"Real sugar"

Я вижу, как она подходит к дому вместе со своим парнем и скоро целует его, не давая ему обнять себя или коснуться губ; она ещё совсем девочка и, хоть и считает себя порочной, не любит жарких объятий - особенно под окнами своего дома. Я вдумчиво курю, наблюдая за ними; прошло то время, когда при виде этого парня мне хотелось выйти в окно и тотчас же умереть - шестнадцатый этаж, тут вариантов мало. Возможно, правда, что я б зацепился за ветки стоящего под окном дерева, но это маловероятно: оно растёт на газоне, а перед газоном - добрых три метра асфальта. Нет, пожалуй, я бы просто разбился, возможно даже на части, как фарфоровый чайник, или статуэтка, или... Да что угодно, но этого не произойдёт. Я уже привык видеть её с парнями: никогда не понимал привлекательности дрищеватых любителей комиксов и геймбоя, но она, вероятно, считала, что не заслуживает другого. Я не мог этого видеть, но был уверен в том, что она морщится, когда её целуют - ведь я видел её, когда она влюблена, она ведет себя совсем по-другому. Но тот человек был прохвостом и негодяем, и я рад, что помог его ребрам пересчитать количество ступеней нашей лестницы. Вот она зашла в подъезд, и я потушил сигарету. Обычно я тут же стремился в квартиру, чтобы сделать вид, будто я не выслеживаю её последние четыре года, будто не захожу к ней в комнату, пока её нет, и не лежу на кровати, вдыхая её запах. Сегодня у меня нет настроения: она и без того знает, что я курю, нет смысла в этом неловком и слишком детском поведении. Однако, чем вернее ощущалось приближение лифта, тем больше пальцы мои дрожали, а сердце лихорадочно стучало. Я ведь совсем не знаю, как себя с ней вести. Я сижу в своей комнате, уткнувшись в книгу или компьютер, благо заочное обучение позволяет не слишком часто контактировать с окружающей действительностью. Она уходит в институт, и я позволяю себе находиться в её комнате; а когда она приходит, прячусь в свою, как в панцирь. Иногда она заходит ко мне, предварительно постучавшись; в основном за тем, чтобы спросить, хочу ли я ужинать или нет. Мы вместе почти и не разговариваем... и мне от этого, наверное, хорошо. Потому что я просто не знаю, о чем я могу с нею разговаривать. - О, привет! Я прерывисто выдохнул, глядя на её серое пальто, лихой берет и толстые твидовые брюки: я не раз представлял, как она выглядит обнаженной, и от этого терял возможность просто дышать. - Привет, - ответил ей я. - Чего так поздно? Я мог бы это и не спрашивать: она сегодня весь день была с этим парнем. Я не думаю, что они спят; я девственник, но знаю, как пахнут люди после секса, и с точностью могу отличить, когда она возвращается после долгой и веселой ночи с кем-нибудь из своих. Вот тогда мне становится натурально плохо, как если бы мне разом вогнали всю пачку гвоздей под ногти. Мне тогда очень хочется её запереть и не пускать, никуда не пускать; рассказать ей, что нельзя заниматься сексом лишь сострадая, и что она достойна большего... большего... А кого? Ну не меня же, наверное. - Да так, гуляла. Она врала с легкостью, и даже не отводила глаза. Мне иногда становилось жутко от этой её способности, но я не мог не признать, что она меня восхищала... как и вообще её умение социализироваться. - О, круто. И где. - В музее игровых автоматов. Слушай, давай я чайку поставлю и всё тебе расскажу, хорошо? А то холодно в подъезде. - Ладно. Я всё-таки выбросил потушенную сигарету в предусмотрительно установленную банку, пока она открывала дверь. Её не удивляло, что я с ней заговорил, что я впервые, за долгие годы отстранения и обособленности, проявил интерес к её жизни и не стоял, как обычно, молчаливым чурбаном... И это согревало меня ложной надеждой, что всё у нас может получиться, что может быть я... Да ничего не может быть. Ведь она моя сестра, а я - долбанутый лентяй, тот же самый дрыщеватый задрот, с которыми встречается она, с той лишь разницей, что у нас идентичные гены, как и должны быть у родственников, и что я, в отличие от них ото всех, не могу начать с нею отношения - из-за культурных и социальных табу, из-за моего тотального неумения выражать свои чувства, из-за её адекватности... Ведь если бы она предпочитала проводить вечера со мной, а не с ними, мне кажется, все было бы куда проще. И одновременно с тем - сложнее. - Завтра что будешь делать? - спросил я, спускаясь по лестнице. - Не знаю, - ответила мне она. - Ничего не хочу, если честно. А у тебя есть какие-то предложения? "Да, - говорил мой мозг. - Проведи его со мной, пожалуйста. Пожалуйста". - Да нет, если честно... - Но раз предложил, мы можем в кино сходить. М? Я сто лет там не была. - Хорошо, - сказал я и выждал несколько секунд, чтобы выровнять внезапно сбившееся дыхание. - На мультики? - Хочешь, на мультики, я не прочь. Она вошла в квартиру, и на какой-то момент наши руки соприкоснулись. Она спокойно вытащила свою ладонь из моей, а я был готов поклясться, что на этом месте у меня появился ожог - я бы не удивился, вот правда. Я не знаю, как касаются друг друга обычные возлюбленные, но я бы не смог, я бы опалил себе всю кожу... Ведь когда ты трогаешь того, кого любишь, это на самом деле очень сладостно, хоть и больно, и после каждого поцелуя ощущения такие, будто бы на их месте вскакивают водные пузыри... - Тогда выбор сеанса на тебе, - весело сказала мне она, снимая сапоги. - А пока давай на кухню пойдем, ладно? Я замерзла как цуцык! Я медленно кивнул, вдыхая запах, шедший от неё и её одежды. От них шёл запах сладкий, почти приторный запах свободы и расставания. Та сладость, которой мне и не хватало. Могут ли поцелуи быть такими же сладкими, как этот запах? Или же я прав, они болезненны и обжигающи, словно раскаленный воск на кожу? Мне нужно это проверить.