Эта девчонка.

Эта девчонка добивает меня. Впервые я увидел ее на своем концерте. Она стояла в первых рядах и смотрела так, будто знает меня всю жизнь и готова пойти за мной хоть в самое пекло. Она не преследовала меня, только попросила автограф после концерта, а я то ли от количества алкоголя в крови, то ли от неизмеримой падкости на слабый пол оставил ей свой номер телефона. Эта девчонка не звонила, лишь иногда писала сообщения. Правда, такие сообщения могли превратиться в долгие ночные переписки. Она мало говорила о себе, больше говорил я. Мне казалось странным то, что я был готов рассказать обо всех своих мыслях, своих воспоминаниях. Мой продюсер убил бы меня, если бы только узнал. Мы встретились. Она была молчалива и податлива, но в тоже время от нее исходила такая энергия, что было невыносимо не трогать ее, не обнимать, не думать о ней. В моей голове была каша. Эта девушка ломала меня. Я рассказывал ей все и был не в силах остановиться. В один момент она разбила меня: дотронулась губами до моей щеки и я не вытерпел. Мы сделали это. Я понимал, какие после этого могут быть последствия, но не остановился. Я ловил каждый ее вздох, а она раздирала мои плечи. Она была еще совсем девочкой и, конечно же, без слез здесь не обошлось. Сейчас я понимаю, как был груб с ней, а она все равно говорила мне что-то о своей любви. Потом я начал жалеть ее. Девчонка была влюблена в чудовище, и я захотел это прекратить. Она писала, а я перестал ей отвечать. Когда прекратились потоки смс, я даже успокоился. После недели без нее, мне стало плохо. Я думал, что умру, но причинять ей еще больше боли не хотел. Дальше были концерты. Один за другим. Но без ее глаз в толпе. Когда-то эта девчонка говорила, что не пропускала ни одного из моих концертов. Я испугался. Человек, который ничего не боялся столько лет, испугался за жизнь одной девочки, которая, похоже, поменяла его. Я написал ей. Часа через три мне позвонили с ее номера. Говорила девушка, но это был не Ее голос. На меня вывалили столько грязи, но потом рассказали, что она в больнице. Я сорвался туда. В больнице на меня кричали какие-то ее друзья. Меня не хотели пускать к ней. Кто-то из них даже полез драться. Среди этих подростков оказался все-таки один более или менее адекватный человек, который дал мне поговорить с ней. В палате было тихо. Она лежала в сознании, но той энергии уже не было. Она потухла. Ее глаза были мертвыми. Я долго говорил ей, какой я идиот. Извинялся. А потом я сделал то, о чем никогда больше не пожалею. Она вернулась к нормальной жизни. Хотя, можно ли назвать нормальной жизнь со мной.