По пятницам

Она приходит к нему каждую пятницу. Именно в тот промежуточный момент, когда день уже подходит к концу, но сумерки пока не вгрызаются в его ещё чуть тёплую плоть. Когда всё утопает в багровом море. После окончания войны в отношениях адмиралов появилась натянутость, которая вскоре вылилась в конкретную вражду между Аокидзи и Акаину. Неудивительно - Кузан заметно моложе их двоих, и голова у него еще горячая, не проспиртованная насквозь философией "абсолютного правосудия". Ноги у этого противостояния росли ещё с инцидента в Охаре, так что подобный исход был предсказуем для Солнечного адмирала. Кузан покинул свой пост, не желая служить под руководством "этого человека". Сакадзуки тоже ушёл, заняв руководящий пост. "Адмирал Флота" - звучит гордо, да? Кизару осталась одна, и это её отнюдь не радовало. - Са-ка-дзу-ки, - мучительно медленно тянет Кизару, вырисовываясь в дверях его кабинета. Отсюда вид на закат был особо захватывающим. Это уже вошло в привычку, и он не удивляется. Он уже ничему не удивляется - по статусу не положено. Сакадзуки лишь на секунду отрывается от кипы важных документов, награждает её тяжелым, пристальным взглядом карих глаз и вновь с головой погружается в бумаги. Борсалино так же привыкла к этому. Она приходит, ведёт задушевные беседы сама с собой, пока он делает вид, что чертовски занят, а когда часы пробивают семь, уходит, оставив после себя лишь запах муската. И так каждый чёртов раз. - А ты сильно изменился за эти несколько месяцев, знаешь? Отпустил бородку, начал курить. Должность обязывает, Са-ка-дзу-ки? Как предсказуемо - ответом молчание и скрип ручки по бумаге. Солнечная адмирал достаёт из-под своего плаща термос и отвинчивает крышку - в кабинет врывается дерзкий аромат корицы и жжёного сахара. Акаину смотрит на неё с недовольством - правительственный пёс за версту чует запах алкоголя. Женщина предупреждает его гневную тираду, лукаво улыбаясь: - Это лекарство. На днях подцепила простуду. Борсалино хитро усмехается, наливает себе горючей жидкости и чуть ли не мурлычет, когда внутри разливается тепло. Сакадзуки уже не смотрит, но про себя отмечает, что юбка у неё непозволительно короткая. Потом она ещё несколько минут будет заплетающимся языком лепетать что-то о том, что двадцать лет назад и трава была зеленее, и люди добрее. Акаину слушает вполуха и надеется, что она замолчит или хотя бы уйдёт. Но она не уходит, только щурит глаза под янтарными стёклами очков и смеётся. Наконец, ей надоедает вести этот извечный монолог, следить за его напряженным лицом и изредка выуживать из этого смертельно серьёзного мужчины крупицы слов, обрывки фраз, а потом склеивать это в полноценные реплики. Кизару вмиг вспыхивает, спокойствие осколками осыпается к её ногам. - Ты свинья, Са-ка-дзу-ки. Дотошная, эгоистичная, равнодушная правительственная псина. Тебе самому не дурно от себя? Она вскакивает на ноги и тут же оказывается рядом. В опасной близости к нему. Но Солнечная адмирал не дарит ему щедрую, задушевную пощёчину изо всех сил. Она уже взрослая женщина, а подобное - удел молодых и глупых, с горячими головами. Она поступает хитрее. Липкая бурая лужа с запахом алкоголя, корицы и цитрусовых растёт и ширится, поглощая стопку аккуратно сложенной документации. Чернила волнами расплываются, слова теряют свои очертания, и смысл тоже теряется. Борсалино стыдливо прикрывает рот ладошкой и ахает - изумленно, напоказ, явно переигрывая. Сакадзуки стремглав вскакивает на ноги, чопорность с налётом серьёзности так же разбивается на осколки. Адмирал Флота в ярости, вечно равнодушный Адмирал Флота готов проделать в груди коллеги такую же дыру, как и в Портгасе всего каких-то несколько месяцев назад. Но Кизару знает его слишком хорошо, чтобы попасться. Она сама ловит его за руки и усаживает обратно. Сакадзуки только фыркает и грозно сверлит её глазами. Кизару усаживается на него сверху и подставляет к сурово поджатым узким губам чашку с остатками невыплеснутого глинтвейна. - А теперь расслабься и получай удовольствие.