Конские яблоки

- Лоша-а-а-адка, - пропела Касуга, прижимая к грудям корзину с яблоками, - нет-нет, это не твое, это не тебе… Это для Кэнсина-сама! Поначалу синоби искренне надеялась, что любимый боевой конь Датэ Масамунэ купится на ее нежные речи. И перестанет такими глазами смотреть на корзинку, а точнее – на ее содержимое. Потому что. Эти. Яблоки. Предназначались. Кэнсину-сама! Но, кажется, любимому боевому коню для Кэнсина-сама было не жалко только более других яблок. Навозных, разумеется. И ровно того же мнения придерживалась вся компания из четырех других непарнокопытных, которые обступили Касугу с явно недружелюбными намерениями. - Лоша-а-адка-а-а-а… - с куда меньшим оптимизмом протянула Касуга, краем глаза высматривая пути к отступлению. «Лошадка» громогласно фыркнула, показав огромные желтые зубищи, сверкнула темным глазом и решительно переступила передними копытами. Крайне странного вида конская упряжь заскрипела довольно-таки угрожающе. Увы, путь к отступлению перекрывал куст шиповника, к которому любимую синоби Бога Войны очень грамотно оттеснил табун коней Датэ-гун. Даром что без всадников. Хотя, конечно, вряд ли всадников заинтересовали бы яблоки: те самые, душистые, которые Касуга с таким трудом волокла через полстраны – ведь Кэнсин-сама как-то обронил, что не прочь полакомиться какими-нибудь редкими сортами, вот, например, гайдзинскими – говорят, их в своем саду разводит Катакура Кодзюро. Проникнуть в означенный сад особого труда Касуге не составило, но на землях Этиго ее таки подстерегла нелегкая. Что тут делают кони Датэ-гун, синоби не поняла. А что это кони Датэ-гун, сомнений не было: кто еще повесит на своего скакуна ЭТО, кроме как Одноглазый Дракон - большой любитель всего гайдзинского, начиная от манеры выражаться и заканчивая данной металлической... конструкцией. С одной стороны конструкция была накручена на конскую задницу, а с другой - вокруг конской груди. - И не тяжело тебе? – Касуга не оставляла надежды заговорить коню зубы. Конь меж тем прядал ушами, косился на синоби и нехорошо шевелил губищами, сожалея, что не может сказать этой человеческой кобыле, что воровать у Правого Глаза – нехорошо. И не надо тут перед мордой всякими частями тела размахивать, а то вот как укушу! А то и копытом по лбу. Мало не покажется. И копытом, опять же, наподдам, а потом догоню - и еще раз наподдам... А потом... Касуга, приняв конские раздумья за проявление расположения, попробовала улизнуть с корзиной в обнимку, но была укушена – впрочем, без особой жестокости – за задницу. И, не выдержав, заорала от боли. К тому же она таки влетела в колючие кусты. Со всей дури, то есть со всего размаху. - Э! Это еще что такое? Только не говорите мне, что кони Датэ-гун настолько суровы, что жрут человечину, да еще живую… Касуга, ты как? Сарутоби Саскэ, коллега тихо всхлипывающей Касуги, правда, из соседних с Этиго земель, приземлился ровнехонько перед ее носом. - Слушайте, парни, - обратился он к табуну, - вот вы молодцы, да. Вас там уже обыскались, а вы тут девушку обижаете! Опять же, чего кони из Осю забыли в Этиго без своих хозяев? - Фр-р-р-р-р-р! – было ему ответом. - Понимаю, как же, - отозвался Саскэ, - слушай, Касуга, какие прекрасные яблоки! А ну угости! Он протянул было руку к корзине, которую синоби прижимала к себе, точно мать – младенца, но успел вовремя уклониться от возмущенно ржущей конской морды. - Ага… - сказал тогда Саскэ, - то-то мне Правый глаз жаловался, что у него с любимой яблони половину урожая обобрали…Что, Богу Войны захотелось вкусных гайдзинских яблочек? Да не плачь ты! Ну, подумаешь, недели две на животе поспишь! И сидеть больно будет… Ну с кем не бывает! Касуга в ответ лишь мрачно засопела. Конь же нехорошо топнул копытом. - Да не волнуйся, - Саскэ предусмотрительно решил не уточнять, кого именно успокаивает, и поднял голову, на всякий случай заранее просматривая пути к отступлению по верхушкам деревьев, куда этому коню уж точно не забраться и без брони, а уж в ней - тем более. Хотя, конечно, кони - они к лазанью по деревьям как-то не совсем приспособлены, однако от коней клана Датэ можно ожидать всего, особенно если учесть, как обычно ездит верхом сам Датэ Масамунэ. Вот на этом именно жеребце... Вот этот именно жеребец, раздувая ноздри, пожевывал трензеля и всем своим видом намекал, что яблочки лучше бы вернуть по-хорошему, а то ведь всякое может случиться… - И где эти паршивцы? Следы видать… ох, будет кому-то от Масамунэ-сама, поперек хребта будет, и вдоль хребта… Едва заслышав знакомый голос Катакуры Кодзюро, знатного огородника и Правого Глаза Одноглазого Дракона из Осю, вся конская компания дружно запрядала ушами, напуская на себя подозрительно дружелюбный и миролюбивый вид. - Вот! – обрадовался Саскэ, - совсем другое дело! Вот сейчас тебе объяснят, что девушек за задницу кусать нехорошо… точнее, можно и кусать, но ведь не так же! Конь издевательски заржал. Касуга, меж тем, готовилась морально к марш-броску через куст шиповника. Вместе с яблоками, разумеется. - Умница, - порадовался за коня Саскэ, - хороший мальчик. Конь посмотрел на него как на дурака. - Сам такой, - ответил Саскэ, который, прищурившись, пытался понять, что же такое написано на этой штуковине, наверченной поверх упряжи… Надо же, наконец, разобраться, а тут и случай подвернулся… ...надпись на до зеркального блеска отполированной металлической поверхности была выгравирована на языке, знать которого Сарутоби Саскэ не знал и учить не собирался, да и возможности у него все равно не было. Так что вязь, которая складывалась в два слова - Harley Davidson - была для него всего лишь непонятными гайдзинскими закорючками. Впрочем, что написано на броне любимого боевого коня Датэ Масамунэ, не ведал даже Катакура Кодзюро, с некоторым недоумением уставившийся на удравших в самоволку лошадей, которые выстроились вокруг синоби из Этиго и Каи и всем своим видом демонстрировали почему-то искреннюю радость при его появлении.