Просыпайся

Это было страшнее, чем обычно. Тёмно-бордовое небо стекало вниз, будто бы накрывая собой. Было темно, так непроглядно темно, как никогда не бывает обычной ночью, и не хватало воздуха. Он ждал. Затаив дыхание, напрягшись, он словно превратился в сжатую пружину своей собственной винтовки. Она давно уже стала, скорее, частью его самого, и лишь холод металла под пальцами напоминал ему об обратном. Слегка надавив на спусковой крючок, он ждал. Ждал, пока из непроглядной, вязкой тьмы вдалеке не появились фигуры людей. Сутулые, маленькие фигуры – они были напуганы, жались друг к другу, издалека слышался леденящий душу детский плач. А потом началась стрельба. Фигурки падали, как подкошенные, жалобно надламываясь и вскидывая вверх бледные худые руки. Он пытался остановить это, пытался закричать, но не мог пошевелиться, не мог оторвать взгляда от прицела винтовки. И неожиданно в перекрестье оптики он увидел среди них её. Она была в странном тёмном балахоне с капюшоном, ослепительно прекрасная, и будто бы светилась изнутри. Медленно откинув капюшон, она повернула голову и посмотрела прямо на него, прямо в глазок его прицела, так, будто человек мог на таком расстоянии увидеть снайпера, целящегося в него. Он хотел отпрянуть, убрать палец с курка, сделать хоть что-нибудь, но не мог. И сквозь это оцепенение он услышал её голос. «Просыпайся, Крэйг. Прошу тебя. Проснись» Бун подскочил на постели в холодном поту, коротко вскрикнув. Из противоположного угла комнаты на него тут же пристально воззрилась пара блестящих глаз. Значит, Курьер не спала. Буну не понравился её тяжёлый взгляд, и он поднялся с жалобно скрипнувшей кровати, чтобы отойти покурить. С тех пор, как Курьер вернулась из Разлома, она стала сама не своя, и теперь подавляющее большинство времени они оба проводили в молчании, обмениваясь лишь красноречивыми взглядами. В ее взгляде ему так и виделось: "Что, снова кошмары, психически неустойчивый неудачник?.." Бун сам был крайне неразговорчив, но подобная перемена в Курьере была странной, непривычной и… пугающей. И, как ни странно, ему не хотелось сейчас находиться в её компании. Не говоря ни слова, он вышел из комнаты и вызвал лифт. Идиотский секьюритрон-ковбой, обычно издающий на весь огромный президентский люкс свои приветственные возгласы, на этот раз почему-то проигнорировал хмурого снайпера, позволив ему молча уехать на этаж, где находился пустующий и мрачный коктейль-бар. Бун сел за первый попавшийся столик, откинулся на спинку удобного диванчика и закурил. За окнами пыльного заброшенного казино «Лаки 38» жутковато завывал ночной мохавский ветер, заставляя поёжиться даже его, бывалого сурового вояку, напоминая о недавнем кошмарном сне. - Снова снилась Карла? Или Биттер-Спрингс? – раздался за спиной тихий и даже какой-то участливый голос. Бун дёрнулся от неожиданности, машинально хлопая по карману в поисках оружия и запоздало понимая, что это всего лишь Курьер. Как эта чертовка ухитрилась так незаметно подкрасться? - И то, и другое,- мрачно вздохнул он, закуривая ещё одну сигарету. Курьер тихими шагами обошла диванчик, села за тот же столик, напротив него, и требовательно протянула руку за сигаретой. - Она просит меня проснуться,- признался Бун, поджигая сигарету Курьера и сдаваясь под её пытливым взглядом. – Последнее время всё чаще. Почти в каждом сне. А сегодня она была среди них. Среди людей из Биттер-Спрингс. Я пытался отвести прицел, но не мог. А потом всё-таки проснулся. - А может быть, она имеет в виду пробуждение в метафорическом смысле, - сказала Курьер, задумчиво затягиваясь. Бун посмотрел на неё исподлобья. - Что?- сухо переспросил он. - Ну, понимаешь, - серьёзно и осторожно пояснила она, - я из тех, кто считает, что умершие люди не снятся просто так и что это их способ связаться с живыми. И вполне возможно, что Карла имела в виду, что тебе следует пробудиться от твоей апатии. А проще говоря, перестать страдать. Снайпер почувствовал укол досадной злости. С какой это стати Курьер будет решать, что имела в виду его жена, даже если бы Карла правда хотела ему что-то сказать? - Я думаю, это мои проблемы, - ровным голосом ответил он. - Послушай, Бун, - сказала она спокойно и мягко, сбивая пепел с сигареты. – Мы с тобой давние напарники, и ты прекрасно знаешь, что мне нет никакого смысла тебя обманывать. Я не говорю, что меня не устраивает твой характер, или что тебе стоит прекратить бросаться на легионеров, нет. Просто… тебе всего двадцать шесть, и ты с мазохистским наслаждением смываешь собственную жизнь в унитаз. Неужели твоей жене хотелось бы, чтобы ты был несчастным? Разве она хотела бы твоих страданий? Снайпер как-то поник, ссутулился, думая над этим вопросом. Курьер молчала, не торопя его, не мешая ему, и, медленно докурив, встала из-за столика и отошла куда-то в сторону. Он подумал, что она уйдёт, но где-то за его спиной послышалось позвякивание бутылок, и через несколько секунд девушка снова появилась в поле его зрения, аккуратно держа в руке бутылку виски. Бун, неожиданно для самого себя, понял, что он благодарен ей за всё: за то, что она помогла ему расследовать гибель Карлы, взяла его в свои напарники и не дала загнуться от отчаяния и тоски в Новаке, за то, что она всегда понимала его и не просила рассказывать лишнее. И особенно за то, что ей не всё равно. Он не знал, как выразить эту благодарность, поэтому взял у неё из рук бутылку и сам разлил виски по стаканам, подвигая к ней её порцию. - Я… не знаю, что я должен сделать,- сипловато произнёс он после нескольких глотков. Признание собственной слабости далось ему тяжело, но мысль о необходимости что-то изменить и без того время от времени проскальзывала в его голове, а теперь укрепилась окончательно. - Тебе нужно простить себя, Бун. Понять, что во всём произошедшем нет твоей вины. Что ты не обязан носить эту тяжесть на себе, как крест, как наказание за какие-то провинности. Отпустить всё это, всё тяжёлое прошлое. - Звучит так, как будто это раз плюнуть,- снайпер грустно усмехнулся и опрокинул в себя оставшуюся в стакане жидкость. - Знал бы ты, друг мой, какие грехи за моей собственной спиной, -вздохнула Курьер. – Я пережила всё это после возвращения из Разлома. И мне тоже нужно было простить себя за многое. Сейчас я другой человек, и ты уже не тот, кем был в прошлом, так к чему держаться за всё это? Поражённый услышанным, Бун выпрямился и поставил стакан на столик. - И что же случилось там, в Разломе? - Я встретила еще одного курьера… Улисса. Он рассказал мне историю падения небольшого поселения. Поселения, которое могло стать его настоящим домом. Поселения, на месте которого сейчас царствуют ураганы и радиация. Поселения, уничтоженного мною. Улисс утверждал, что по моей вине, из-за моей посылки погибли сотни невинных людей… - она замолчала, словно задумавшись над чем-то. - Как такое возможно? Что было в той посылке? – Бун был потрясён и не очень мог поверить в услышанное. - Это был очередной контракт на доставку посылки из Наварро. Я понятия не имела, что в ней. Я просто доставила её в Разлом и продолжила свой путь. А в той посылке был робот, и когда его включили, он активировал ядерные ракеты, хранившиеся в шахтах под землёй. Они начали взрываться одна за другой, вызывая сильные землетрясения, и полностью уничтожили всё живое в Разломе… Люди гибли под обломками зданий, сгорали за несколько секунд… И всему виной одна. Маленькая. Посылка… - Курьер сглотнула комок, неожиданно подкативший к горлу. Казалось, образы гибнущих людей стоят перед ее взором и не дают ей сделать и вздоха… - Улисс оказался единственным выжившим. По иронии судьбы вместе с боеголовками были активированы медицинские роботы. Они спасли Улисса. Он выжил, но не пережил случившегося… Он винил во всём меня и решил уничтожить мой дом, как я уничтожила его. Хотел, чтобы я пришла в Разлом и стала свидетелем того, как Мохаве сгорает в атомном огне. Как мой дом превращается в выжженную пустыню, становится ещё одним «Разломом»… Я вошла в тот Разлом, еще не зная, что на мне лежит ответственность за то, как он выглядит. Я думала, Улисс просто сумасшедший. Но когда я пришла к нему… Когда узнала правду… Я просила прощения у Улисса за боль, что принесла в этот край, пусть и непреднамеренно. Я пыталась его разубедить убивать невинных людей, таких же, какими были жители Разлома до катастрофы. Я просила его дать человечеству еще один шанс. И мне удалось предотвратить ядерный удар по Мохаве. Улисс простил меня и сам помог мне предотвратить беду. Месть уступила место сочувствию. А я поняла, что неважно, какие ошибки ты допускал, если ты искренне раскаиваешься в содеянном и хочешь всё исправить. Прошлого не изменить, но мы можем изменить настоящее, посвятить жизнь чему-то хорошему, и обрести, наконец, покой… А что до Улисса - он остался в Разломе. Последнее, что он мне сказал, перед тем как мы расстались, было то, что его дорога подошла к концу. И хотя я поняла, что моей вины в случившемся нет, а на моём месте мог оказаться кто угодно, мне понадобилось много сил и времени, чтобы простить себя за это. Теперь всё стало объяснимым для впечатлённого этой историей Буна. Молчаливость Курьера, её изменившееся мировоззрение, её желание помочь, тяжесть того груза, что она скрывала в своей душе. И стала очевидной и ясной, как устав бойца НКР, необходимость уметь отпускать прошлое. Ради будущего. Ведь если бы Курьер не смогла себя простить, они оба в итоге погибли бы с этим чувством вины и уверенности в том, что грехи искупит лишь смерть. - Хочешь сказать, если у тебя получилось простить себя, то и у меня получится?- спросил снайпер, выдохнув. Курьер кивнула, откинувшись на спинку дивана. - Именно. Ты сильный человек, Бун. Если ты жил со всем этим столько времени, значит, ты очень сильный. И у тебя найдутся силы это отпустить. Проснуться от этого кошмара. Понять, что тебе в этой жизни нужно сделать ещё многое и многое. И, словно уловив немой вопрос в глазах Буна, она добавила: - Тебе ведь никто не мешает помнить Карлу. Но, чтобы помнить её, не обязательно испытывать боль. Она бы этого точно не хотела. За окнами «Лаки 38» светало. Яркое мохавское солнце осветило краешки гор, окружавших Нью-Вегас. Пора просыпаться, Крэйг. Хватит мучить себя. Курьер с какой-то материнской нежностью посмотрела на то, как выпрямились плечи Буна, как смягчились черты его лица. Теперь у него всё будет хорошо.