишь ты и стене снова достаётся. Я в ужасе оттаскиваю тебя на середину комнаты и тут ты делаешь то, что клялся никогда не делать. Берёшь меня за горло и притягиваешь к себе. Не больно, но ощутимо. - Ни за что,слышишь?! Этого никогда не случится! - Ты даже не узнаешь, - хриплю я, вместо того, что бы промолчать. Слишком долго я ношу это в себе. Ты опускаешь руки и несколько секунд стоишь просто так, тупо глядя в пространство. Потом медленно говоришь: - А что, если я так скажу? Вот представь себе: ты приходишь со школы, и тебе говорят: «Его больше нет, он попал под поезд». Я чувствую, что глаза начинает щипать; я чувствую, что по щекам катятся слёзы; я начинаю плакать. - У тебя нет мотива, - тихо говорю я. - А у тебя, блять, есть?! - Да. Мы стоим молча. Ты прямо, не моргая, смотришь мне в глаза, а я то бросаю взгляд на твоё лицо («как на иконе», - невольно приходит сравнение), то поглядываю в сторону коридора. - Я в туалет, - наконец решаюсь я. - Не убейся только тут, хорошо? - Не могу обещать, - ехидно и горько отвечаешь ты. Я хмурюсь, но сил терпеть уже нет. В туалете, только приспустив трусы, я замираю, не веря своим глазам. Естественная нужда отходит на второй план. Красная полоска на практичной голубой ткани снимает груз забот и тревог с моих плеч. - Иди сюда, - нервно кричу я тебе. Ты появляешься буквально через секунду. - Месячные? - произносишь ты удивлённо. - Через два месяца? - Да. Потому-то все тесты были отрицательными, - выдыхаю я. - Дура. Как не странно, против обыкновения, мне совсем не обидно.