Это что, мы?

Вы верите в удачу? Не отвечайте сразу, подумайте. Тщательно. Мне и пары секунд хватает, чтобы с полной уверенностью заявить, что да, верю. Верю, потому что жизнь не раз подтверждала мне это. Позвольте рассказать вам и, возможно, заставить этой историей еще раз подумать над ответом. Что мы знаем о настоящем везении? Например, что его нельзя купить, найти, занять, достать, верно? Что тот, кому оно в конечном итоге перепадает, чаще всего сталкивается с завистью остальных, кого судьба в данном случае обделила. Но ты ведь в этом не виноват, правильно? Ты живешь, как и все, и как всякий надеешься время от времени на какие-то высшие силы. Такое было и со мной. Просто молодой парень, который всего себя без остатка отдавал музыке. Просто парнишка, который однажды услышал выступление группы, которая перевернула его жизнь с ног на голову. Лишь гитарист, который мог лишь мечтать стать частью этой группы. И каково было его удивление, когда он стал этой частью? Когда будто обрел себя, настоящего и завершенного, словно пазл? Для меня это до сих пор шок. Но кое-что потерпело изменение. Теперь я отдавал всего себя не только музыке, но и ребятам, с которыми ее создавал. Спустя лишь два года совместной работы я мог с гордостью назвать их своими братьями. Я понял, что утонул в этой группе, словно в зыбучих песках, когда вышел наш первый альбом и все начало идти ко второму. Все дело в Джерарде, который сутки напролет мог писать, рисовать и размышлять над тем, что будет дальше, пока мы с ребятами наслаждались жизнью. Он хоть и не прочь был повеселиться вместе с нами, был самым рассудительным и мудрым среди нас. И эти черты, что так гармонично уживались в нем, несмотря на контраст, привлекали меня. Я любил наблюдать за ним: как он задумчиво смотрит в окно или в невидимую точку обзора, как усердно что-то рисует, не замечая ничего вокруг, как тихонько напевает себе под нос еще никому неизвестные мотивы, позже превращая их в текст песни. Все это цепляло меня, пока я не стал замечать за собой странного поведения в его присутствии. Я всегда старался произвести на него впечатление, чего бы это ни касалось; смущался, словно школьница, когда замечал его взгляд на себе; мог подолгу думать, как лучше начать с ним разговор, дабы не упасть в его глазах и не выглядеть глупо. И все это не то, чтобы пугало меня, нет. Просто это было мне в новинку. Но перестанем говорить обо мне и вернемся к истории. Фортуна улыбнулась мне в первый раз, когда я, можно сказать, по стечению странных обстоятельств попал в группу, которая своей музыкой пускала электрические разряды по моему телу. Второй раз же был связан только с одним человеком из этой группы. Джерард злился, когда его рисунки трогали без его ведома. Он был не против показать свои творения, но только если он лично покажет их тебе. Не знаю, почему он не доверяет остальным, но я старался не задумываться об этом. Я любил просить показать мне его новые наброски, и при этом я обычно умудрялся краснеть до состояния переспевшего помидора. Он никогда мне не отказывал. Никогда. Всегда с легкой улыбкой и какой-то радостью в глазах делился своими новыми работами, идеями, планами. Было видно, насколько ему это нравится. Я каждый раз завороженно слушал его, боясь лишний раз вздохнуть. Следил за его мимикой, движениями, губами и сам не замечал, как переставал слышать слова, что он произносил, но своего восхищенного взгляда не убирал. В этот раз он рассказывал мне о идее обложки для нового альбома, и это правда было захватывающе. Он сказал, что у него есть какие-то наброски на эту тему, но они пока не готовы для демонстрации. Не помню, сколько прошло времени с того разговора, но это, собственно, и не так важно. У Джерарда была еще одна неизменная привычка: после того, как он заканчивает рисовать, обязательно убирать это куда-нибудь подальше от чужих глаз. Я говорю это потому, что в один день кое-что изменилось. Я не имел понятия, куда вдруг делся Джерард, но он оставил все на своих местах, позабыв убрать, как он это делает обычно. Мысль о том, что я рискую быть замеченным, посещала мою голову, честное слово. Просто соблазн хоть одним глазком взглянуть, над чем он сейчас работает, был сильнее. Подойдя к столу и аккуратно приоткрыв альбом, я жадно впился глазами в изображение, будто боялся, что оно сейчас исчезнет и я так и не увижу его. Но вместо рисунка я увидел кое-что более важное. Эй, Фортуна, выходи, я знаю, что ты где-то здесь. На рисунке была идея, о которой он мне так долго рассказывал, но изображена она была совсем не так, как я ожидал ее увидеть. Хотя так было даже лучше. Внутри что-то приятно защекотало, а сердце забилось чуть быстрее. Я улыбался во все тридцать два зуба, любуясь его рисунком. Там я и он, но все так... близко? Так вот почему ты скрываешь все свои рисунки и показываешь только те, которые не будут такими личными, да, Джерард? В этот самый момент в комнату зашел, собственно, автор, и я почувствовал, как сердце уходит в пятки. Сейчас мне не поздоровится. Когда он увидел, какой именно рисунок я так усердно рассматриваю, то сначала побледнел, хватая воздух ртом, как рыба, а затем покраснел, уставившись на меня и хлопая глазами, в которых откуда-то появился страх. — Ты почему трогаешь мои вещи, Фрэнк? — дрожащим голосом спросил он, пытаясь совладать со своими эмоциями. — Джерард, это что, мы с тобой на рисунке? Он рвано вздохнул и, закусив губу, медленно кивнул. А ты знаешь, что ты чертов везунчик, Айеро? Ты знаешь, насколько тебе повезло с таким, как он? — А я, оказывается, столько времени потерял, — ухмыльнулся я, посмотрев на него со всей теплотой, на которую был способен. Теперь все будто встало на место. Он всегда говорил, что рисунки — это его душа, и он рисует то, что чувствует. И его горящие глаза, улыбка оказывается были не случайны. Он хотел, чтобы я спрашивал, возможно, даже ждал этого. А я впитывал каждое его слово, боясь пропустить хоть что-то. И все это время мы оба были полными дураками, стараясь привлечь внимание друг друга. Он уловил смысл моих слов быстрее, чем я думал, потому что я не успел и моргнуть, как он подошел ко мне и, ничего не говоря, приник к моим губам. Это что, мы? — спросил бы я себя пару дней назад. Да, это мы, сейчас и навсегда.