St. Underdog

"Итак, Я повелеваю тебе: будь тверд и мужествен. Не страшись, не падай духом, потому что Господь, твой Бог, будет с тобой, куда бы ты ни пошел." (Нав. 1:9).

Басы смачно давали по башке, и казалось, что все тело отзывается на этот звук тонкой вибрацией. Туман, расплывающийся в голове, тяжелый, мягкий, переливающийся - он укрывал мое тело одеялом, не пропускающим в мое сознание других. Где-то вдалеке, в том, другом измерении, из которого меня утащила проворная сеть, сотканная из белоснежных капсул, покрытых пленкой, пахнет марихуаной и потом, спиртом и еще чем-то сладким… - Джо-о, нет, не спи, зачем ты выжрал сразу всю пачку? – голос вроде бы знакомый, приближается вместе с перегаром и ощущением тепла и трения где-то в паху. Воу, красавица, полегче. - А у него передоза не будет? – второй голос дальше, выше, слабее. Маркус, чтоб тебя черти драли, расчувствовался он мне тут. - Не-ет, это всего лишь таблетки, вызывающие глюки и расслабление. Ему классно, а если станет плохо – пусть поблюет, ведро рядом где-то, - ах ты ж мерзкая сука, думает, я облюю здесь все? Хрен бы. И, кажется, ее зовут Лиз… или Рейчел. А разве это имеет сейчас значение? Сквозь веки в глаза неожиданно бьет яркий свет. Ублюдки, охренели совсем, лампу мне в рожу совать? С трудом поднимаю руки, пытаясь отогнать свечение, что-то бормочу, невольно чувствуя, как в желудке начинает бурлить. Вдалеке слышится дикий смех. Свет не убирается. Недовольно мыча, натягиваю на лицо первое, что попадается в обессиленную руку – кажется, чья-то куртка. Или юбка. Но свет только становится ярче, белее. Неужто галлюны родимые пришли? А чего ж так хуево-то все, мать вашу, больше ни штуки не сожру этого… тропикамида, кажется. Свет все больше режет глаза, из горла рвутся тяжелые хрипы, неожиданная боль пронизывает тело. К горлу подкатывает тошнота. - Неверную дорогу ты выбрал, сын мой, - голос, будто бы в голове, но при этом разрывает барабанные перепонки не хуже, чем концерт Металлики. Жесткий и мягкий одновременно, он где-то вне пространства и везде, и этот укор, укор я чувствую, будто колет иглами все тело. Блевать тянет неимоверно, я задыхаюсь, внутри явственно ощущаю, как по пищеводу поднимается содержимое желудка. Свет исчезает. В следующий момент я резко поднимаюсь на кровати с истошным воплем и, обливаясь потом, начинаю блевать прямо на себя. Трясет, рвота рвется наружу вместе с соплями, из глаз градом текут слезы. Блевотина заливает джинсы, одеяла и простыню, где-то слева слышатся злобные вопли телки, кровать которой я только что испортил. Ну зашибись. Проблевавшись, трясущейся рукой вытираю рот, откидываю мокрые волосы с лица и смотрю все еще туманящимся взором на тех двоих. Парень, невысокий и тощий, в широкий джинсах, яркой футболке и толстовке, и девушка, растрепанная, с протекшей тушью и размазанной помадой, в кружевных розовых трусиках и белой майке без бюстгальтера – соски ее, темные и стоящие, проглядывают сквозь ткань. Они оба с охуевшим видом смотрят на меня, я точно так же смотрю на них. Немая сцена, мать вашу. - Ч-чувак, ты чего? – губы Маркуса дрожат, слюна вперемешку с дешевым виски стекает по подбородку на и без того заляпанную футболку. Просто красавчик, дружище. - Глюкануло нехерово меня, чува-а-ак! – ору я, начиная нервно ржать. Лучшее в такой ситуации – превратить все в шутку, иначе перестанут уважать. Возомнят тебя тронувшимся передозником и отправят к ребятам в халатах, а оттуда и в клинику для наркозависимых один шаг. Ну нахер. Вскакиваю с кровати, подхожу к столу и залпом осушаю почти полный стакан с отвратительным пойлом, судорожно заедаю его луковыми чипсами. (Только бы не блевануть второй раз, только бы не блевануть, нет сука, даже не смей) Телка продолжает молчать, но, судя по выражению некогда миловидного личика, вот-вот разразится гневной тирадой на тему того, сколько бабок я ей теперь должен. Время сваливать. Хватаю свою куртку, судорожно ища глазами, куда запихал остальное добро – рюкзак и шапку. Еле нахожу их под грудой непонятного хлама, и вот, когда я уже на полпути из комнаты, до телочки, кажется, доходит. - Стой, ты мне теперь за кровать должен, - шипит она, наверняка превратившись в копию своей мамаши, теребящей своего муженька по любому поводу. Вот сучка. Только я уже все продумал. - Да ну? Ты мне дала этого говна попробовать, а теперь еще и денег требуешь? А если заяву накатаю, что собиралась меня отравить? Как думаешь, что с тобой будет? – я разворачиваюсь и смотрю в ее блестящие карие глаза с черными бусинками зрачков. Красивая, вроде бы. Крашеные волосы, челка, густо спадающая на лоб, прямой нос, пухлые губы, родинка на щеке. Сосет наверняка отменно. (А я бы тебя трахнул, слышишь, трахнул бы, не будь ты такой сукой) Она так и останавливается передо мной, с открытым ртом. Взгляд ее теряется. Желание качать права и пиздеть мгновенно пропадает. Выжидаю еще пару секунд, а затем, лучезарно ухмыляясь, разворачиваюсь и открываю дверь комнаты. Уже переступив порог, слышу слабое и плаксивое: - Ублюдок… Плачь, красавица, плачь. Это научит тебя жизни. Все так же ухмыляясь, резко захлопываю за собой дверь. (Наебнулась, еще одна, какие же вы все тупые, Боже, какие тупые) Спускаясь по лестнице, достаю из заднего кармана помятую пачку «Лаки страйк». Вот только зажигалки не нахожу. Чертыхаюсь, делаю самое серьезное на свете лицо и подхожу к двум девушкам, курящим у подъезда. Они при виде меня шарахаются, как от чумного, и морщат носы. Ах да, я ж в блевотине весь. - Ну зажигалку-то хоть подкиньте, милые, - скулю я. Одна из девушек достает из сумочки столь желанный мною сейчас предмет и кидает его с презрением на лице. Зажигалка приземляется у моих кроссовок, я с кривой улыбкой хватаю ее, прикуриваю, кидаю обратно в телку, попадая прямо между сисек, (А ты чего думала, в сказку попала, тварь?) и с довольным видом шагаю к автобусной остановке. Сзади слышатся недовольные вопли, но пиздить меня, похоже, никто не собирается. Ну и отлично. Единственное, что немного беспокоит - мой внешний вид (да и хуй с ним, в принципе) и пойманная в квартире той телки галлюцинация. Я много чего употреблял, курил и жрал – и галлюны были разными, от ниток до тараканов под кожей. Но столь стремная хуйня посетила впервые – посетила и сразу же отпустила. Конечно, выпустив на волю все содержимое желудка, мне должно было стать легче, но не настолько и не так сразу. Сейчас я чувствовал себя абсолютно адекватным. Или это тоже действие колес? Размышления прервала дикая вибрация где-то в районе жопы. Телефон, точнее. Я глянул на экран – звонила мать. Надеюсь, что не лекции читать. - Да, мам? - Дорогой, я сейчас уеду и буду поздно вечером; еда в холодильнике, разогреешь и все, окей? – голос ее, веселый и возбужденный, говорил о том, что она наверняка собирается на очередные поебушки. Вот и отлично, вали. - Окей, я уже еду домой. Пока, - я бросил трубку, мысленно радуясь тому, что когда приду домой, она не увидит меня в таком виде. Все-таки, она моя мать и стыдно было бы появляться перед ней с зеленым, наверняка, лицом, перегарищем и в облеванных штанах. А так успею привести себя в порядок к ее возвращению или свалю лучше куда-нибудь. В конце концов, сегодня только пятница, веселье только начинается…