Deathcar

Мукуро потерял счет времени. Он не мог сказать, сколько часов или дней он находился в темных закоулках подсознания наедине с болью. Кажется, у него сломано ребро. Это было логичным объяснением тому, что дышать было невыносимо больно. И он не удивился, если бы узнал, что заработал еще и сотрясение. Голова не то, что болела, она просто раскалывалась на части, и воспаленный мозг стоп-кадрами заменял угнетающую темноту бредовыми картинами. Вот лиловые глаза, светящиеся испугом. Кажется, они пытаются сдержать слезы, но вот-вот осмелевшая слезинка оставит влажный след на бледной щеке, устремившись куда-то вниз. А вот окровавленная рука, сжимающая чье-то плечо. Тонкие пальцы слегка дрожат, но хватку не ослабляют. Видимо, они поддерживают кого-то, кто не может передвигаться сам. Видения иногда прерывал мягкий, успокаивающий голос, тихо бормочущий непонятные слова. Казалось, так продолжалось целую вечность. Мукуро метался в темноте, задыхаясь от боли и отчаяния, пытаясь найти выход из этого ночного кошмара, но казалось, что выхода нет. И когда он сдался, забившись в уголочке темного Ничто, где-то вдалеке забрезжил свет. «Жаль только, что у меня больше нету сил идти», — подумал Мукуро, склонив голову на колени. — Как это нет, Мукуро-кун? — раздался в голове знакомый голос. — Так не пойдет! Вставай и иди! Иначе кликну Занзаса, он тебе в два щелчка всю дурь из головы выбьет. Мозг услужливо воспроизвел данную картинку перед глазами Мукуро. Да уж, вдохновляющего мало. Останешься на месте — будет больно, начнешь борьбу — будет больно, умрешь — будет слишком скучно. Пожалуй, борьба из всего этого — лучший выход, решил для себя Мукуро и неуверенно поднялся. Шагать в никуда было страшно, но оставаться на месте было еще страшнее. Первый шаг был трудным и болезненным, но сделав его, он почувствовал в себе силы и решимость. По венам постепенно разливалось тепло, тиски, зажимавшие голову, ослабевали с каждым шагом, и мрак рассеивался под действием света, который становился все ярче и ярче… Мукуро широко распахнул глаза. Яркий свет действительно заливал небольшую опрятную больничную палату, отражаясь бликами на светлых стенах. Скосив глаза, он увидел путаницу из шнурков и проводов, подключенных к его телу. Под ухом негромко пикал какой-то медицинский аппарат, отсчитывая пульс и удары сердца. — А, очнулись, наконец, — раздался в комнате приятный голос молоденькой медсестры, зашедшей сменить капельницу. — Отдыхайте. Не напрягайтесь и не нервничайте, Вам нельзя. С лакомствами придется немного подождать, — кивнула она в сторону прикроватной тумбочки. Мукуро, слегка поморщившись, повернул голову и воззрился на тумбочку, заваленную ананасами, апельсинами и коробками шоколадных конфет. Догадаться, кто это все сюда принес, было совсем не сложно. — А что с Бьякураном? Что со вторым парнем, который находился в машине? Высокий блондин такой, — пояснил Мукуро медсестре, которая никак не могла понять, о чем речь. — Аааа, это вы о Джессо? — наконец поняла она. — С ним все в порядке. Уже. У него были многочисленные ушибы и травмирована нога. Не знаю, как он дотащил Вас сюда в таком состоянии. Но, повторюсь, с ним все хорошо. Это он Вам сладости принес. Там еще и записка какая-то, только не читайте прямо сейчас. Вам нельзя напрягать мозг. Отдохните еще пару часов, а потом уже делайте все, что Вам угодно. Мукуро согласно кивнул и, дождавшись момента, когда медсестра, наконец, уйдет из его палаты, заставил непослушное тело принять вертикальное положение и взял с тумбочки небольшой кусочек бумаги, исписанный ровным, красивым почерком. «Прости меня, Мукуро-кун. И прощай. Не переживай, я больше не появлюсь в твоей жизни. Будь счастлив, и кушай ананасы. Они очень полезные. С любовью… Ох, прости еще раз. Бьякуран», — гласила записка. Мукуро несколько раз перечитал ее содержание, а затем тяжело откинулся на подушку. Господи, не мог же он тогда, в машине, принять все обидные слова всерьез? Нет, нет, конечно, успокаивал он сам себя. Бьякуран должен был понять, что это были всего лишь эмоции, что Мукуро никогда бы не сказал ничего подобного, если бы не злился… Небо, пожалуйста, хоть бы он все понял, хоть бы не наделал глупостей. Но небо было безжалостным. За всю неделю, что Мукуро пролежал больнице, Бьякуран так и не появился. Выписавшись из больницы и приехав домой, Рокудо по привычке набрал на телефоне заученный наизусть номер. «Абонент не отвечает или временно недоступен. Попробуйте перезвонить позже», — вещал в трубке бездушный голос. Но, он не стал звонить позже. Он слишком хорошо понимал, что это бесполезно. От своих родных Мукуро узнал, что инструктор не отходил от него ни на шаг, пока он был без сознания, чем вызвал немало удивления со стороны родителей. В последний раз блондина видели в больнице за день до того, как Мукуро пришел в себя. Тогда он доставал всех врачей до тех пор, пока не убедился, что с его другом все в порядке и что через пару дней он придет в себя. Из другого источника Рокудо стало известно, что примерно неделю назад Бьякуран собрал вещи и поспешно уехал в Америку. Как он сам говорил, оттуда поступило крайне выгодное предложение — работать редактором в перспективной газете. А в конце добавил, что в Японию возвращаться не собирается. *** Мукуро устало ввалился в прихожую, благодаря высшие силы за то, что помогли ему пережить крайне тяжелый рабочий день. Отшвырнув ботинки в угол, он поплелся в гостиную. Ключи со звоном полетели на ближайший столик, упав совсем рядом с белой флешкой, помеченной буквой «Б». Та самая, которую этот «Б» когда-то забыл в его квартире. Прошел почти месяц, но Мукуро все никак не мог от нее избавиться. Чертов кусочек пластмассы… Налив себе вина, Рокудо сел в ближайшее кресло и устало закрыл глаза. В квартире было как-то пусто и одиноко, и тишина давила на него, заставляя чувствовать себя неуютно. Допивая бокал вина, он мысленно перенесся в тот самый день, в день аварии. В день, когда то, что было ему так дорого, за пару мгновений исчезло из его жизни. — Я ничего не оправдываю, я всего лишь пытался сказать, что все случилось не просто так! Понимаешь? Ты мне дорог, Мукуро-кун, и для меня это было чуть больше, чем просто секс, — эхом звучал в голове родной голос. — Больше? И что же это, по-твоему, было? Любовь, может? — А если даже и так? «А если и так, мой дорогой друг, — мысленно ответил Мукуро, допивая остатки вина, в один момент потерявшие всю легкость и изысканность своего вкуса, — то я скажу тебе, что это прекрасно. Я тоже люблю тебя. Жаль, что я так поздно это осознал». Последние капли вина смешались с невыносимой горечью внезапно навалившегося одиночества.