~
Последние буквы были дописаны в электронном дневнике и, О Сэхун, поправляя свои огромные очки, закрыл ноутбук и лег в кровать ровно в 12 ночи, отдаваясь своим внутренним страданиям. Утро было омерзительным, в прочем-то таким, каким бывает всегда. Сэхун уже привык к этому и к постоянному желанию не просыпаться по утрам больше никогда. Он снова надевает свои уродливые очки, закрывая при этом всю прелесть его лица, все потому, что кто-то украл у него футляр с линзами, с голубыми, его любимыми и, к сожалению, последними. Сэхун в депрессии уже который месяц, он заметно похудел, чем очень тревожит свою маму и постоянно ходит мрачным, отрекаясь от всех своих друзей. Потому что грустить хорошо в одиночестве. И казалось, что может так сильно повлиять на человека? Это просто болезнь, синдром, как любит говорить Сэхун, синдром любви. Каждый раз, когда Сэхун смотрит на предмет обожания, ему хочется провалиться под землю, вот, прямо сейчас и не секундой позже. Он наблюдает за Чонином каждый раз, когда сидит в коридоре или в столовой их универа. Его лицо, расцелованное самим солнцем, карие глаза, в бездну которых можно провалиться, привычка, постоянно поправлять волосы и играть на своем телефоне во всякую ерунду, по средам носить растянутые свитера, которые соблазнительно открывают ключицы. Все это Сэхуна сводит с ума и ничтожно опьяняет. Его сердце ёкает, отдает слишком громкий бит, а когда Чонин улыбается, то Сэхуну хочется вкрыть себе вены и утопиться в алом море. С того момента, когда Сэхун влюбился, точнее сказать помешался, он ведет электронный дневник, в котором описывает все свои чувства. И это, если сказать честно, не просто дневник это уже целая история о беззащитном мальчике на дне океана, который каждый день тонет, захлебываясь соленой водой, уходя вглубь, уходя все ниже, туда, куда ниже уже просто-напросто некуда.~
Сюда не проникает солнечный свет и здесь всегда холодно. Я любил солнечный свет. Я любил легкий ветерок, любил смотреть на ночное небо, предаваясь мечтам. Сквозь толщу воды я не вижу звезд. Все светила мира погасли для меня. Все тепло покинуло это место. Я - часть ледяной воды, часть холодной земли, ставшей для меня единственным домом. Если бы я только мог умереть, оставить это тело, уже непригодное для жизни, словно вросшее в дно, я, наверное, был бы счастлив. Но что-то не желает меня отпускать. В его распоряжении - бесчисленное множество приемов и орудий пыток, в моем - ничего. У меня не осталось ничего, кроме боли. И я знаю, что этой боли хватит еще на несколько тысяч лет. И я буду ее чувствовать все это время.~
Сэхун шел по коридору, когда Чанель вылетел из аудитории, несясь на всех парах, и снес первого, да так, что тот мало того, что упал и так еще и ушибся. На пол так же полетели все тетрадки с лекциями. - Черт, Чанель! Ты придурок, ты по жизни чертов придурок. Смотри куда ты идешь, точнее, бежишь на своих ходулях, черт. – Сэхун был вне себя от такого подарочка свыше. - Сэ, прости. Больно, да? – Чанель ужасно не хотел навредить своему одногруппнику, поэтому очень сожалел о содеянном и пытался хоть как-то загладить свою вину. Он начал быстро-быстро собирать тетради с пола. - Блин, приятно, знаешь. Наверное, будет синяк, спасибо, - Сехун потер ушибленную щеку. - Ну, ведь я тебя не видел, вечно ходишь, словно призрак. Прости меня. Видишь? я же извинился, а ты все равно как простокваша. - Иди уже, куда шел. – Сэхун резко выдернул из рук Пака Чанеля стопку тетрадей и вошел в аудиторию, не заметив, что одна тетрадь осталась в больших и крепких чужих руках. - Аа.. – Хотел уже было окрикнуть Сэхуна Чанель, но почему-то передумал, увидев такую соблазнительную надпись в правом верхнем углу «개인*». * - личное Буквы были немного стерты, но прочесть ее Чанелю не составила особого труда, и он мгновенно исчез вместе с той самой тетрадкой, пока ее владелец не одумался, что ее нет в наличии. Чанни уединился в туалете, закрывшись на щеколду, сидя на унитазе. Не слишком романтично, конечно, но Чанеля все устроило, и он с трепетом открыл первую страничку, потому что ему стало страшно интересно узнать содержимое этой самой тетради. Ибо его лучший друг – Чонин, только и делает, что постоянно твердит об этом Сэхуне. О мальчике загадке с угрюмым лицом Чанель читал, с умным выражением лица, местами улыбался, пока не дошел до той истории, которая связана с Чонином. Сначала были просто описания, описания будней, описания настроения, которое, к слову, скакало, словно неугомонное животное, а после описания Чонина. Сэхун даже сравнивал его с Каем из детской сказки «Снежная Королева». Писал про осколок, про льдинку, которая попала в глаз, и он замерз, стал холодным и ничьим, пустой ледышкой. А потом снова писал о нем необычные вещи, неземные сравнения окутывали образ Чонина и его внешность, и его характер, Сэхун все описывал с глубокой нежностью и восхищением. Чанель нервно сглотнул, и его зрачки расширились, он думал о том, что, наверное, такой любви не существует, чтобы так, оба.. Сходили с ума по друг другу. Так не бывает. Чанель перевернул страницу, она была исписана ручкой и в синеватых подтеках, что говорило о том, что автор строк плакал.~
Если бы я знал, сколько времени лежу здесь, я наверняка удивился бы его количеству, ведь мне кажется, что прошла целая вечность. День сменялся ночью, осень зимой, а зима снова осенью. Весна не наступала никогда. А потом пришла вечная зима. Так я считал. Но я не знаю, какое сейчас время года, и уж тем более мне не дано знать, день сейчас или ночь. Поэтому я просто лежу, придавленный толщей воды, которая кажется мне неподвижной скалой, чье основание берет начало у меня в груди и заканчивается где-то далеко за горизонтом. Иногда я придумывал другие возможные варианты моего неподвижного присутствия в этом ледяном аду. Например, я придумал, что мне в грудь вонзили по самую рукоятку кинжал с зубчатым лезвием, и этот кинжал мешал мне подняться. На самом же деле, все куда проще - мое тело мертво. Конечности словно закованы в лед, органы заморожены и уже не функционируют, и, если говорить честно, я не могу понять, почему я до сих пор мыслю и чувствую, ведь и мой мозг должен быть мертвым. Мертвые не плачут, не зовут на помощь. Мертвые не скорбят о прошлом, мертвые не любят(?). Я успокаивал себя тем, что я мертв, просто мертв и у меня нет никаких, совершенно никаких проблем. Но все то, что должно было меня успокоить, причиняло мне еще большую боль. И тогда я смирился, отдался своей тоске, погрузившись в нее, как погрузилось мое тело в воды океана. Отсюда не выходят живыми, здесь не всплывают тела утопленников, океан забирает их навсегда. Интересно, сколько здесь еще таких же как я? Или же я.. один? Совсем один? Мне очень холодно и одиноко, слышишь ли ты меня, Кай?~
У Чанеля что-то внутри сжалось в морской узел, а сердце, казалось, вовсе перестало биться, провалившись в пропасть. Словно это он страдал, а не кто-то, словно это ему пришлось пережить все это. И он отдал бы все, чтобы не страдать так никогда. ___ Стоит ли говорить, что после того, как Чанни прочитал это самое «личное», он побежал прямиком к Чонину, делится радостной новостью о том, что его страданиям и страданиям Сэхуна пришел очень радостный конец. Кай сидел на первом этаже, на лавочке, слушая безмятежную музыку и играя в «angry birds», он ничего не подозревал. Например, то, что через несколько секунд к нему прибежит высоченный, запыхавшийся эльф (эльф, потому что ушки как у прекрасного эльфийского создания) и начнет выдвигать свои несвязные речи. ____ Сэхун вышел из аудитории с озадаченным видом, все, потому что он обнаружил пробажу, внутри и в голове творилось несуесветное. «Пожалуйста, найдись, прошу тебя» Сэхун бормотал, склонившись над тем самым местом, где его сбил Чанель. Сэ меньше всего хотелось, чтобы она попала в грязные руки, в грязные и нехорошие руки, но больше всего он боялся, что это «личное» попадет к самому Чонину, что Чанель донесет эту информацию до Чонина, как только узнает о ней. Страх был перед тем, что.. Сэхун просто боялся насмешек со стороны, но насмешек со стороны Чонина.. Нет, он этого не переживет. Нет. Никогда. Сэхун сел на пол по-турецки и глубоко вздохнул так, что казалось, будто весь воздух, который наполнял легкие, вышел наружу и навсегда исчез. - Эй, Сэ.. Сэхун, ты случайно не это потерял? -Кто-то произнес со стороны, тот, кто все последние действия Сехуна наблюдал и слышал, что он говорил. Это был Кай. Да, именно Кай, а не Чонин. Перед Сэхуном предстал именно этот образ. - Нет, не это. – Сэхун быстро поднялся с пола, сожалея о том, что вообще на свет родился, и быстро переставляя ноги, направился в сторону выхода. - Пожалуйста, постой, Сэ. – Чонин схватил Сэхуна за руку и посмотрел в глаза, наполненные грусти. В глубокие, в которых тонуть, знаете, удовольствие и очки в толстой оправе, вовсе не проблема. - Я читал, Сэхун, я знаю, что ты чувствуешь.. Мало того я знаю, что чувствую я. Я люблю тебя, прости меня за то, что заставил страдать. Прости меня, прости за любовь, Сэхун. Сэхун неловко выдохнул, снимая очки.. - Чонин.. Чонин не дал закончить и просто поцеловал в пунцовые губы, подарив все свою нежность. И, кажется, что человек, который был минутой ранее на дне, выплыл наружу, высвобождая свои легкие от соленой воды, он увидел солнце и почувствовал холодный ветер.