***
Лёгкая головная боль на секунду пронзила голову Пита, перед глазами всё поплыло. Пару раз он моргнул в попытке восстановить ясность окружающего мира. После начал оглядываться по сторонам, пытаясь понять, где он и как тут оказался. Последним чётким воспоминанием были люди в белых халатах, сновавшие вокруг и вводившие ему какое-то лекарство. Дальше всё было как в тумане. Взгляд упал на тело, лежащее рядом с ним. Мгновенно внутри зародился маленький огонёк страха и волнения, быстро захвативший душу бушующим пламенем паники. До бездыханного мокрого тела всего пара шагов. Это расстояние покрывает плотная стена дождя, не позволяющая видеть дальше собственного носа. Чувство животного страха заставило Пита сделать два быстрых шага и увидеть это... - Китнисс! - вырвалось из его уст. Он упал на колени, подполз к телу и провёл рукой по любимому, мокрому от дождя, холодному лицу, отбросив волосы, налипшие на него. – Китнисс! – снова позвал Мелларк. Ответа не было. Только тут он заметил кровавое пятно на груди невесты. Пятно и отверстие от пули, почти не заметное на фоне жуткой багровой кляксы. Он почувствовал, как пожар страха отступает, уступая место противному, убивающему холоду безысходности, бессилия. - Китнисс! - заорал Пит на всю округу, осознав весь ужас происходящего. Крика его не было слышно, он был поглощён оглушающим раскатом грома. Казалось, это всё просто сон и сейчас Пит проснётся и его невеста будет рядом с ним, как и прежде. Дальше речь Пита состояла из бессвязных просьб и проклятий, иногда прерывающихся всхлипываниями и выкрикиваниями её имени. Он не мог поверить в это. В то, что его Китнисс больше нет. Нет той, любовь к которой помогла ему пройти через всё, выжить, когда не было даже шанса. Его наполняли чувства боли и вины, порой выплёскиваясь наружу ударами кулака о землю и слезами, время от времени скатывающимися по его щекам. Пит так и сидел на коленях, его пробивала мелкая дрожь то ли от дождя, то ли от страха, а может, от того и другого. Он просто не мог поверить в то, что Китнисс больше не улыбнётся ему, он не услышит её смеха, она не отчитает его за очередную совершённую глупость. Вскоре Питу удалось преодолеть те чувства, которые бурлили у него внутри словно готовящийся к извержению вулкан. Он осознал кое-что страшнее, чем смерть Китнисс. «Кто-то должен был стрелять», - пронеслось у него в голове. - "Кроме нас на этой чёртовой поляне никого не было" Он ещё раз огляделся и увидел тёмное мутное пятно за пеленой дождя, как раз на том месте, где недавно стоял и он. Мелларку не хотелось верить в это, но другого логичного объяснения не было. Стрелял он и никто другой. Никто просто не пошёл бы в эту глухомань, чтобы убить только одного из двух предводителей и инициаторов революции. Осознание этого факта приходило медленно. Сначала это был лишь голос где-то глубоко в душе, потом осознание, что это самое логичное объяснение, но верить в это мозг отказывался. Последней каплей было воспоминание, в котором Китнисс приказывала стрелять в неё, стоя на том самом месте, где сейчас лежит её тело. После этого Пита накрыла волна ужаса. Холод, сменяющийся жаром, прокатился по всему телу, жгучим, горячим пламенем выжигая каждую его клетку. Дыхание спёрло. Пит просто забыл как дышать. Глаза застилали слёзы, а в горле застрял крик, не способный вырваться наружу. Новый приступ истерики и ещё более сильное чувство вины. Пожирающие, убивающие изнутри. Он винил себя за всё: за то, что не боролся, не пытался противостоять тому чудовищу, которое из него сделал Капитолий. Он просто взял и хладнокровно, безжалостно, не колеблясь убил ту, которая была смыслом жизни для него, ту, за которую скорее умер бы сам. Пит лёг рядом с телом невесты и обнял его, как раньше, когда они спасали друг друга от ночных кошмаров. Он точно не помнил, сколько так пролежал, вспоминая всю свою жизнь, Китнисс, их счастливые моменты. Вот он впервые видит её. Такую маленькую, с двумя забавными косичками. Сердце его впервые ойкает, он понимает, что она не такая как все. Совсем другая. Он видит её лицо, пытается дотянуться, чтобы коснуться бархата её кожи, но оно исчезает. Тает, словно тень на полуденном солнце. А вот она под дождём у ствола дерева, сидит, сжавшись в комок. Пит чувствует, даже сейчас, как жалость и любовь заполняют его сердце, слегка отогревая то, что от него осталось. Понимает, что и сейчас сделал бы также. Нет, он не просто кинул бы ей хлеб под дождь, в лужу. Он бы подошёл и отдал его ей прямо в руки. Вскоре от усталости физической и душевной Мелларк провалился в некое подобие сна. Нет, это не сон. Это бред. Бред, словно у больного умирающего человека, который вспоминает всё лучшее, что было в его жизни. Так происходит и с Питом. В этом бреду он снова переживает самые тёплые и светлые моменты жизни. В каждом из них есть Китнисс Эвердин, её улыбки, жесты, слова. Когда Пит очнулся, дождь уже прекратился, но небо всё ещё хмурое. Куртка и другая одежда были мокрыми. Китнисс так и лежала рядом с ним. Она была похожа на куклу. Проведя рукой по лицу, Мелларк закрыл всё ещё открытые глаза, сложил руки на животе, поцеловал в лоб и снова сел рядом. Он чувствовал жуткую боль, чувство вины и одиночества, рвущие душу на части. Понимал, что самая важная составляющая его жизни потеряна, что смысла жить ему больше нет. Китнисс была его жизнью. Теперь же он сможет лишь существовать. Решение пришло к Мелларку быстро, он ни на секунду не усомнился в нём. Взяв лежавшее неподалёку оружие, Пит подошёл к телу Китнисс и выстрелил, прошептав: «Прости меня». Поистине гениальны власти Капитолия. Поистине гениальное наказание они придумали этой паре. Прекрасный пример для дистриктов. Эта пуля ознаменовала конец несчастным влюблённым из дистрикта двенадцать, конец огненной Китнисс, конец революции, конец надежды.Часть 1
28 января 2014 г. в 12:34
- Пит, пожалуйста… Вспомни, - судорожно шептала Китнисс, медленно отступая назад. Она не знала, сколько точно шагов осталось у неё в запасе, но была абсолютно уверена, что немного. Позади была скала. Холодный бездушный огромный кусок камня.
Эвердин не помнила, сколько продолжался этот ужас, но знала: он закончится здесь и сейчас. Ей больше некуда бежать. Бежать от того, кому когда-то доверяла больше всех.
С того момента, как её вытащили с арены семьдесят пятых Голодных игр, Китнисс не видела Пита, настоящего Пита.
- Помнишь, как ты наблюдал за мной всю свою жизнь, Пит? - она снова предприняла попытку пробудить человека в стоящей перед ней машине для убийства. – Помнишь, как признался мне в любви перед всем Панемом? Ты знаешь меня, Пит. Я Китнисс Эвердин, девочка, которую ты спас, бросив ей кусок хлеба.
- Да, я знаю тебя. Ты Китнисс Эвердин. Та, которая посмела пойти против власти Капитолия. Ты предательница и бунтарка, заговорщица и саботажница, - монотонно проговорил Пит в ответ.
Звук его голоса заставил Китнисс остановиться. В нём не было абсолютно никаких эмоций, ни радости, ни грусти, ни страха, ни сожаления. Не было вообще ничего. Это был голос не человека. Это был голос машины. Кискис почувствовала, как в глубине её души рождается ужас, пробивающийся наружу градинами слёз, скатывающихся по щекам.
Вдалеке слышались глухие раскаты грома. Суровый холодный ветер забирался под куртку, заставляя дрожать. А может это был просто страх?
Китнисс подняла глаза на Пита и ужаснулась. На улице было уже позднее лето, ветер и холод. Пит был в одной футболке и куртке поверх неё, но он не дрожал, у него даже не было гусиной кожи. Казалось, он вовсе не чувствовал холод.
Девушка отступила ещё на пару шагов и упёрлась спиной в скалу. «Это конец!» - пронеслось в её голове. Тут же какой-то непонятный, но сильный порыв заставил ее сделать шаг вперёд и, положив руки на плечи Пита, со слезами в глазах и раздражением, досадой и злобой в голосе произнести:
- Ты говорил мне, что мы не пешки Капитолия, что мы не обязаны подчиняться ему, не должны играть по его правилам…
Подавив всхлип, она продолжила, слегка тряхнув Пита за плечи:
- Какого же чёрта!... Ты делаешь это?! – Китнисс быстро перевела дух, попутно смахнув со щеки предательски катящуюся слезу. – Ведёшь себя, как ручной пёс Капитолия, выполняешь все их поручения.
Пит резким движением скинул лежащие на его плечах руки.
- Я делаю то, во что верю ради того, во что верю, - произнёс он голосом робота.
- Ах, так! - слетело с губ Китнисс. – Тогда… тогда, стреляй! Давай, стреляй в меня, Пит Мелларк! Стреляй! - выкрикнула она.
- Китнисс? - прозвучало в ответ.
Этот голос Эвердин узнала бы где угодно. Это был его голос, настоящий, тёплый, живой, родной. Голос, по которому она скучала, который хотела услышать.
Китнисс взглянула в глаза Пита и увидела там растерянность, непонимание и страх. Это была надежда для неё. Надежда, что всё можно всё исправить, спасти их обоих.
- Да, Пит, это я, - сквозь улыбку и слёзы прошептала она одними губами, делая шаг навстречу Мелларку.
В следующую секунду раздался оглушительный выстрел, а прямо за ним раскат грома. Гроза накрыла долину.
Китнисс почувствовала острую, резкую боль в области сердца, ощутила, как оно совершает последние удары, услышала монотонный голос, который произнёс: «Китнисс Эвердин, ты приговариваешься к смерти!»
Она так и упала на землю с улыбкой на губах, слезами, смешанными с каплями дождя на щеках и надеждой в глазах. Только жуткое пятно крови, багровой кляксой расползавшееся по её рубахе, нарушало прекрасный, почти идеальный образ.