Чувствуй мою боль

Темнота. Пугающая, пустая, полностью захватившая разум. Кажусь сам себе безумным, когда нарушаю эту мрачную идиллию синеватым огоньком зажигалки. Пусть на мгновение, но… Я успеваю сломать это чарующее пространство. Беру лист со своими стихами, которые хотел превратить в песню. Зачем? Это же глупо, это никому не нужно. Это не нужно ему. На мнение остальных мне наплевать. Подношу лист к огню, краешек бумаги начинает тлеть, а затем белое шуршащее полотно вспыхивает, роняя обгоревшие клочки на пол. Комната наполняется запахом дыма, витиеватые серые полосы вверх, теряясь на высоте потолка. Желтоватое пламя дотла сжигает плод моих ночных мучений. Так нужно. Окидываю пустым безразличным взглядом свою собственную комнату. Десятки листов, которые так хочется спалить, уничтожить в языках пламени, оставив лишь пепел наших надежд. Так должно быть. Мы так хотим. Обжигаю пальцы, от неожиданности выпускаю из пальцев бумажку. Та, оставив ярко-оранжевый след в воздухе, тут же падает на пол, затухая. Вот и все, все строки преданы огню. Зачем тогда я мучился, выводя корявые буквы на листах, которые безвозвратно уничтожил? Да потому что так легче! Чем держать в себе всю ту острую боль, вонзающуюся словно иглы в ритуальную куклу, я лучше потрачу ночь на лживые слова, в которых признаюсь в… В любви, которой нет. И не может быть. Стук в дверь. Нет, не пущу, особенно если там он – причина моих недостраданий! Я лучше запрусь здесь навсегда, сгнию в пределах маленького личного пространства. Но… Лишь бы не видеть это чудовище, не сталкиваться с ним взглядом. - Пусти меня! – кричит, пытаясь сломать дверь. Наивный, он не супергерой, точнее, не суперзлодей, чтобы вынести эту крепкую деревяшку, сумевшую преградить ему путь. Моя единственная защита. - Ни за что! – вскрикиваю, закрывая лицо в ладонях, - я не хочу тебя видеть, мразь! – выплевываю эти слова, захлебываясь ощущением того, что эта тварь сейчас сможет попасть ко мне, разрушить тот хаос, что я создал вокруг. Не хочу! Не хочу Не хочу! Стуки становятся все тише, видимо, парень уже порядком устал долбить в дверь, я выдыхаю, пытаясь прийти в норму. Звуки вне комнаты стихли, я, уже без опаски, подхожу к двери, отпираю ее. Щелчок. - Ну, наконец-то, - хрипит мой ночной кошмар. И как я мог купиться на эту по-детски наивную уловку? – долго же мне пришлось ждать приглашения, - хрипло добавляет парень. - Тебе мало, да? Тебе не хватило того, что ты со мной сделал? – срываю голос, буквально вопя от ненависти к этому ублюдку. - Всего лишь поставил на место, - пожимает плечами. Вечер после очередного концерта. Все уже порядком надоело, нет привычного драйва, нет острых ощущений. В этом, к сожалению, виноват только я, замучив парней сутками репетиций, оттачивая каждую мелодию, шлифуя до совершенства. В итоге, нет никакого разнообразия, словно эмоции вынули из нашего творчества. Мы вне ощущений. - Ребята, вы превосходны! – визжит какая-то девчушка, размахивая руками. Прохожу мимо, дежурно улыбнувшись. Прячусь за сценой, опираюсь локтем о стену, пытаюсь привести себя в норму. - Жень, ты же понимаешь, что это провал? – раздается голос барабанщика. Я киваю, шумно сглатываю, чувствую себя неудачником. Так дерьмово еще никогда не было, а Тошик, кажется, решил добить меня. - Ниженко, напоминать о том, что я просчитался, блядь, необязательно! – срываюсь, наорав на лучшего друга. Становится легче, но этот придурок резко хватает меня за локоть, утаскивая чуть дальше от сцены. Я не боюсь его, что барабанщик может со мной сделать? Да ничего, по сути. Однако барабанщик опровергает мои надежды, поворачиваясь ко мне лицом. Замечаю в его глазах странный огонек – секунда, и я вовлечен в поцелуй – грубый, до невозможности властный. Стаскивает мою футболку, скидывает ее куда-то на пол, жадно проводит пальцами по ключицам, груди… Замираю, не смея даже вдохнуть. Расстегивает мои джинсы, приспускает их. - Тебе будет приятно, - хрипло бормочет, сбрасывая с себя одежду. Увы, но парень солгал. Было очень больно. Я вскрикивал от разрывающего чувства, пока барабанщик задавал бешеный темп своими толчками. Я ощущал, как по бедру стекает алая струйка крови, пока Тошик с рыком вдалбливался в мое тело. Я не хотел это запоминать, я хотел внушить себе, что это всего лишь сон. Однако синяки на шее и адская боль препятствуют этому. - Поставил на место? – улыбаюсь, словно псих. Я уже давно слетел с катушек, мне уже давно мало… Мало боли физической, мало боли душевной. Я хочу мучиться, хочу кричать, сжигаемый в пламени агонии. - Да, - опускает голову. - Только не лги мне про чертово раскаяние. Ты же знаешь, что это пустые слова, что это глупости. Ты же знаешь, что мне все равно, - заливаюсь хохотом. Барабанщик смотрит на меня, кажется, сомневаясь в моем психическом состоянии. Плевать! - Жень? – неуверенно произносит мое имя. Так трепетно, что становится мерзко. Я не верю в искренность этого человека. Не желаю верить. Однажды я уже на этом обжегся. - Убирайся, - холодно приказываю. Ниженко медленно поднимается с места, бормоча под нос какую-то чушь про чувства, про их существование. Бред! Их не может быть, они сгорели, оставив лишь крошечную горстку пепла. Они, подобно листам со строками моих стихов, развеяны по ветру. Их уже давно нет. Парень специально громко хлопает дверью, покинув мою комнату. Усмехаюсь, понимая, что он еще такой наивный, думающий, что прощение человека так легко заслужить. Ну уж нет, эта дрянь будет сгибаться от мук совести до конца своих дней. Пусть совесть его подвесит за лопатки на ржавые крюки, оставляя шрамы, раздирая до мяса кожу. Пусть по телу стекают алые сгустки крови, пусть он также чувствует эту боль и мою лютую ненависть. Возвращаюсь к прерванному делу. Зажигалка уже не работает, поэтому я просто рву на клочки бумагу, разбрасываю кусочки, словно салют, когда я был маленький. Вся комната усыпана белыми хлопьями, будто снегом. Снег из моих страданий – наверное, это красиво и до жути драматично. Эмоции постепенно накатывают. Хочется крушить, швырять, метать, ломать… Особо не задумываясь, беру старую гитару, с силой ударяю ее о пол, с упоением ловя жалобные стоны струн. Повторяю удары еще и еще, на корпусе появляются трещины. Моя старушка еле выдерживает, чтобы не разбиться окончательно, но, все же, я добиваю ее. Обломки гитары падают, металлические струны продолжают дребезжать… Это не гитара сломана, сломана моя душа. Я сломан. Всецело.