Когда же я высплюсь?

Здесь каждый думал, что он мало спит. Рядовые, которым отводилось восемь часов на сон, с двадцати двух часов вечера до шести утра, не успевали восстанавливаться после изнурительных тренировок, изматывающих дежурств по кухне и конюшне и длительных лекций о построениях, перемещениях, стратегиях и тактиках экспедиций. Да и кто из них спал эти полные восемь часов? Пока улягутся все, пока утихнут, кто-то и на подушках подерется, а что такого – дети они дети и есть, пусть даже и рано повзрослевшие. Утром по привычке отскребали себя от коек, засыпали одеваясь, на построении, в столовой. Конни тот даже научился спать на ходу, главное идти за кем-то, кто не собирается сворачивать. Военные рангом чуть выше – сержанты и ефрейторы - в идеале должны спать часов семь, но Боже ж мой, когда такое случалось-то? Пока этих птенцов загонишь в койки, пока со своими делами разгребешься, пока уснешь в этом собачьем холоде зимой и удушающей жаре летом (в морозы завидуют простым солдатам, спать скопом в казарме всё теплей, чем по несколько человек в комнате), а тут уже вставай, буди этих на ходу засыпающих, когда самому охота привалиться к любой поверхности и захрапеть. Сколько надо спать командирам отрядов в уставе прописано не было. Наверное, подразумевалось, что дожив до этого звания человек лишается потребности сна и превращается в военную машину, строчащую отчеты бессонными ночами ибо чем же ещё им заниматься. Хорошо бы пять часов на сон выкроить, уже хватает и мешки под глазами хотя бы не так отпугивают людей. Но куда там – то в лаборатории застрянешь, нельзя же скинуть всё на верного Моблита, он конечно и не пикнет, выполнит всё что скажут, но надо и совесть иметь, ему тоже нужно высыпаться хоть изредка. То, едва отложишь перо, появится Нанаба, не выгонять же её, сон важен, но и тепло необходимо, даже такое простое как тепло чужого горячего тела, а то такая тоска навалится, что и сам пойдешь выуживать её, уже уснувшую, из общей комнаты. А то внеплановая уборка, ну кто виноват, что эти криворукие ни стекол толком не натрут, ни пол не выметут, думают, помахали метлой и порядок. «Счастливые. Счастливые, – думает Ирвин Смит. - Спят». И ворчат ещё, зевая на утреннем совещании, что за четыре часа выспаться невозможно. А вы поспите через две ночи на третью, те же четыре часа, я на вас погляжу. Ривай ещё и фыркает, что сорока нет, а уже морщины и тут и там. Да какие морщины, капрал, это мешки под глазами во всё лицо. Он часто так и засыпает, лицом на картах, ибо человеческий организм вопреки нечеловеческому мозгу сам отключает свои системы, чувствуя предел своих сил. Порой какими-то неимоверными усилиями перетаскивает себя на жесткий диван, пока не разбудят первые лучи, шторы опускать нельзя, иначе долго так проспать можно. Сколько уже он не спал в своей постели? Как она выглядит вообще? И в эти утренние часы командор Разведывательного Легиона думает о том же, о чем и простой рядовой Конни, потирающий глаза тремя этажами ниже: «Когда же я, наконец, высплюсь?»