* * *
Покачиваясь от количества выпитого, Эдвард Кенуэй взошел на борт «Галки» и направился к штурвалу, возле которого надеялся найти Адевале. Так и есть, квартирмейстер оказался именно там, где и ожидалось. — Адэ, — облокотившись на планширь и не глядя на своего помощника, позвал капитан. — Скажи матросам, чтобы сменили паруса. На новые. — Те, что ты купил на прошлой неделе? — неимоверно удивился Адевале, глядя на чудом стоящего на ногах Эдварда. Тот удрученно кивнул в ответ. — Мне казалось, ты собирался их кому-нибудь всучить, а не вешать. — Мне тоже так казалось, — проворчал Эдвард. — Сегодня не мой день. Ах да, раздай всей команде платья, которые мы забрали сегодня с плантации. Если кому-то не хватит — пусть найдут. Адевале сплюнул за борт и еще раз взглянул на капитана, пытаясь понять: тот просто допился и когда проспится, все пройдет, или уже сошел с ума окончательно и пора искать их маленькой стране нового правителя. Увы, но за самим помощником капитана пираты, в силу его расовой принадлежности, просто не пойдут, иначе проблема была бы уже решена.* * *
Спустя месяц по всем семи морям ходили ужасающие, леденящие душу честных моряков легенды о корабле, что ходит под пиратским флагом и алыми парусами. Корабле, команда которого целиком и полностью состоит из страшных, волосатых, щетинистых баб, басом распевающих песни. За капитана у них голубоглазая блондинка, обнаженные руки которой покрывали татуировки, рассекавшая в розовом, явно не подходящем по размеру платье. Настолько не подходящем, что шнуровка корсета не была завязана вовсе. Команды британских и испанских торговых и военных шхун, фрегатов и даже галеонов с благоговейным трепетом шепотом рассказывали о новом монстре Карибского бассейна. Нынче даже Кракена или Летучего Голландца боялись намного меньше, нежели появления на горизонте этого судна. Когда команда брига с алыми парусами совершила налет на бухту Гуарико и захватила тамошний форт, несколько оставшихся в живых солдат, наслаждаясь бесплатной выпивкой, которой их обеспечивал любопытный до слухов люд в тавернах, рассказывали о нападении, все больше и больше приукрашивая произошедшее и по мере рассказа веря в свои выдумки все сильнее. Во многом эти солдаты, конечно, сходились в показаниях. Чего только стоит рассказ всё о той же не слишком гладко выбритой, патлатой капитанше-блондинке, жутко вонявшей перегаром и немытым мужиком, метко стрелявшей сразу из двух пистолетов, да вооруженной одновременно двумя саблями. О ее высоченной, чернокожей и лысой помощнице с лицом, покрытым ужасающими шрамами, да при этом орущей на всех таким басом, что впечатленная солдатня сравнивала ее с каким-то морским демоном, вызывающим гром и молнии. Еще рассказывали, что когда эти фурии отбывали из разграбленного ими форта (всерьез разграбленного — не забрали только то, что было основательно прибито), то еще долго над водной гладью раздавались шанти вроде: Old Billy Riley was a dancing master. Old Billy Riley, oh, Old Billy Riley! Old Billy Riley master of a drogher. Old Billy Riley, oh, Old Billy Riley!* * *
— Доволен, Тэтч? — поинтересовался Эдвард у Черной Бороды, швыряя в его сторону истрепанное розовое платье и, взяв со стола бутыль с ромом, зубами вытащил деревянную пробку, выплюнул ее и приложился к горлышку. — Вполне, — захохотал Тэтч, который всего час назад слышал очередную легенду. — Сыграем еще, Кенуэй?