Мой человек

В пустующем уже долгое время доме сухо и тепло. Пахнет древесиной. Летом. И солнцем: оранжевый свет заката густой яркой патокой льется через высокие окна на деревянный настил пола. Дом заброшен уже несколько десятков лет, здесь нет ни мебели, ни мусора, ни каких-либо других следов прежних хозяев. Они нашли укрытие под его дырявой крышей прошлой ночью, под бледным светом луны забрались на высокую веранду, устало ввалились в комнаты и провалились в сон... Они не поели и даже не умылись, легли, перепачканные в крови и грязи. Все, что нужно было обоим - просто отдохнуть. Райдан разлепил глаза рано утром, а Тэйдаго так и не пошевелился с тех пор. Он так и не принял свою человеческую форму. Огромная змеиная туша громоздилась у самого входа, у раздвинутых бумажных дверей. Серая, тусклая, неподвижная. Словно мертвая. Но Райдан знал, что змей жив - если сесть на колени перед его мордой, наклониться к узким, длинным ноздрям, то можно почувствовать на лице его глубокое, медленное, ровное дыхание. ЗмЕя Райдан не трогал - все равно бы не смог сдвинуть с места несколько тонн стальных мускулов длинною метров в пять, но сверкающий в солнечных лучах хвост все же затащил с веранды в комнату. День клонился к вечеру. Еще полчаса, и начнет темнеть. Райдан разведал окрестности - вокруг был дикий лес, в полутора километрах ручей. Он принес воды, развел огонь в старой каменной печке, поджарил пойманного неподалеку кролика. Было очень тихо. Даже птицы не пели. Вся живность в радиусе нескольких километров разбежалась, подчиняясь неизменному инстинкту самосохранения. Почуяли появление опасной ядовитой гадины. И не менее опасного благородного хищника вместе с ней. Черные гнойные потеки на коже жгли, но жар понемногу спадал. Райдану потребуется еще несколько суток, чтобы восстановиться после неравной изнуряющей схватки. Он до сих пор не верил, что им удалось уйти живыми после того, как он по дурости сцепился с колдуном. Из-за какого-то пустяка... Змей пришел на помощь, хоть он и не звал. Сам пришел, метнулся на врага с распахнутой зубастой пастью, уверенный, как всегда, что он сильнее всех. Оказалось - что нет. Не сильнее. Вода заканчивалась. Когда полоска света, падающая в комнату из окна, стала совсем узкой, Райдан в очередной раз поднялся и сбросил с плеч разодранное, пропитанное вонючей черной гнилью кимоно. Мокрая тряпка при соприкосновении с кожей дарила прохладу и мимолетное облегчение, а потом опять жгло. Отравленная кожа сочилась ядом, покрывалась тонкой застывшей пленкой, та лопалась, выпуская на свет очередную мутную каплю. Ему приходилось терпеть. Руки и ноги он обтирал, но до лопаток как следует дотянуться не мог. Там кожу стягивало, будто клеем... Райдан хотел искупаться в ледяном ручье, но подумал, что отравленная его ядом вода убьет слишком много животных. Когда очнется Тэйдаго - поможет отмыться, а пока приходилось терпеть. Мокрая тряпка со шлепком упала на пол, обдав зловонными брызгами щиколотки и половицы. Она больше не пригодится, ее уже не отмоешь. Теперь она только пачкает. Райдан сам - пачкает все. Пачкает и отравляет все вокруг себя. Идеально ровная полоска оранжевого света лежала аккурат на его узких ступнях, слабо грея гаснущим теплом. Другая перечеркивала худую, бледную грудную клетку с некрасиво выступающими ребрами. Третья целовала его в губы, смазывая их одним цветом с щеками и подбородком. Райдан стоял обнаженный, безучастно глядя на заходящее солнце, медленно тонущее в кронах деревьев. Казалось, что темные угловатые листья пожирают его. Только никогда не пожрут. Это только кажется, что пожирают, а на самом деле солнце проходит сквозь них, и целое и невредимое появляется на небосклоне опять. Они были страшными - отсюда, из старого дома, издалека, они выглядели страшными голодными жадными монстрами, но на самом деле не несли никакой угрозы. Точно так же, как яд Райдана не причинял никакого вреда ему самому. Ни ему, ни Тэйдаго... Кроны жадно жрали остатки умирающего и сгорающего в предсмертной агонии диска. Райдан прощался с солнцем. Гнойные узоры на его теле высыхали. Всего лишь до завтрашнего утра. Ядовитая дрянь высыхала на его коже, как краска, превращаясь в подобие хаотичной, неаккуратной татуировки. Кривые плети обхватывали тонкую шею, иссохшей веткой упираясь в острый подбородок. Жар и зуд стихали. До утра. Темнеющая полоса леса на горизонте, огонь в печке, грязная одежда, чистое тело. Мертвое тело. Живое тело. Отравленное. К которому не прикоснутся, никогда. Потому что если прикоснутся - умрут. Длинный хвост извивается, кольцами приподнимается над полом и тянется к человеческой фигуре, стоящей посреди комнаты. Мягкая бархатная кисточка ласкает ступни, обвивается вокруг ноги, сдавливает. Сильно, но не настолько, чтобы сломать кость. Для Тэйдаго этот жест сродни человеческому рукопожатию или похлопыванию по плечу, так он выражает поддержку. Райдан слегка касается пальцами холодной чешуи хвоста, на губах его появляется слабая, изнуренная, грустная улыбка. Огромное змеиное тело с тихим шорохом скользит по полу, смертоносная туша собирается за спиной Райдана, но он не оборачивается и не смотрит. Он чувствует, что Тэйдаго поднял свою тупоносую морду на один уровень с его затылком, чувствует, что его затылок - прицел четырех ярких изумрудных глаз с узким желтым зрачком, но не оборачивается и не смотрит. - Почему ты не превращаешься? - непринужденно спрашивает он. Сам себе проигрывает. В голосе слышится безразличное отчаяние. Он сам его слышит, а уж Тэйдаго - и подавно. Змей ничего не отвечает. Потому что змей не может говорить. И не превращается в человека, потому что ногу Райдана все еще обвивает толстый кончик огромного змеиного хвоста. Хвост скользит выше, как виноградная лоза обхватывая конечность, пока мягкая кисточка, покрытая не чешуей, а мягкой кожей, не касается паха. Тогда Райдана сбивают с ног - мощным ударом смертоносной туши, в доли секунд поднявшейся в воздух, и подхватывают, кольцами сдавливая бедра и торс. Райдан не сопротивляется, позволяя змею обвить себя и сжать в мертвой хватке. Массивная морда упирается ему в грудь, белый раздвоенный язык неуверенно касается ключиц, а затем весьма смело облизывает шею - снизу-вверх. Райдан чувствует, как туша непрерывно движется, извиваясь. Он сам словно на волнах, несущих его куда-то, где спокойно и темно. Он закрывает глаза. Он уже знает, что будет дальше. Почему-то Тэйдаго больше нравилось делать это в зверином обличии. В теле змеи - входить в его хрупкое, узкое человеческое тело. Его ноги оказываются раздвинуты, между ягодиц проталкивается твердое. Он расслабляется, позволяя войти. Ему ничего не надо делать. Тэйдаго все сделает сам. Ему остается только откинуть голову и расслабиться, наслаждаясь тем, как внутри влажно скользит обжигающе горячий, увеличивающийся с каждым толчком орган. В какой-то момент массивная тяжелая змеиная голова исчезает, и торс Райдана обхватывают человеческие руки. Человеческие губы впиваются в шею, Тэйдаго совершенно по-человечески шепчет что-то на своем языке. Райдан никогда его не понимал, но ему казалось, что это обязательно что-то хорошее. Обязательно приятное. Может быть, даже признание в любви... если змеи умели любить. Или хотя бы в желании. Но по-человечески Тэдайго никогда бы этого не сказал. Все это были далекие от реальности мечтания. Хвост все еще обвивался вокруг его ног, но верхняя половина Тэйдаго была человеческая. Она целовала, обнимала, шептала какие-то слова. Это позволяло Райдану думать, что он занимается любовью с человеком. Ему было плевать, что это мужчина, главное - что человек. Который мог к нему прикасаться. Тэйдаго даже в своем человеческом обличии был невероятно силен. Под конец он сжал Райдана так, что тот захрипел от боли. Потом они лежали на полу вместе, обнаженные, вдыхая сухой и свежий воздух ночи, обдуваемые прохладным ветерком. Райдан быстро заснул, утомленный тяжелыми мыслями, одиночеством и диким, звериным сексом. Тэйдаго смотрел на луну, в потолок, на хрупкое, болезненно худое и слабое тело рядом, уже начинающее замерзать. Он доел сочного кролика, которого приготовил его человек, а потом лег обратно, чтобы обнимать и согревать своего человека своим теплом до самого утра.