А разве у тебя есть выбор?

Пробуждение давалось с трудом, словно летаргическая полусмерть, удерживающая попавшего в ее колдовские путы пленника на роковом перепутье, никак не могла решиться, отпустить ли его в непредсказуемый мир живых или мягко и незаметно умертвить. И то, и другое было бы равной жестокостью… Картинка перед полуприкрытыми глазами едва пришедшего в себя после долгой комы стратегического капитана независимого отряда убийц Вария была нечеткой, и расфокусированный взор раздражающе размазывал в нелепую студенистую массу очертания предметов и интерьер до слепоты белоснежной комнаты. Дезориентирующая белоснежность помещения — единственное, что удалось воспринять возвратившемуся к жизни Суперби Скуало. Где-то сбоку тихо пульсировал москитным писком аппарат жизнеобеспечения, давя на разум ненавистной мыслью о собственной слабости, пусть временной, но такой ненужной и неуместной. Расслабляться было некогда. Да просто непозволительно! Не сейчас, не во время войны с Бьякураном! Он, гордая Акула Варии, обязан быть на поле битвы, делая все и сверх того, чтобы предотвратить монополизацию власти в руках вражеской семьи и гибель семьи собственной, и испустить дух в бою, в конце концов, как и полагается воину, а не валяться бесполезным телом на больничной койке! Резкий порыв встать провалился с треском и одуряющим шумом в голове, придавив Второго Императора мечей неосязаемым, но ощутимым до боли, весом бессилия. Да что же это такое! Как он мог умудриться опуститься до такой немощности? Где и как его так серьезно ранило, что ему невозможно стало даже едва пошевельнуться, не почувствовав укола боли или давления слабости? Скуало не помнил… — О-о-о-о! — справа послышался вкрадчиво-восторженный возглас, и в комнате как будто стало холоднее. Так всегда происходит, когда гость затаил недобрые намерения. — Ты, наконец, проснулся, Скуало-кун. Я ждал почти два месяца. Склонившийся над варийским мечником человек коснулся ладонями его лица и, мягко прикрыв подушечками больших пальцев глаза очнувшегося пациента, круговыми движениями слегка помассировал их. Когда он отстранился, и Скуало смог снова открыть глаза, картинка сразу же приобрела ясность и четкость. Мечник перевел взгляд на опустившегося на его койку посетителя. Тот улыбался — счастливо и лукаво. Так, наверняка, должен улыбаться Дьявол. Бьякуран. Захлебнувшись злобой, капитан Варии дернулся вперед всем корпусом, сразу же почерпнув из своей ненависти к врагу необходимую толику сил, и выпростал вперед левую руку в намерении сомкнуть капкан стальных пальцев на шее противника. Бешено запищал проклятый аппарат, и опутывающие тело Императора мечей провода напряженно натянулись, грозя оборваться. Бьякуран не шелохнулся. Лежащий перед ним мечник сейчас был не опасен, а его левая рука — бесполезна. Протеза не было. Охваченный яростью Скуало, жаждая излить свое презрение к врагу громогласным знаменитым кличем, жутко оскалился и искривил тонкие бледные губы, но вместо привычного оглушительного крика вышло лишь беззвучное мерзкое сипение… Шум в голове накатил с новой силой, снова принуждая скрипящего в бесполезном гневе зубами Суперби откинуться на мягкие больничные подушки. Пленен? Беспомощен? Какой позор… — Вонгола полностью уничтожена, — Бьякуран добивал, беспощадно и невозмутимо, с улыбкой наслаждения наблюдая за никчемными попытками врага одолеть свою немощь и даже более того — одолеть в разы превосходящего его силой противника. И Скуало вспомнил… Вспомнил ужасающую гибель семьи… — Ты единственный, кому удалось выжить, Скуало-кун. Бьякуран поднялся с постели плененного мечника и, вновь склонившись над ним, надавил руками на его плечи, заставляя лечь смирно и словно приказывая повиноваться ему, оставив смешные попытки творить геройские глупости. — Я планировал сперва не оставлять в живых никого их вас, — Джессо до отвращения близко навис над хмурящимся и прожигающим его бесноватой ненавистью взглядом Императором мечей, продолжая ставить в известность о нынешней обстановке проспавшего столь долго последнего из Вонголы. — Но когда мне доложили, что гордец из Варийского сброда умудрился выжить, я решил — а было бы забавно заполучить редкую зверушку из вымершего рода в качестве трофея в битве со знаменитой Вонголой. Нежно шепчущий безжалостные слова Бьякуран с теплотой, присущей хозяину, какую тот питает к своему питомцу, поцеловал дрожавшего в не выплеснутой немой ярости Скуало в уголок плотно сомкнутых губ и отстранился, выпрямившись и надменно возвышаясь над грозным варийским мечником, теперь таким разбитым и безвредным. — Ручная гордая акула, — звонко воскликнул Бьякуран, самодовольно усмехнувшись. — Ну, разве не достойный приз за победу над назойливым, но, признаться, сильным противником? Или своенравный, но безысходно послушный пёс, согревающий мою постель… Белоснежные стены комнаты отразили глухой грудной рык, сдобренный ядом презрения и ненависти. Правая рука непреклонного мечника напряженно сжалась в кулак, и весь его ощерившийся, как у дикого зверя, не желающего даваться в руки охотника, вид красноречиво обещал во что бы то ни стало разорвать в клочья такого самонадеянного и уверенного наглеца, ощущающего себя хозяином положения. Бьякуран, между тем, игнорируя исходящую от плененного стратегического капитана Варии угрозу, продолжал с насмешливым сожалением: — Жаль только, что, раненый, ты повредил себе горло, и мне не удастся услышать твоего звериного рычания злобы или отчаянного пёсьего воя от тоски по тому, что ты потерял безвозвратно. Горевшие обжигающими всполохами гнева глаза Суперби Скуало, не верящего, не мирящегося с такими жалкими итогом и участью, пронзали насквозь, испепеляя надменного босса Мильфиоре невидимым голодным огнем. Но Бьякуран ощущал его — ощущал на себе и внутри себя это сатанинское пламя сопротивления его капризной воле. Гордая Акула Варии не желал быть прирученным и боролся даже тогда, когда удача так безжалостно убила для него всякую надежду… — А разве у тебя есть выбор? Вопрос Бьякурана прозвучал по-философски отстраненно, со странным ласковым сочувствием, словно Джессо откровенно признавал, что оказаться на месте поверженного врага он ни за что не хотел бы… Скуало выдавил из себя тяжелый вздох, расслабив точно чужое, плохо повинующееся ему тело и отпуская бесполезную ярость. Покорствуя неизбежности, гордый мечник Варии закрыл серые, наполнившиеся тоской глаза и смиренно покачал головой, отвечая на вопрос Бьякурана. Выбора у него действительно не было… Слегка удивленный, но удовлетворенный тем, что растоптанный и одинокий противник так быстро сдался ему, Джессо заботливо погладил не реагирующего на его ласку Скуало по скуле, затем поправил сбитые импульсивным мечником чувствительные элементы медицинской аппаратуры, и, уже покидая комнату недавно вернувшегося к жизни пленника, напутствовал напоследок: — Отдыхай, Скуало-кун. Ты еще так слаб. И будь впредь сдержанней: аппарат все еще поддерживает твою жизнь, так что будь осторожнее. И ушел, пообещав посетить пленника завтра… Белоснежная комната была пугающе тихой. Постель с белоснежным бельем, как изысканный облачный гроб, покоила на себе побледневшее тело красивого молодого человека. Его разметавшиеся по ослепительной постели белоснежные длинные волосы с изумительным совершенством гармонировали с этой такой любимой творцу альянса семей Мильфиоре обстановкой. Бьякуран так любит белый цвет… Второй Император мечей был мертв. И несколько алых пятен, тянущихся от изгиба локтя левой руки Суперби Скуало, на девственной белизне варварски портили чистоту сияющего белого пространства. Аппарат жизнеобеспечения захлебывался в протяжном монотонном смехе, отверженный за ненадобностью тем, чью жизнь он должен был поддерживать. Гордая Акула Варии тоже беззвучно смеялся, улыбаясь — высокомерным оскалом не проигравшего. Мелкая непонятная дрожь пробрала Бьякурана, молча глядящего на несостоявшегося пленника: жуткий прощальный оскал Второго Императора мечей словно обещал достать босса Мильфиоре даже с того света. В это обещание, зловещее и потустороннее, отчего-то верилось… Джессо поежился от внезапного холода. Ему вдруг послышался громким эхом отскакивающий от отражающих любой звук белых стен чуть хриплый знакомый голос: «Как видишь, ты оказался прав. Выбора у меня действительно не было!» Вонгольский волк стаи Вария никогда не станет прислуживающей врагу псиной.