Дневник

Тор попрощался с отцом быстро даже слишком быстро. Хотя… он и так не надеялся на сердечное сочувствие и слезные мольбы. Ему это и не нужно было. Пусть отец отойдет от горя, хоть оно и подкосило его слишком сильно. Пусть подумает немного. Власть и ответственность за свой народ не дадут ему впасть в отчаяние. Хотя-бы на какое-то время… Принц шире расправил плечи. Такие родные, еще недавно неприступные стены, казались теперь чужими, холодными и хрупкими, как первый лед на реке. Люди больше не смеялись. За весь путь по извилистым коридорам замка он не встретил ни одного счастливого лица. Во всех глазах — скорбь и страх. Во всех взглядах — осуждение и печаль. И он чувствовал себя виноватым. За все. За то, что Малекит прорвался в Асгард, за смерть матери, брата, за полубезумную тоску отца и за то, что Джейн едва не канула в небытие. Он потерял почти все, что любил, во что верил, и кровные узы, связавшие его когда-то с Асгардом почти ощутимой нитью, рассыпались, развеялись по ветру и последовали за братом и матерью туда, откуда никто не возвращается. Тор и сам не заметил, как ноги принесли его к большим резным дверям, изготовленным вручную из красного дерева самим Локи в юности. Его комната. Его тихая юдоль, где он прятался от мира так часто, что некоторые успевали даже забыть о его существовании. Громовержец немного помялся на пороге, а затем несмело повернул ручку и толкнул дверь. Она беззвучно открылась, пропустив принца в небольшую, но уютную комнату. Тор только сейчас понял, что никогда раньше здесь не был. Огромная кровать под слегка пыльным пологом казалась неуместно пустой, и лишь откинутый уголок одеяла напоминал, что когда-то здесь спал Локи. Да, после его падения с радужного моста никто сюда не заходил. Теперь это единственное, что от него осталось. Тор перевел взгляд на стены. Что и говорить, его брат отличался редким умом и творческим потенциалом. Вокруг висели его работы: пейзажи, написанные маслом, портреты родителей, и его самого… Громовержец застыл, глядя на свое изображение. Каждая черта, изгиб улыбки, морщинки вокруг глаз и даже легкая щербинка на зубе — все было выведено с ювелирной точностью умелой рукой Локи. Видимо, он нарисовал это незадолго до своего исчезновения. Сердце обожгло болью. Значит, вот каким видел его Локи… Неужели он до последнего тайно любил свою семью? Да, конечно любил, иначе не стал бы с такой точностью, такой нежностью выводить знакомые черты родных, запечатленные в ласковых улыбках. Тор прикрыл глаза и облокотился на столбик кровати. Его почему-то мутило, хотелось то ли крушить все вокруг, то ли сжаться в комочек на полу и дать волю эмоциям. Он бы, наверное, так и сделал, но его внимание привлекла толстая тетрадь в кожаном переплете ручной работы, затесавшаяся среди книг на полке. Почему она бросилась ему в глаза первой? Тор не смог бы точно сказать. На нетвердых ногах он подошел к стеллажу и извлек на свет тетрадь. На дубленой коричневой коже красовалось множество рун настолько древних, что Тор едва смог понять их значение, но все же разобрал имя брата и старинную присказку, ходившую по Асгарду еще задолго до их рождения: «Не тот царь, кто рожден царями, а тот, кто честь имеет и ум великий». Громовержец усмехнулся. Локи всегда оставался самим собой. Кровать тихо скрипнула под весом бога, мягко зашуршали страницы тетради. — Это дневник… — выдохнул Тор, вчитываясь в мелкий витиеватый почерк. Первые несколько страниц настолько истерлись от времени, что невозможно было разобрать ни слова, но потом на глаза богу попался отрывок текста, сохранившийся лучше остальных:

…ушла. И хорошо, что она не видела, как я плачу. Никто больше не увидит! Никогда! Пусть меня покусает хоть тысяча змей, пусть я распухну и посинею, но больше никому не доставлю такого удовольствия! Хватит с меня издевок и насмешек приятелей Тора. Хватит с меня его наглых ухмылок. Я больше никому не позволю так со мной обращаться! Я рожден царем, и им придется принять это!

Тор нахмурился. Да, он что-то такое припоминает. День, когда Локи сорвался. Тогда Тор с друзьями взял младшего братишку с собой под предлогом прогулки по лесу, но на самом деле он просто хотел напугать Локи и посмеяться над ним. Вышло все совсем не так, как было запланировано. Локи провалился в глубокую яму и долго кричал там, зовя на помощь. Тор сначала смеялся, мол какой хлипкий малыш, но потом понял, что уже не до шуток. Локи тогда с трудом выбрался и сильно хромал, но после этого дня больше никто не видел слез младшего принца. Они уступили место язвительности и колкости, не раз цеплявшей Тора за живое. Нахмурившись, громовержец продолжил поиски уцелевших записей.

Что-то не так. Я чувствую это. Вижу во взгляде матери, отца, брата… Я будто бы чужой для них. Кажется, они просто делают вид, что я им родня, и явно что-то скрывают. Но что? Что есть в этом мире такого, что родители не могут сказать своему сыну? Чем я успел так провиниться? Я начинаю терять веру в свою семью, как бы прискорбно это не звучало. Но почему я чувствую стыд? Почему краснею под изучающим взглядом отца? Он будто пытается рассмотреть во мне какую-то угрозу, зерно зла, посеянное неизвестно кем. И я чувствую себя виноватым, хоть и не знаю, в чем. Это угнетает. Я уже начинаю сомневаться в том, кто я есть, и кем меня считают остальные. Но самое обидное, это то, что мне не с кем поделиться. Я остался совсем один. Мне не с кем поговорить, некому излить душу. Хотя… так ли мне это надо? Я не знаю. Мне становится страшно при мысли, что я могу так провести всю жизнь — наедине с пером и тетрадью. Ведь трона мне не видать, как своих ушей, верно? Конечно. Отец не сделает царем того, кому не доверяет. То ли дело Тор — истинный сын Асгарда, широк в плечах, силен и везде хвостом следует за отцом. Я ему не соперник. Иногда мне кажется, что я ему вообще никто.

Тор и сам не заметил, как по его щекам потекли слезы. Все это время, все детство Локи чувствовал неладное. Безупречная интуиция никогда не подводила его. — Как же я виноват перед тобой, брат, — прошептал бог, дрожащими руками листая тетрадь.

Это был самый кровавый бой на моей памяти. Раны до сих пор ноют, но я уже могу держать перо, и это радует. Наверное, я еще никогда не боялся так сильно, как тогда. Это было не сражение, а просто резня. Земля под ногами утопала в крови, и мне казалось, что моя жизнь висит на волоске. Наверное, так оно и было, и я почти отправился к праотцам, когда меня пронзил вражеский клинок. Я простился с миром живых и сдался, но тут появился Тор и вытащил меня из пекла сражения. И впервые я увидел в его взгляде не насмешку, не отвращение, но страх и сочувствие. И я ощутил себя… нужным. Теперь я знаю, точно знаю, что не одинок. Что бы Тор не говорил, что бы не делал, ему не безразлична моя жизнь. Сквозь лихорадку я слышал, как он всю ночь сидел у моей кровати, чувствовал, как менял полотенца и обещал сделать что угодно, только бы я выжил. Конечно, я не буду напоминать ему об этом. И не подам вида, когда он снова попытается задеть меня. Теперь я знаю, что могу ему верить…

Глаза невыносимо щипало, и сквозь слезы становилось все труднее читать. Тор бесцеремонно вытерся уголком плаща и перевернул страницу.

Я раздавлен. Во всех смыслах этого слова. Я давно знал, что от меня скрывают что-то очень важное. Что-то, что способно перевернуть мою жизнь. Но, черт побери, отец обязан был сказать мне раньше! Почему я должен был терпеть все насмешки, издевки, презрение, все это? Просто потому, что отец не мог открыть рот и сказать мне правду?! Я столько лет томился незнанием, а оказалось, что всему виной то, что я — приемыш! Ненавижу их. Их всех! Лицемерные твари, клеймо на моей чести! И я еще звал их родными! Все это время они просто использовали меня, а когда я стал не нужен — оставили чахнуть в библиотеке, подальше от людских глаз и от трона, который отец так яростно охраняет! Что же, Один, ты добился своего. У меня больше нет семьи. Нет дома. И твой трон скоро пошатнется под моим сапогом. Клянусь жизнью и своей честью, я отомщу за все свои унижения, Один, и наслажусь той сладкой минутой твоего отчаяния, когда я на твоих глазах выпущу кишки твоему дорогому наследничку! Ты хотел вырастить дикого зверя, так будь готов встретиться с ним лицом к лицу!

Тор захлопнул тетрадь, пытаясь унять дрожь во всем теле. Страдания брата эхом отдавались от потертых страниц и укоренялись в сердце старшего принца невыносимой ноющей тоской. Он слишком многое упустил, слишком часто обращал внимания на тех, кто его не заслуживал, и сейчас единственным утешением была тетрадь, все еще хранившая память о тепле рук Локи и все его страдания, которые он мог излить только на бумаге. Только теперь на него обухом рухнуло полное осознание трагедии. Он столько мерзкого успел сказать брату, столько раз он кричал ему, что больше никогда не поверит, не даст надежды на возрождение кровных уз, и каждый раз наталкивался на ледяное пламя зеленых глаз, на стальное упорство, и даже не догадывался, какая боль предательства кроется за этим, какая обида жжет изнутри младшего принца столько лет. Подавляя желание пробить головой стену, только бы прогнать вон это гнетущее чувство вины, Тор перевернул последнюю уцелевшую страницу дневника.

Кажется, мое время в стенах Асгарда подходит к концу. Пора двигаться дальше и вести мой план к логическому завершению. Я ничего не беру с собой, и знаю, что опасаться мне нечего. Никто не зайдет в мою комнату из чувства отвращения и презрения. Я оставляю здесь свое прошлое, полное позора и лжи, и ни о чем не жалею. Только портреты на стенах смотрят на меня тепло и открыто. Конечно, ведь я сам их такими создал, когда еще помнил, как выглядит родительская любовь. Все это останется здесь и со временем истлеет, но навсегда отпечатается ярким образом в моей памяти. Наверное, в глубине души я еще могу позволить себе предаться сладким грезам о том, как все могло бы быть, если бы я был настоящим сыном этим людям. Я унесу этот образ с собой, как талисман. Пусть он греет мою душу в ледяных просторах космоса.

***

Тяжелые шаги эхом отдавались от каменных стен замка. Тор шел, не обращая внимания на то, что происходит вокруг, словно зомби, преследующий свою цель бездумно, интуитивно. Распахнулись огромные двери, пропустившие его на Радужный Мост, и Громовержец вдруг залюбовался тем, как прекрасен Асгард снаружи. — Уходишь? — спросил Хеймдаль скорее для приличия, чем из интереса. — Да. Моя судьба ждет меня в Мидгарде. — А какая судьба ждет Асгард? — янтарные глаза сузились, и на миг показалось, что в них отражается не бескрайний космос, а темная бездна — та, что разверзлась в глубине души Тора. — Ты не хуже меня знаешь, что миры висят на волоске от краха. — Значит, ты бежишь от своего долга? — Мой долг — защитить смертных. Возможно, я смогу дать им шанс на новую жизнь и решение распрей. — Ты покидаешь родной мир. — Такой ли уж родной? — А ты изменился, — Хеймдалль слегка склонил голову набок и изучающе заглянул в голубые глаза бога — Что движет тобой, Тор? — Надеюсь, здравый смысл. — Пока я вижу лишь отчаяние, — стражник погрузил меч в корень Иггдрасиля и провернул. Тут же энергия, нашедшая, наконец, свободу, вырвалась сияющими ветвями, оплетшими все вокруг яркой сетью. — Значит, прощай, Хеймдалль? — Тор протянул ладонь для рукопожатия. — Нет. До встречи, — стражник улыбнулся и вдавил меч до конца. Поток света тут же подхватил бога и умчал его прочь из Асгарда. Тор летел сквозь космос, но мысли его были далеки от планет и звезд. Он оставляет за спиной прошлое, наполненное радостью и жгучим горем, отсекает все, начинает жить с нуля… Но только маленькая тетрадь в кожаном переплете, покоящаяся в его кармане, уже никогда не даст Тору забыть, кто он на самом деле.