* * *
Несколько долгих минут они молча разглядывали друг друга. На фотографии в досье Мидорима не был похож на себя прежнего: стриженные по-военному волосы, медный загар, выгоревшая футболка, слегка запавшие щеки — видимо снимали сразу после его возвращения с Ближнего Востока. С тех пор прошел год. Волосы отросли, вес вернулся к нормальному, кожа побледнела, а футболку сменила рубашка с запонками. На фотографии Сейджуро его не узнал. А сейчас тот молчаливый мальчик из Тейко, который проводил вечера в додзё с луком и стрелами и расхаживал по школе в перчатке для стрельбы, вспомнился мгновенно. Сейджуро еще тогда забавляло, как, имея такой рост, ширину плеч и явно развитые мускулы, он ухитрялся выглядеть законченным ботаником. — У вас нет никакого ПТС, — вдруг сказал Мидорима. — Вы можете это определить, просто посмотрев на меня? — Да. Сейджуро улыбнулся. Досье не лгало, Мидориму считали лучшим в области посттравматических синдромов. — И вы не собираетесь задавать мне вопросов? — Это будет потерей моего времени и вашего. И вы это прекрасно знаете. — Согласен, но видите ли, Ассоциация Сёги, совет директоров Акаши Групп и мой отец хотят справку о моем психическом здоровье. Вам придется что-то написать в обосновании. До прихода сюда Сейджуро собирался послать подальше и Ассоциацию, и совет, а отца просто переубедить, но сейчас ему было интереснее задержаться и поговорить. Мидорима вздохнул. Достал из ящика стола диктофон, включил и поставил перед собой. Перевернул страницу в блокноте и приготовил карандаш. — Вы помните аварию? — приступил он к обычным в таких случаях вопросам. Сейджуро уже не раз отвечал на них. — Да. — Можете описать, что произошло? Сейджуро на мгновение задумался, вспоминая. — Было около половины шестого вечера, но уже почти стемнело из-за дождя. Мы возвращались домой в Киото из Кусацу. Акихиро попросил, чтобы мы проехали через монастырь Дзендзодзи, поэтому мы съехали с основной трассы на горную дорогу. Повороты там довольно крутые, и я решил сбавить скорость, но тормоза не сработали. Колеса заблокировало, и нас внесло в ограждение. Машина перевернулась, Акихиро умер, кажется, сразу. Меня придавило рулем, я не мог выбраться и позвонить. Утром меня нашли и доставили в больницу. Мидорима сделал несколько пометок в блокноте. — Как долго вы ждали помощи? — Почти двенадцать часов. — Вы все время были в сознании? — Нет. Несколько раз терял его, потом приходил в себя. — Боль? — Была, но не очень сильная. Мне рассекло щеку выбитым стеклом, и несколько ребер сломались при ударе о землю. — Вы думали о смерти? — Я всегда о ней думаю. — Я имею в виду… — Я понял. Я знал, что если не истеку кровью, то утром меня найдут. Там не очень оживленное движение, но утром в монастырь доставляют продукты. — Вы понимали, что Акихиро мертв? — Да. — Как вы к этому отнеслись? Сейджуро пожал плечами. — Это печально, конечно, что он ушел в пятнадцать лет, но все когда-нибудь умирают. — А кем он вам приходился? — Сводным братом. Мидорима снова склонился над блокнотом, сделал запись, немного подумал и приписал еще несколько слов. Потом снова мазнул взглядом по Сейджуро. — Вы хорошо спите? Не просыпаетесь ночью? — Да, хорошо. Нет, не просыпаюсь. — Вы помните свои сны? — Да. — Ваши сны не изменились после аварии? — Не могу сказать, они всегда были разными. Мидорима отложил карандаш и сплел пальцы. Пальцы у него были белые, намного светлее, чем запястья, и непропорционально длинные — смотреть неприятно, но завораживает. — Расскажите мне какой-нибудь. Сейджуро, делая вид, что задумался, перевел взгляд на стену по правую руку от себя. Солнце, проникая сквозь вертикальные жалюзи, нарезало ее на ровные куски. Стена была светло-серая, абсолютно пустая: ни картин, ни дипломов. — Вчера мне снилось, что я выигрываю битву при Окэхадзаме, — он снова перевел взгляд на Мидориму — тот даже бровью не повел. — Вы представляли себя на месте Оды Нобунаги? — Ни в коем случае, много ли чести победить идиота вроде Имагавы. Мидорима откинулся на спинку кресла и уставился на Сейджуро. — Вас дразнили в школе? — спросил он после минутного молчания. Сейджуро не сразу понял вопрос. Дразнили? Его? — Я не совсем понимаю, чем вызван этот вопрос, - сказал он наконец. — Дети любят задирать тех, кто на них не похож. У вас гетерохромия и… нетривиальная манера общения. Задумавшись, Сейджуро взял со стола фигурку сёги, повертел в пальцах. Золотой генерал. Сейджуро вернул фигурку на стол, намеренно положив ее не так и не туда. Сплетенные пальцы Мидоримы чуть дрогнули. Забавно. — Не знаю, меня мало интересовало мнение моих одноклассников, в команде я был капитаном и… ммм… «задирать» меня им бы и в голову не пришло. Мидорима, все это время косившийся на фигурку, наконец не выдержал и потянулся к ней. — Хотите, расскажу еще один сон? — немедленно предложил Сейджуро. Вопреки его ожиданиям, Мидорима сначала поправил фигурку и только после этого обратился к нему. — Если вы сами хотите. — Мне снился трехлапый ворон, он поселился на сливе в саду моего дома. Когда я вышел в сад, мне в руки упало бронзовое зеркало. — Сейджуро сделал паузу и передвинул фигурку сёги чуть вправо — так ему было виднее. — Вы пытаетесь подтолкнуть меня к мысли, что хотите быть императором? — Разумеется, нет. Кто бы в наши дни хотел быть императором? — Почему нет? — Мидорима вернул фигурку на место. — Он не имеет никакой реальной власти. — Сейджуро передвинул ее снова. — Глупо было со стороны императорской семьи ее упустить. Поправив очки — Сейджуро снова не смог отвести взгляд от длинных белых пальцев, — Мидорима взял фигурку в руки. — Вы играете? — немедленно спросил Сейджуро. — Сейчас нет. — Тогда зачем она здесь? — Это талисман дня. Что-то такое припоминалось из школы. Расхожая шутка. — Вы верите в гороскоп? — Это не имеет значения, верю или нет — главное, что он не ошибается. — Вот как? И что вам предсказали на сегодня? — Тяжелый разговор со стрельцом. Сейджуро хотел пошутить, но тут запикали часы на столе — время сеанса вышло. — Благодарю вас, — кажется, с облегчением сказал Мидорима. — Мы закончили.* * *
Наконец-то он ушел. Шинтаро захлопнул блокнот. За последние полчаса он не раз пожалел, что согласился. И по фотографиям в газетах можно было сказать, что никакой психологической травмы у Акаши нет. За годы работы в горячих точках на Ближнем и Среднем Востоке опыта у Шинтаро накопилось столько, что «своих» пациентов он почти всегда узнавал с первого взгляда. Узнавал эти тревожные лица, эти глаза, смотрящие за три тысячи ярдов. С другой стороны, тройной гонорар означал, что в этом месяце можно будет взять пару пациентов pro bono. Но надо же, как жизнь их снова свела. Сколько лет уже прошло? Почти двадцать. Акаши вырос, но не слишком изменился. К счастью, изменилась реакция Шинтаро на него. Тогда в Тейко, Акаши был его первой любовью. Кровь бросалась в голову, и начинали дрожать пальцы — Шинтаро едва удавалось сохранять лицо в его присутствии, поэтому все три года он избегал Акаши любой ценой. Он даже в баскетбольную команду не стал записываться, занялся стрельбой из лука. Зазвенел телефон, вырывая его из воспоминаний. — Да, — снял он трубку. — Акаши Шуджи из Акаши Групп на второй линии. Заботливый дядюшка Акаши, именно он настаивал на психиатрической экспертизе. Шинтаро переключился. — Слушаю вас. — Я хотел бы узнать, как прошло. — Как я и предполагал, никакой травмы. — Послушайте, — в трубке послышался глубокий вдох, — с ним явно что-то не в порядке. После этой аварии его поступки просто не поддаются объяснению. Я считаю, ему необходимо посещать психиатра. — Найдите другого врача, у меня узкая специализация, я занимаюсь исключительно ПТС. Визиты вашего племянника ко мне — бесполезная трата моего времени и ваших денег. — Но он явно ненормальный, а все говорят, что вы лучший диагност. Шинтаро снял очки и потер переносицу. Как же он ненавидел разъяснять прописные истины. — Акаши не нужен диагност моего профиля. Если так уж необходимо, найдите ему просто психоаналитика. Моя профессиональная этика не позволяет мне взять его как пациента. — Но… — дядюшка Акаши все никак не мог успокоиться. Подозрительная настойчивость. Наследство что ли уже делят? Насколько Шинтаро было известно, глава семейства был все еще жив. — Я подумаю, кого можно вам порекомендовать. Мой секретарь пришлет вам имена и телефоны. Спасибо, что обратились ко мне. До свидания, — быстро проговорил он и повесил трубку. Забота дядюшки дурно попахивала. В семейные разборки лучше не вмешиваться. Лучше всего — быстро написать отчет и забыть об этом деле. Шинтаро достал было бланк и приготовился уже записать свои выводы, как снова зазвонил телефон, на этот раз — мобильный. Он взглянул на экран. Аомине. О боги, сегодня что, парад бывших однокашников? — Слушаю. — Эй. Можешь подъехать сегодня в участок? — Разве вам не положено представляться? — проворчал Шинтаро, не отвечая на вопрос. Фамильярность Аомине бесила, как и его уверенность, что он может сорвать Шинтаро в любое время дня или ночи для помощи в расследовании. — Нафига? А то ты не видишь, кто звонит. — Аомине громко зевнул. — Так ты приедешь? — Зачем? — Мы тут накрыли притон один. Нелегальная проституция. Вытащили девочку. На вид лет девять-десять. То ли вообще не говорит, то ли японского не понимает. Надо проверить. — Девять-десять? Вызовите службу опеки. У них там прекрасные детские специалисты. — Не берут. Гребаная бюрократия. Никак не договорятся, кто должен отвечать. Шинтаро на секунду задумался. — Хорошо. В пять пятнадцать буду. Он опоздал на целых три минуты — последний пациент разрыдался во время сеанса, пришлось успокаивать — и все равно пришлось ждать, пока Аомине пришлет кого-нибудь на пропускную. «Кто-нибудь» оказался инспектором Такао. Шинтаро скрипнул зубами. Все сегодня наперекосяк. — Добрый вечер, док! — закричал Такао, сбегая по лестнице. — Я вас провожу! Он буквально потащил Шинтаро за собой по лестнице на четвертый этаж — лифт не работал — и потом по длинному коридору к комнатам для допросов, на ходу рассказывая, как они брали подпольный бордель и вытаскивали женщин, а в самом конце нашли девчонку. Шинтаро пытался вычленить ключевые слова из его речи — замкнутое помещение, нелегальные иммигранты, сексуальное насилие — и пытался сообразить, с чего нужно будет начать. В конце концов, они оказались в смотровой. В соседней комнате за односторонним зеркалом сидела девочка. На взгляд Шинтаро ей было чуть больше, чем предположил Аомине — лет двенадцать, — она только казалась младше из-за излишней худобы и бледности. У девочки были светлые волосы, заплетенные в неаккуратную косичку, и настороженные карие глаза. Вместо платья на ней была форменная синяя рубашка с закатанными рукавами. Крепко сцепив на коленях руки, девочка сидела неподвижно, словно даже дышать боялась. Печенье и стакан с молоком на столе перед ней стояли нетронутыми. — Вот, — Аомине кивнул за стекло, — третий час так сидит. Только дергается на любой звук. И не жрет. Думали, расслабится, если мы ее одну оставим, так нет, никакой разницы. Шинтаро несколько минут наблюдал за ней молча. — Она знает, что стекло только с одной стороны прозрачное, — заметил он наконец. — Да? — Аомине подавил зевок. — Черт, больше суток на ногах. И чего делать? — С ней кто-нибудь говорил? Возможно, если из женского персонала… — Нет, это еще хуже. Не знаю уж, что там они с ней делали, но при виде женщин она еще сильнее скукоживается. Тяжелый случай. Шинтаро покачал головой. — Уйдет много времени, прежде чем она заговорит. Я сделаю, что смогу, но тебе придется найти, куда ее поселить, пока не разберутся с бумажками. Это должно быть спокойное место, где она сможет со временем почувствовать себя в безопасности. — А к другим детям ее можно пускать? У меня приятель есть, кстати, тоже с нами в Тейко учился, он детским садом заведует. Куроко, если помнишь. — Куроко? Нет, не припоминаю такого. — Из баскетбольной команды. — Я не следил, — отрезал Шинтаро. Хватит воспоминаний для одного дня. — Я сейчас пойду к ней. Не прерывайте нас. Вышел он только через два часа. Результаты не утешали. Ему удалось только узнать, что девочка понимает японский и что зовут ее Мира. Шинтаро еще пробовал заговорить с ней на знакомых ему языках — французском и английском, — но она никак не отреагировала. И только к концу разговора, она успокоилась достаточно, чтобы поесть. Приехавший забирать девочку Куроко показался Шинтаро вполне способным о ней позаботиться. Шинтаро оставил ему длинный список, что делать и чего не делать, и свой телефон — звонить в случае необходимости. Этот тяжелый случай и постоянные пациенты полностью поглотили внимание Шинтаро, и он совершенно забыл об Акаши. Сообщение секретаря в пятницу днем — господин Акаши Сейджуро к вам на прием — оказалось для него полной неожиданностью. Акаши толкнул дверь, пересек кабинет и уселся в кресло — Шинтаро не успел возразить даже, только смотрел на него, на его плавную походку и мелкие шаги человека, привыкшего носить кимоно, и чувствовал, как внутри закипает возмущение. — Добрый день, — Акаши положил руки на подлокотники. — Что вы здесь делаете? — Пришел на прием, — сказал Акаши абсолютно серьезно. Шинтаро снял очки и сжал переносицу пальцами. Акаши расплылся перед глазами ярким пятном, но, к сожалению, не исчез. — Как я уже говорил, я тут не по своей воле, семья настаивает, чтобы я посещал терапевта. — Я уже говорил вашей, — Шинтаро проглотил «чертовой», — семье, я не тот специалист, который вам нужен. И я не собираюсь вмешиваться в ваши семейные разборки. Он снова надел очки — как раз вовремя, чтобы заметить приподнятую бровь Акаши. — Разборки? — Не принимайте меня за идиота. Когда от меня настойчиво требуют психиатрического диагноза, я вполне могу сделать выводы, хоть и не принадлежу к корпоративной верхушке. Акаши встал, прошелся до стены, от нее — к окну. Пару минут он смотрел сквозь прорези жалюзи на улицу, залитую вечерним солнцем, потом повернулся к Шинтаро. — Знаете, Шуджи предлагал мне другого врача, но я сказал, что вы — единственный, с кем я не буду чувствовать, что теряю время, — сказал он почти мягко. — Потерпите немного. Не знаю, сколько визитов положено, чтобы потом можно было со спокойной совестью объявить, что я вменяем. Но я постараюсь сделать так, чтобы вам не было скучно. Он вдруг как-то очень человечно улыбнулся, совсем не так, как в первый визит. Невольно захотелось улыбнуться в ответ. Шинтаро растерянно моргнул. — Давайте сыграем, — Акаши подошел к стеллажу с талисманами и снял доску для сёги и мешочки с фигурами. — Боюсь, я не смогу стать вам достойным соперником, — покачал головой Шинтаро. — Я никогда даже и не думал играть на профессиональном уровне, а вы — пожизненный мейдзин. Отказываясь, он немного кривил душой. Для любителя он был очень даже неплох. И хотя у него давно не было реальных партий, он часто разбирал газетные публикации с матчей. А игра с мейдзином — это не столько шанс проверить себя, сколько возможность поучиться у настоящего мастера. — Это не имеет значения. Я дам вам фору. Скажем, ваш первый ход, и я играю без ладьи. Акаши поставил доску на стол и принялся расставлять свои фигуры. Шинтаро, немного помедлив, последовал его примеру. Размеренные привычные движения успокаивали, деревянные плашки с вырезанными знаками грели руки. Доска была потертой, с европейской разметкой — она досталась Шинтаро от одного из коллег в миссии Красного креста в Тель-Авиве. Акаши, разумеется, не к таким привык. С опасным соперником лучше всего придерживаться знакомой безопасной стратегии. Шинтаро открыл партию ходом пешки на 6d. Акаши, ни на секунду не задумавшись, повторил его ход в зеркальном отражении. Постепенно перед ними вырос классический дебют «два замка». — Вы понимаете, что такое хорошая форма, — похвалил его Акаши, рассматривая доску. — Как вы начали играть? — Я всегда считал, что человек должен быть развит гармонично, — сказал Шинтаро, думая над следующим ходом. Уже можно было начинать атаку. Выбор был между более рискованным ходом серебром на 4f или более осторожным — ладьей на d8. — Поэтому в школе я занимался не только учебой, но и стратегическими играми. И еще спортом. Акаши окинул его таким оценивающим взглядом, что Шинтаро невольно расправил плечи, переставляя ладью. — Стрельбой из лука, — пояснил он. Занеся руку над доской, Акаши вдруг улыбнулся: — Я помню. Мы с вами вместе в Тейко учились. — Правда? Я вас не помню, — мгновенно солгал Шинтаро. Совместные воспоминания слишком близко подводили к его детской влюбленности, о которой он предпочел бы забыть. Взгляд Акаши стал колючим. Какая-то секунда — и перед Шинтаро сидел совсем другой человек. — Не лги. — Я не… — Ты прекрасно помнишь меня, Шинтаро. Его пробрало холодом до мозга костей от тона Акаши. — Ладья на 8d. Твой ход. Шинтаро знал, что такое страх. Он пережил три бомбежки в Афганистане, в Багдаде женщина-смертница взорвала себя в каком-то десятке метров от него, его целый час держали на прицеле палестинцы в Газе, пока миссия ООН перебиралась на другой берег, и да, бывало, он боялся признаться в своих чувствах, но трусом он не был. И все же, такой Акаши, напугал его до холодного пота. Шинтаро уставился на доску, чтобы не смотреть на него. Хода ладьей он не ожидал — так слишком очевидно открывалась позиция короля, ответная атака напрашивалась сама собой. Если он сейчас пойдет золотом, потом передвинет пешку, а потом ладью, то Акаши придется либо отдать серебро, либо оказаться в шаховой позиции. И тогда… А, вот оно что, тогда Шинтаро сам слишком раскроется. Поколебавшись, он передвинул пешку на 4е. Акаши ответил тоже пешкой — 5е. Черт. Пришлось защищать серебро. Через пять ходов Шинтаро понял — мат. Быстро, жестко и по-своему красиво. Он положил правую ладонь на стол. — Сдаюсь. Акаши равнодушно кивнул. — Хочешь знать, где была ошибка? — Буду признателен… мейдзин. — Пятьдесят девятый ход. Нужно было двигать золото, а не пешку. Как ты и собирался. — Но тогда это бы ослабило защиту «замка»?.. — Лучшая защита — нападение. Следующим ходом на 2g ты бы создал вилку, и мне пришлось бы отойти, потеряв серебро. — Акаши немного помолчал и добавил: — Игрок должен хотеть убить чужого короля и быть готов умереть сам. Только так достается победа. Шинтаро снова бросило в холодный пот. — Это всего лишь игра, — сказал он. Акаши посмотрел на него, будто Шинтаро озвучил что-то само собой разумеющееся, но никогда до этого не приходившее Акаши в голову. — Всего лишь игра, — повторил он за Шинтаро, перекатывая слова на языке. — Наверное. Впрочем, это не имеет значения. — Он посмотрел на часы. Стрелки отмеряли последние минуты визита. — Я хотел пригласить вас поужинать в следующую среду. Он нажал на кнопку часов, останавливая таймер, — будто передавал ход в партии. — Нет, спасибо, — немедленно сказал Шинтаро. — Я предпочитаю не иметь контактов с пациентами вне кабинета. — И в свою очередь нажал на кнопку, возобновляя отсчет. — У вас еще две минуты. — Перенесем на другой раз. — Акаши поднялся из кресла и направился к выходу. Положив ладонь на ручку двери, он обернулся и добавил: — Ужина вам не избежать. В этот раз так просто забыть об Акаши не удалось. Шинтаро долго ломал голову, как бы отвертеться, но подходящих предлогов не находилось. Лгать Акаши снова он не решался. Звонок Куроко стал спасением.* * *
Закутанная в одеяло и напичканная лекарствами Мира тревожно спала. Было видно, как под тонкими синеватыми веками перемещаются зрачки. Скорая уехала полчаса назад, машина чиновниц из службы опеки гудела прогревающимся мотором на улице. Куроко стоял в дверном проходе и смотрел, как они прощаются с Аомине. За сегодняшний вечер Шинтаро успел проникнуться к Куроко глубоким уважением. Его самого общение с чиновниками доводило до ручки. Нет, Шинтаро очень уважал власти и был целиком за закон, порядок и тщательную документацию, но принимать решения, по его мнению, должны профессионалы, а чиновники — всего лишь обеспечивать их работу. Почему-то слишком часто случалось наоборот. И тогда приходилось долго спорить, показывать дипломы и перечислять заслуги — давить авторитетом. Шинтаро всегда выходил победителем, но в определенных кругах о нем сложилось мнение как о высокомерном и надменном снобе. Это, разумеется, было не так, он просто знал, как правильно и не хотел, чтобы его пациенты пострадали от бюрократии. При помощи же Куроко удалось все решить без обычного конфликта. Он говорил тихо, но очень настойчиво. На каждое «надо сделать так» чиновниц у него находились вопросы вроде «а зачем надо» и «почему именно надо». Было приятно хоть раз увидеть, как их бьют их же оружием. Мира тихо застонала во сне, и Шинтаро осторожно погладил ее ладонь. — Спасибо, что приехали так быстро, доктор, — сказал Куроко. Шинтаро дернулся — не думал, что тот на него посмотрит в этот момент. — Было бы очень жаль, если бы все пошло насмарку, — он пожал плечами. Едва заметно улыбнувшись, Куроко присел на край кровати. — Вы часто работаете с детьми? — Нет. В основном со взрослыми. У детей гибче психика, они быстрее забывают. Куроко покачал головой и нахмурился. — Мира никак не забудет. Она иногда просыпается ночью, забивается в угол и трясется. А если попробовать подойти и обнять, ей только хуже становится. Начинается припадок… ну вы видели, как сегодня. — Он немного помолчал. — Я хотел, чтобы она осталась со мной, но не такой ценой. Шинтаро не застал самое начало истерики, когда Мире только сказали, что ее заберут в службу опеки. К его приезду она уже билась на полу, задыхаясь и хрипя. — Думаете, она снова будет как в первые дни? — Скорее всего, нет, хотя определенный регресс неизбежен, конечно. Вам нужно будет поговорить с ней, объяснить, что ошиблись и что ее никто больше увозить не будет. К тому же завтра она еще будет под воздействием лекарств. А в пятницу я приеду на сеанс. Я могу перенести его на утро. — Спасибо. — Куроко вскинул на него глаза. — Вы очень добрый человек, настоящий врач. Так заботитесь о ней, хотя ничего за это не получаете. Щеки вспыхнули от неожиданной похвалы. Шинтаро поправил очки, скрывая смущение. — Я забочусь о всех своих пациентах. Куроко вдруг поднялся и подошел к комоду. Выдвинул верхний ящик. — Вам, наверное, будет интересно на это взглянуть, — он достал из ящика стопку альбомных листов. — Мира на удивление хорошо рисует. Мы обычно развешиваем детские рисунки, но она не любит, когда они на виду. Нарисует и сразу спрячет. Только последний мне показала. — Куроко протянул один из листов. Нарисовано действительно было хорошо, по-взрослому, не очень детализировано, скорее — точно выхвачены характерные черты, похоже на картины импрессионистов. — Вы не могли бы для меня это отсканировать? — попросил Шинтаро. Надо будет с этими рисунками поработать как следует, они могут подсказать больше, чем редкие слова Миры. — Хорошо, я завтра утром тогда вам отправлю. Они пожали руки, и в этот момент в комнату вошел Аомине. — За тобой приехали, — он пристально посмотрел на Шинтаро. — Кто? — удивился Шинтаро. Он только своему секретарю сказал, куда поехал. — Акаши, — хмыкнул Аомине. Они с Куроко переглянулись. Шинтаро растерялся. Какого черта? Перед детским садом стояла черная блестящая машина. Пассажирская дверь была распахнута. Скрипнув зубами, Шинтаро пересек засыпанную желтыми листьями лужайку. — Что вы здесь делаете? — он заглянул в салон. Акаши сегодня был в традиционной одежде — в кимоно и хакама, и еще хаори поверх. — Ожидаю, когда вы закончите свои дела. Если вы помните, мы собирались поужинать. — Если вы помните, я отказался. — А я сказал, что ужина не избежать. И я был прав. — Акаши чуть наклонился, выглядывая наружу. — Садитесь в машину. Вы же не хотите устроить сцену. Шинтаро оглянулся — Аомине и Куроко внимательно смотрели на него с порога. Пришлось сделать вид, что так и надо, собрать вещи, попрощаться и сесть в салон рядом с Акаши. — Это грубый шантаж, — сказал Шинтаро, когда машина плавно тронулась с места. — В любви и на войне все средства хороши, — усмехнулся Акаши. Шинтаро не нашелся, что на это ответить. Он понимал, конечно, что Акаши выражался фигурально, но слово «любовь» в его фразе невольно привлекало внимание. — Зачем вы вообще меня пригласили? — Шинтаро машинально поправил очки. — Я хотел отпраздновать свою победу в приятной мне компании. Вот значит к чему традиционная одежда, значит сегодня был матч в сёги, — сообразил он и едва не поперхнулся: — Но вы же еще в прошлую пятницу меня пригласили? — И что вас так удивляет? — Акаши картинно выгнул бровь. В самом деле, что. Шинтаро сложил руки на груди и уставился в окно. Ресторан тоже оказался традиционным японским. Отдельная комната с раздвинутыми в сад седзи, низким столиком и подушками на циновках мягко освещалась масляными лампами. Шинтаро чего-то такого и ожидал. Чего он не ожидал, так это того, что сам невольно залюбуется движениями Акаши. Тем, как тот придерживает рукав, тянясь за едой, поворачивает чашку перед тем, как пригубить сакэ, аккуратно кладет палочки на подставку. Это было театрально правильно и в то же время — абсолютно естественно. Вспомнилось, чем именно Акаши так нравился ему в школе. Спокойной уверенностью в себе, достоинством, скользившем в каждом шаге, в каждом жесте. — Какие мужчины вам нравятся, Шинтаро? — вдруг спросил Акаши. Шинтаро чуть не выронил палочки. Зажмурился на секунду, сообразив, что перед этим вопросом слишком пристально рассматривал Акаши. — Простите, что? — спросил он, открыв глаза. — Я знаю, что вам нравятся мужчины, — терпеливо повторил Акаши. — И поинтересовался, какие именно. Когда-то давно, еще лет в семнадцать, Шинтаро решил для себя: никогда не юлить, если ему зададут прямой вопрос о его ориентации. Это выглядело глупо и некрасиво. Он не афишировал своих пристрастий и был достаточно осторожен — не посещал типичные места для встреч, типа Нитёме, не заводил романов на рабочем месте, но в то же время не создавал шпионских страстей, вроде темных очков и накладных бород. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы собраться, но он сумел ответить достойно: — Умные. Образованные. Немного старше меня. Уверенные в себе. — Вот как. — Акаши довольно улыбнулся. Под широкими одеждами это было не очень видно, но Шинтаро показалось, что он расслабился, будто услышал то, что его удовлетворило. Так и подмывало спросить, а зачем Акаши это спросил, но Шинтаро не был уверен, что ему понравится ответ. Любой. Акаши избавил его от мучений: — Надеюсь, ум и образование для вас важнее возраста. К сожалению, я немного младше вас. — Я не собираюсь с вами встречаться. И не думайте, что сможете использовать мою ориентацию для шантажа. — Вы считаете, я бы на это пошел? — «В любви и на войне все средства хороши», — напомнил Шинтаро его недавние слова. — Ну так в любви же. Если вы согласитесь встречаться под давлением — это не победа, это всего лишь видимость. Шинтаро смутился от мягкого укора. Кажется, Акаши был серьезен, хотя это не очень укладывалось в голове. С чего бы вдруг? Во внезапно вспыхнувшую страсть Шинтаро не верил, но и на игру слова Акаши не походили. Казалось, он действительно сомневается, ответят ли на его чувства. Если они, конечно, есть. Внезапно вся ситуация показалась какой-то сложной комбинацией в партии сёги. Пешкой быть не хотелось. — Я не встречаюсь с пациентами, — наконец сказал Шинтаро. Все-таки врачебную этику не зря придумали. Но Акаши покачал головой, и он с досадой закусил губу, сообразив, что не долго сможет прятаться за этим аргументом. — В таком случае, считайте это объявлением намерений. Я собираюсь всерьез за вами ухаживать, как только перестану быть вашим пациентом, — Акаши церемонно поклонился и пригубил сакэ. Из сада потянуло холодом — заморосил дождь. В комнату постучал распорядитель ресторана и предложил закрыть седзи или принести обогреватели. Они с Акаши выбрали второй вариант. Обогреватели тоже были сделаны «под старину» — кованые чугунные жаровни с искусственными углями, алеющими электрическим огнем. Прерванный разговор никак не оживал. — Какую музыку вы любите? — спросил Шинтаро, просто чтобы спросить что-нибудь. Акаши наклонил голову, немного подумал и сказал: — Я бы мог назвать несколько имен, чтобы произвести впечатление, но на самом деле я не меломан. Шинтаро ожидал ответного вопроса, хотя, если детективы Акаши докопались даже до его предпочтений в сексе, он и так все знал. Самому спрашивать что-то глубокое не хотелось — было бы слишком похоже на сеанс. И потому Шинтаро делал вид, что интересуется всякой незначащей ерундой: любимыми книгами, фильмами, временем года. Словно они встретились на омиаи. В итоге вечер оказался почти приятным. Шинтаро даже почти не злился, когда Акаши настоял на том, чтобы проводить его до самых дверей. В лифте Акаши остановил его руку, тянущуюся к кнопке, и нажал сам — этажом ниже. — Зачем? Акаши не ответил, развернулся и уставился на их отражение в зеркальной стене лифта. — Я хочу кое-что сделать, — сказал он, когда у них за спиной раскрылись двери. По лестнице на следующий этаж он поднимался впереди, темно-зеленое хаори колыхалось перед глазами Шинтаро. На верхней ступеньке Акаши вдруг остановился и повернулся к Шинтаро лицом — их губы оказались друг напротив друга, разница в ступеньку скрадывала разницу в росте. А дальше Шинтаро не сразу понял, что произошло. А поняв — не сразу поверил. Ведь не мог же Акаши поцеловать его? На лестнице в подъезде? — За что? — вырвался нелепый вопрос. Акаши негромко рассмеялся. — В школе у меня не было времени и желания делать глупости. А сейчас, мне кажется, вполне можно попробовать. Ты же не против? Ошарашенно глядя, как он вызывает лифт и за ним закрываются двери, Шинтаро чувствовал, как его сердце начинает биться снова — быстрее и быстрее.* * *
Мира проспала почти весь четверг под действием лекарств и в пятницу к приходу Шинтаро немного оправилась. Она больше не плакала и не задыхалась, не дергалась каждый раз, когда открывалась дверь, но совсем перестала говорить. Зато теперь она не прятала рисунки. Даже пыталась ими что-то рассказать. Шинтаро же, как назло, не мог сосредоточиться. Почти два дня прошло, а все казалось, он еще чувствует тепло губ Акаши. И где-то внутри оживало то забытое подростковое чувство. Его первая любовь. Смешно, хоть записывайся на прием к коллеге. Его руки коснулись прохладные пальцы. Шинтаро вздрогнул, понимая, что опять задумался. Мира подвинула к нему листы. Темная комната, большая пустая кровать. Темная комната, стакан на полу, приоткрытая дверь. Темная комната, мужское лицо, чем-то смутно знакомое. В рисунках Миры не было явного портретного сходства, но почти всегда можно было догадаться, кого именно она изобразила, и Шинтаро попросил у нее этот рисунок, чтобы показать Аомине — вдруг поможет в расследовании. Немного поколебавшись, Мира отдала листок и кивнула. Отработав, Шинтаро уже было собрался позвонить в участок, но Аомине приехал сам, а чуть позже должен был подойти Такао — оказалось, они регулярно собирались по пятницам, чтобы поиграть в баскетбол. — Слушай, — Аомине оттащил его в сторону после того, как рассмотрел рисунок, — что у тебя с Акаши? Шинтаро почувствовал, как кровь приливает к щекам. — Ничего. Он мой пациент. — Он поправил и без того правильно сидящие очки. Аомине фыркнул. — Да неужели. — Он недавно попал в аварию, меня попросили оценить, не осталось ли психологической травмы. — А, авария, да… — задумчиво протянул Аомине. — Ты слышал? — Глупый вопрос, писали же в газетах, хоть шумиху и быстро прикрыли. Аомине поморщился и почесал в затылке. Оглянулся на Куроко. — В общем, это секрет пока. По экспертизе, тормоза там повредили. Это не мое дело, так что экспертизу я не видел. Но Вакамацу за пивом поделился, а он хоть и любит пустить пыль глаза, такими вещами не шутит. От злости ладони сжались в кулаки. Добрый дядюшка или кто там еще. Значит, сначала решили убить, а когда не вышло — объявить сумасшедшим. Ну уж нет, Шинтаро не собирался быть пешкой в этой игре. Вернувшись к себе, он весь вечер раздумывал, как бы поступить. Лучший выход — отказаться от сеансов с Акаши. У него теперь даже очень весомый предлог был — глупо отрицать возникшие чувства. Но и бросить Акаши Шинтаро не мог. Если он просто откажется, на его место могут найти другого врача, сфабриковать какой-нибудь диагноз и назначить принудительное лечение. И тогда от Акаши ничего не останется. В груди защемило от такого предположения. Он должен был защитить Акаши — такой судьбы и врагу не пожелаешь. Ночью Шинтаро долго ворочался без сна, простыни жгли и липли к коже. Он вставал несколько раз попить воды, включил кондиционер, совершенно ненужный осенью, и едва не прописал себе снотворное. Остановился в последнюю секунду, уже вытряхнув пару таблеток на ладонь — завтра ему нужна будет свежая голова. Вспомнив военный опыт, Шинтаро наконец плеснул себе виски в стакан. Давно не пил крепкого алкоголя: горло обожгло, и на мгновение желудок свело тошнотой. Тем не менее, помогло, довольно скоро он провалился в сон. Утром Шинтаро едва дождался времени, когда уже было прилично позвонить. Он перекладывал бумаги на столе, ровнял стопки. Даже не смог нормально позавтракать, пока гороскоп не предсказал удачный день. Стрельцы были на первом месте, Раки — на третьем. Талисман дня — фигурка лисы. В половине одиннадцатого он позвонил секретарю Акаши Коичи с просьбой назначить личную встречу. Того, что ему перезвонят уже через пятнадцать минут, Шинтаро не ожидал. Как и сообщения: «В три часа дня за вами заедет машина». Ехали долго, почти два с половиной часа. Имение Акаши оказалось на берегу моря — европейского вида вилла среди сосен и краснеющих кленов. В огромном кабинете ждали Акаши с дядюшкой, и через пять минут после прихода Шинтаро довольно молодая еще женщина, может, немногим старше тридцати, вкатила инвалидное кресло. Акаши-отец был парализован. Инсульт, — мгновенно сообразил Шинтаро: левая сторона лица была немного перекошена, а пальцы левой руки скрючены. Несмотря на это, взгляд у Акаши-отца оказался таким же пронзительным, как у его сына. — Говори, — он легко пошевелил ладонью. И Шинтаро начал говорить, вертя костяную лису в кармане и стараясь не оглядываться на Акаши. Разумеется, про свои подозрения он и не собирался упоминать, но то, что Акаши никак психологически не пострадал после аварии, он вполне мог обосновать даже для не разбирающегося в науке человека. И если вдруг недоброжелатели попытаются привлечь купленных экспертов, Шинтаро был готов достать все свои дипломы. — То есть, мой сын здоров, — подвел итог Акаши-отец. Шинтаро кивнул: — Мне не удалось обнаружить никаких отклонений от нормы по заданным параметрам. — Это было не совсем верно, но список уточнений был слишком длинен, и его могли бы истолковать превратно. — Никаких отклонений от нормы? — возмутилась стоявшая за креслом женщина. — Мичико, — строго оборвал ее Акаши-отец. — Нет, Коичи, твоя жена права, — вступил в разговор дядюшка. — Его последняя эскапада! Он продал «Сашики Индастриз» за полцены. И кому? Главным конкурентам! А эти его милые привычки? Он опять заявил на переговорах с Алаво, что видит, когда ему лгут. Это было смешно, когда он был ребенком, но не теперь… Казалось, он готов был продолжать список прегрешений бесконечно, но Акаши-отец остановил его: — Ты забываешься, Шуджи. — От его тона все вздрогнули. — В конце концов, не заметить, когда Ким Алаво лжет, может только полный идиот. — Его губы на мгновение сложились в презрительную кривую улыбку. — «Сашики Индастриз» — мой подарок Сейджуро, он может делать с ним все, что захочет. Шинтаро скосил глаза на Акаши — тот едва заметно улыбался и поглаживал рукав шелкового кимоно. В по-европейски отделанном кабинете он смотрелся будто гость из другого времени. Отец Акаши выпрямился в кресле — насколько позволяло его состояние — и обвел присутствующих взглядом. Потом поднял здоровую руку и коснулся лежащей на его плече ладони жены. — Увези меня, Мичико. И больше не беспокойте меня этим. Акаши Мичико оглянулась у самой двери — обожгла Шинтаро злым взглядом. Акаши Шуджи только молча поклонился, прежде чем уйти. Шинтаро смотрел на закрывшуюся за ними дубовую дверь, и ему с трудом верилось, что план удался. — Я отвезу тебя. — Пальцев коснулся шелковый рукав. — Пойдем. Акаши вел машину аккуратно, но без страха — лишнее подтверждение выводам Шинтаро — и смотрелся квинтэссенцией анахронизма. Взгляд Шинтаро то и дело соскальзывал к его рукам, уверенно лежащим на руле — широкие рукава съехали вниз, открыв сильные предплечья. Видимо, заметив интерес Шинтаро, Акаши повернулся к нему, приподняв бровь. Шинтаро тут же сделал вид, что смотрит в окно. Щеки вспыхнули. — Непривычно? — спросил Акаши. Шинтаро откашлялся. — Да, обычно в кимоно за рулем женщины, да и то только в праздники. — Смотрите, мне не жалко. Кажется, он смеялся над Шинтаро. Обидевшись, Шинтаро снова уставился в окно, на темнеющую стену сосен. Он сам не заметил, как заснул. Разбудило его мягкое прикосновение к щеке. — Мы приехали. — А, спасибо, — вздрогнул он и понял, как грубо нарушил правила приличия. — Простите, я не очень хорошо спал прошлой ночью. Смутившись, Шинтаро снял очки и потер глаза. — Ничего страшного, пойдемте. — Акаши открыл дверь. Шинтаро вылез наружу, ожидая увидеть свой подъезд, но дом был ему незнаком. А, ну конечно, как ему только в голову могло прийти, что Акаши, словно личный шофер, довезет его прямо до места. Шинтаро вытащил телефон. Такси было на быстром наборе. — Какой тут адрес? — обернулся он к Акаши, как раз обошедшему машину. — Я вам завтра скажу. — Акаши взял его за руку. — Сегодня вы мой гость. — Но… — Вы больше не мой врач. В самом деле… Шинтаро не нашел, что возразить.* * *
В блестящей черным мрамором и хромом кухне-столовой их ждал приготовленный ужин. — Приходящая домохозяйка, — пояснил Акаши. — Я предупредил, во сколько мы приедем. Опустившись на высокий табурет, Шинтаро понял, насколько проголодался. Пообедать он забыл из-за волнения, и тяжелый разговор истощил все силы. — Вы, кажется, второй человек в моей жизни, который считает меня нормальным, — сказал Акаши, садясь напротив него и снимая крышку с супницы. — Первый — мой отец. Шинтаро пожал плечами. — У всех свои странности. Необычное поведение еще не делает человека сумасшедшим. Я надеюсь, сегодняшний разговор поставит точку в этих обвинениях против вас. Если же нет — я всегда готов повторить свои слова. Акаши закрыл глаза и несколько секунд сидел неподвижно, потом коснулся его руки, лежащей на столе. — Благодарю тебя. Очень хотелось сжать пальцы в кулак — они задрожали от прикосновения, выдавая, как тронула Шинтаро благодарность, и в то же время было жаль расставаться с теплом чужой ладони. — Это всего лишь мое профессиональное мнение. Мне неприятно, когда психиатрию используют в грязных целях. Акаши несколько секунд задумчиво рассматривал его, потом сказал равнодушно: — Мачеха очень сблизилась с Шуджи, после того как моего отца хватил удар. Учитывая, что ее отец — большой человек в министерстве финансов, думаю, это была не последняя попытка. Интересно, Акаши знает уже про намеренно испорченные тормоза? — Возможно, вам стоит некоторое время не совершать неосторожных поступков? — предположил Шинтаро и тут же спохватился: — Финансовых, я имею в виду. — Ты про ту сделку, на которую Шуджи жаловался? — Акаши покачал головой. — Он просто не смотрит в будущее. «Сашики Индастриз» производит полупроводниковые элементы для компьютерных плат, но через пять лет эта технология сменится принципиально другой. Новому владельцу придется переучивать персонал и заменять оборудование или вообще закрыть предприятие. Шинтаро смутился, он вовсе не хотел сказать, что ему сама сделка показалась проигрышной. Напротив, он подозревал, что решению Акаши было какое-то разумное объяснение. Но ведь можно же это было объяснить не только ему. Шинтаро уткнулся в тарелку. Ладонь Акаши так и лежала поверх его руки. Тепло проникало сквозь кожу и устремлялось к щекам и сердцу. Акаши между тем рассказывал об утренней партии в сёги, кажется, прекрасно зная, что Шинтаро не понимает ни слова, только слушает голос. Большой палец, в такт звукам, начал поглаживать костяшки на ладони Шинтаро. После ужина нужно было уходить, придумать какой-то благовидный предлог, но в голову ничего не шло — планов на субботний вечер Шинтаро не строил. Впрочем, соврать Акаши у него бы все равно не получилось. К концу ужина тепло охватило все тело, и кровь прилила к паху — когда он встанет, только длинные полы пиджака спасут его от позора. Шинтаро механически подносил палочки ко рту и так же механически жевал, спроси его, что было подано, он не смог бы ответить. Самое страшное, он уже вовсе не был уверен, что хочет уйти. Наконец тарелки опустели. Акаши поднялся из-за стола и потянул руку Шинтаро к себе. — Пойдемте, — сказал он просто, и Шинтаро последовал за ним. Путь через квартиру Шинтаро не запомнил, единственное, что он видел перед собой — выступающий позвонок над вырезом кимоно. Когда Акаши остановился, Шинтаро едва не споткнулся от неожиданности. Первым, что бросилось в глаза при входе в спальню Акаши, был сёгибан с незаконченной партией, настоящий, с приставными подставками для снятых фигур, а не просто доска, как у Шинтаро. И только потом взгляд выхватил большую кровать, полку с книгами и свитки в нишах. Шинтаро почему-то казалось, что для сёги у Акаши будет выделена отдельная комната. Не выпуская его руки, Акаши повернулся к нему лицом. Он не смотрел на Шинтаро как-то особенно, не облизывал губы — не подавал ни одного из вульгарных сигналов, — но Шинтаро понимал: Акаши его хочет. — Мне… наверное надо домой… — пробормотал он, тяжело сглотнул и, наклонившись, поцеловал Акаши. Ему словно снова стало четырнадцать. Он словно забыл весь свой прошлый опыт, руки дрожали, и сердце колотилось как бешеное. Происходящее казалось просто мокрым сном из его школьных лет. Мягкие губы, влажный язык, осторожные движения в ответ были слишком идеальными, чтобы быть правдой. — Мне надо домой, — повторил Шинтаро, оторвавшись на секунду. Акаши молча улыбнулся в следующий поцелуй и переложил руки Шинтаро себе на бедра. Шинтаро как-то ухитрился нашарить узел пояса и развязать его. Шелк, мягко зашуршав, скользнул на пол. Акаши сделал шаг назад, к кровати, и Шинтаро был вынужден шагнуть за ним. И еще раз, и еще, пока Акаши не опустился на красное покрывало, потянув его за собой. Полы трех кимоно и дзюбана распались, словно лепестки раскрывшегося цветка. Наклонившись, Шинтаро мягко поцеловал оголившиеся ключицы, потом розовые соски и вытянутую шею. Кожа под пальцами была обжигающе горячей и удивительно гладкой для тридцатилетнего мужчины. Шинтаро провел ладонью по животу, от груди к паху, погладил возбужденный член, окруженный жесткими короткими завитками волос. — В ванной, — вдруг сказал Акаши, немного задыхаясь, — там… увидишь. Шинтаро с трудом заставил себя оторваться от него. Собственное отражение в большом зеркале в ванной потрясло. Глаза за стеклами казались совершенно безумными. Такой взгляд вполне мог бы принадлежать одному из его пациентов. Шинтаро ослабил галстук и снял очки. Потер переносицу. Что он здесь делает? Шинтаро нашарил кран, побрызгал водой на лицо и снова надел очки. Оглянулся в поисках полотенца — и взгляд наткнулся на тюбик смазки и упаковку презервативов. Акаши предполагал?.. Наваждение на миг спало, и Шинтаро почувствовал себя фигурой в чужой игре. Может, сбежать? Он представил, как выскакивает за дверь и мчится в коридор, и едва не рассмеялся. Как по-детски. По-детски… Возможно, он так повелся на Акаши, стоило тому только намекнуть, потому что то его школьное чувство осталось без ответа. Он ведь даже не признался тогда. И если они сейчас переспят, эта страница окажется перевернутой, и он больше не будет так реагировать на Акаши. Шинтаро медленно протянул руку и взял смазку с презервативами. Вернулся в комнату — и замер на пороге. Акаши лежал в той же позе, раскинувшись на кровати, и с закрытыми глазами трогал пальцами губы и шею там, где Шинтаро его целовал. Трогал удивленно и словно бы недоверчиво. Будто это было с ним впервые. Шинтаро судорожно сжал презервативы в руке, фольга хрустнула, и Акаши открыл глаза. Приподнял голову. — Шинтаро? Шинтаро переступил с ноги на ногу, все еще сомневаясь. Акаши сел и похлопал по покрывалу рядом с собой: — Иди сюда. Он подошел и опустился на кровать. Акаши потянул за узел галстука, распуская его окончательно, и придвинулся к Шинтаро ближе. Теплое дыхание обдало щеку: — Теперь ты должен меня поцеловать. Так же положено? — Их губы застыли в миллиметрах друг от друга. — Я же тебе нравлюсь. Со школы еще. — Откуда?.. — горло перехватило так, что Шинтаро не смог договорить. — Ты так забавно отрицал, что помнишь меня. — Акаши усмехнулся, на мгновение отстраняясь. — Ну же, я хочу, чтобы ты меня поцеловал, — приказал он. Шинтаро не смог отказаться, снова погружаясь в наваждение. Он плохо помнил, как избавился от своей одежды. В следующий момент просветления он уже надевал презерватив на палец и выдавливал смазку поверх. Акаши сначала с любопытством наблюдал, как Шинтаро его растягивает, потом откинулся на подушки и прикрыл глаза. Осторожно двигая пальцами, Шинтаро целовал коротко стриженные жесткие волосы в паху, лизал тонкую чувствительную кожу внизу живота, трогал кончиком языка багровеющую гладкую головку члена. В голове все плыло от сильного мужского тела под ним. Потом пальцы Акаши вплелись ему в волосы и оттянули голову назад. Глаза Акаши сверкнули в приглушенном свете ламп. — Достаточно. Теперь входи. Шинтаро с трудом сглотнул и приподнялся. Раскатав новый презерватив по члену, раздвинул ноги Акаши, приставил головку ко входу дрожащими пальцами. Боги, только бы не кончить прямо сейчас. Он осторожно толкнулся. Смазанный член вошел довольно легко. Акаши немного поморщился, и Шинтаро замер, давая ему привыкнуть. Наконец Акаши положил ему руки на плечи и кивнул. Это длилось вечность — и одну секунду. Короткие поцелуи Акаши, его руки, скользящие по спине, и хриплое дыхание, и приподнимающиеся навстречу бедра, обжигающе горячий член, прижимающийся к животу. Словно во сне, когда время теряет значение. Сладко и остро пахло потом, шелк лип к влажной коже, скользил под ладонями. В какой-то момент Акаши стянул с Шинтаро мешающиеся очки, и мир расплылся неясными пятнами — может, и к лучшему, невыносимо было смотреть на обкусанные губы и белую шею, на мечущиеся по подушке волосы. Потом Акаши вдруг выгнулся под ним, и на живот брызнули горячие капли. Короткий хриплый выдох пробежал по плечу, обдавая теплом потную кожу, и перед глазами вспыхнули белые пятна. Шинтаро кончил, едва не потеряв сознание. Он еще нашел в себе силы обтереть их обоих намоченным полотенцем, а потом повалился рядом с Акаши. Даже если ему и лучше было бы уйти домой, он слишком устал, чтобы куда-то двигаться. Даже на подобающее извинение его не хватило. Шинтаро уснул, чувствуя, как Акаши перебирает его волосы. Он проснулся резко, от упавшего на лицо солнечного света. Открыв глаза, несколько секунд Шинтаро лежал, пытаясь сообразить, где находится. Акаши! В голове всплыли картинки из прошлой ночи. Он почувствовал, что краснеет. — Доброе утро. Шинтаро едва не подпрыгнул. Прищурился, повернувшись на голос, и зашарил рукой позади себя, машинально пытаясь нашарить очки. — Немного правее, — подсказал Акаши. Пальцы наконец наткнулись на прохладный пластик, и мир снова обрел четкость. Акаши сидел за сёгибаном, играл сам с собой. Он окинул Шинтаро любопытным взглядом, и тот почувствовал, что краснеет еще сильнее, — никогда не знал, что стоит сказать в первое совместное утро. — Душ? Можете пока надеть юкату. Вашу одежду принесут через полчаса. Шинтаро воспользовался его предложением и сбежал.* * *
— Ты уверена? — спросил Шинтаро снова, когда они вышли из машины. Мира кивнула, крепче сжав руку Куроко. Кажется, она решила, что если поможет Аомине, опознав преступников, ее навсегда оставят с Куроко. — Идемте. — Аомине повернулся и пошел к проходной. — Мне не нравится эта идея, — проворчал Шинтаро ему в спину. — Помню. Ты уже сто раз мне это сказал. Но это мой единственный шанс. Иначе расследование закроют. Они действительно уже не раз это обсудили с позавчера, когда Аомине снова завалился к Куроко во время сеанса. На начальство Аомине кто-то давил, чтобы закрыли расследование. Начальство, в свою очередь, требовало от его следственной группы либо немедленных результатов, либо прекращения дела — в конце концов, непосредственных исполнителей, содержателей нелегального борделя взяли. Аомине же хотел докопаться до тех, кто стоит выше, взять всю цепочку. По его словам, в деле были замешаны какие-то огромные деньги и очень высокие чины. Они остановились на проходной, ожидая, пока дежурный запишет их. — И вообще, ну посмотрит она на фотографии, ничего страшного не случится. — Не тебе об этом судить, — начал Шинтаро и осекся, заметив, как в лифт заходят Акаши, его дядя и мачеха. Взгляд Акаши скользнул по нему, не остановившись. — На испорченных тормозах нашли отпечатки его пальцев. Мачеха обвиняет его в убийстве сводного брата, — тихо сказал Аомине, наклонившись к уху Шинтаро. — Акаши предложил допрос с детектором лжи. Шинтаро нахмурился. С воскресенья прошло пять дней. Их совместный завтрак тогда вышел каким-то неловким. Они разговаривали на отвлеченные темы, кажется, снова о компьютерах и их производстве, будто предыдущей ночи и не было. Акаши больше не прикасался к нему, хотя был довольно приветлив и обходителен. С того дня они не звонили друг другу и не виделись. Шинтаро иногда ловил себя на том, что, идя по улице, он невольно задерживает взгляд на больших черных машинах, но позвонить первым не решался. И вот сегодня Акаши прошел мимо, как совершенно чужой человек. Впрочем, сейчас стоило думать о Мире. Они поднялись на этаж убойного отдела, и Такао расчистил для них стол. Монитор компьютера оказался слишком высоко, и Мире пришлось сидеть на коленях у Куроко, чтобы разглядеть фотографии, которые Такао выводил на экран одну за другой. Пока им не везло, Мира только мотала головой — не этот. Выглядела она довольно уверенно, несмотря на обилие незнакомых взрослых вокруг, и Шинтаро несколько успокоился. Взгляд соскользнул к допросным комнатам: в одной из них должен был находиться Акаши. Дверь распахнулась минут через сорок. Акаши появился на пороге с пиджаком в руках. Рукава его светло-голубой рубашки были закатаны выше локтя — датчики детектора лжи крепились к предплечьям. Он коротко кивнул вышедшему вслед за ним полицейскому, оглядел комнату и вдруг улыбнулся Шинтаро, встретившись с ним глазами. В этот момент из соседней с допросной комнаты, появилась Акаши Мичико. Она нервно кусала бледные губы и крепко сжимала в руках черную сумочку. Кажется, была на грани истерики. Акаши сделал несколько шагов в сторону от нее и остановился у одного из письменных столов. Что-то сказал. — Не знаю… не знаю, как ты это сделал, — долетел до Шинтаро звонкий срывающийся голос Мичико, — но ты все равно лжешь! Ты убил Акихиро! Ответа Акаши Шинтаро снова не услышал, но что бы он ни сказал своей мачехе, та побелела еще сильнее, задрожала в гневе и подошла к Акаши вплотную. — Ты… тварь! Демонское отродье! Акаши сказал что-то еще, и она вдруг подхватила со стола канцелярский нож и ударила Акаши в живот, широко замахнувшись. Движение было слишком явным, слишком неумелым. Шинтаро ожидал, что Акаши просто шагнет назад, этого было бы достаточно, чтобы избежать удара. Но Акаши не двинулся с места. По светло-голубой ткани начало расползаться алое пятно. На миг все застыли — потом весь этаж пришел в движение. Кто-то крикнул: «Скорую!» Двое полицейских схватили Мичико. — Шуджи! Позвони отцу, Шуджи! Немедленно! Пусть приедет! Не смейте меня трогать! Эта тварь вас всех обманула! Вы все! Все! Вы просто пешки! — забилась она, пытаясь вырваться. Наверное, стоило броситься сейчас к Акаши — оказывать первую помощь, но Шинтаро не смог сдвинуться с места, раз за разом прокручивая в голове предыдущую сцену. Он никак не мог отделаться от ощущения, что Акаши специально остановился у того стола, специально спровоцировал мачеху, специально... — Он же мог уклониться, — произнес Шинтаро вслух. Стоящий рядом Такао повернулся к нему. — Да он просто ебанутый на всю голову. Еще в школе таким был. — Не говорите так при ребенке, пожалуйста, — вмешался Куроко. — Ну а как сказать? Ты же помнишь, как он обещал себе глаза выколоть. — Такао передернуло. — Чокнутый просто. Куроко на секунду задумался. — Не думаю, что он действительно сумасшедший, хотя иногда он и выбирал довольно странные методы, чтобы добиться победы. Или лучше сказать, эти методы могут показаться странными со стороны. В конце концов, Акаши видит и замечает намного больше, чем обычные люди. Он погладил по плечу Миру, уже самостоятельно просматривающую фотографии. Сосредоточенная на задаче, суматохи вокруг себя она, казалось, просто не заметила. Отделение гудело. Команды старшего инспектора Вакамацу — Шинтаро сказали, это он вел дело — сотрясали стекла. Первую помощь Акаши оказали и без Шинтаро, а через двадцать минут за ним приехала скорая. Все начало успокаиваться, но тут с лестницы донеслись громкие голоса. — Расскажите, что произошло! У полиции есть заявление? Правда ли, что мейдзина смертельно ранили прямо на глазах у полиции? — О, черт! А ну уберите этих папарацци с лестницы! — заревел Вакамацу. — Пронырливые суки… Куда дежурный смотрит?! Несколько человек бросились выполнять его приказ, и вскоре те же самые вопросы донеслись с улицы, уже приглушенные расстоянием. — Такао, закрой окно, — велел Аомине. — Где пульт? — На столе у Шоичи должен быть. Вакамацу метнулся к указанному столу, кроя последними словами журналистов. От злости он не сразу попал по кнопке и, кажется, едва не сломал пульт. Наконец он сумел переключить на новостной канал. — …согласно нашим источникам в полиции, это произошло полчаса назад… — рассказывала, подглядывая в бумажку ведущая. «Дочь помощника министра ударила ножом собственного пасынка!» — бежал заголовок внизу экрана. Вакамацу зарычал, покрываясь красными пятнами. — Бедняга, — тихо сказал Такао, — ему пресс-конференцию теперь давать. На экране появились фотографии. Акаши за сёгибаном — видимо делали во время официальной игры. Его отец — еще на ногах — с Мичико. Помощник министра Уэда Хироаки — отец Мичико. Затем репортаж переключился на вид ворот поместья Акаши: телохранители в темных очках дают отпор журналистам. — Мы попытались взять интервью у господина помощника министра, — снова заговорила ведущая. На экране появилось изображения коридора в министерстве — навстречу камерам шел крайне недовольный господин Уэда. Когда его лицо показали крупным планом, в голове Шинтаро мелькнула какая-то смутная мысль, но, прежде чем он сумел ее ухватить, Мира вытянула руку к телевизору. Повернулась к Куроко, потянула за рукав сначала Такао, потом Шинтаро и снова ткнула пальцем в экран. — Сукин сын… — изумленно протянул Аомине за их спинами. — Вот так совпадение, — согласился с ним Такао. Совпадение?.. — Скажите, как вы нашли бордель? — спросил Шинтаро, чувствуя, как кровь отливает от лица. — А? Анонимный звонок был. События последнего месяца вдруг выстроились в логичную цепочку. Все встало на свои места. «Игрок должен хотеть убить чужого короля и быть готов умереть сам. Только так достается победа».* * *
Шинтаро не был уверен, что Акаши захочет с ним увидеться, но медсестра, дежурящая в палате, взяла у него карточку и уже через минуту пригласила его войти. Палата Акаши была заставлена цветами — в основном желтыми астрами, и Шинтаро невольно сжал в руке свой довольно скромный букет из красных и оранжевых гербер. Впрочем, ему это должно быть безразлично, цветы были только предлогом: врач хочет пожелать выздоровления своему бывшему пациенту. — Как вы себя чувствуете? — спросил Шинтаро. — Благодарю, хорошо, — равнодушно улыбнулся Акаши. — Ничего важного не задето. Шинтаро обернулся на застывшую у двери медсестру. — Оставьте нас и проследите, чтобы нас не беспокоили. — Акаши понял его правильно. Когда за медсестрой закрылась дверь, он предложил Шинтаро присесть на одно из кресел в палате, но тот отказался. Для предстоящего разговора ему требовалось сосредоточиться. — Я знаю, как вы обошли детектор лжи. — Это вполне реально сделать, если знать, как он работает. — Но у вас ведь свой собственный метод? — Шинтаро отвернулся к окну. Акаши смотрел на него с легким любопытством, и говорить под этим взглядом было нелегко. — Я могу поспорить, что вы даже под препаратами будете утверждать, что это не вы подстроили аварию. Потому что это правда. Это не вы, это другая личность в вашем теле. — Он обернулся на секунду, чтобы поймать усмешку Акаши. — Вы можете это доказать? Хуже всего было, что Акаши ничего не отрицал. Казалось, он просто задает вопросы для того, чтобы после использовать полученную информацию. — Без экспериментов и оборудования — вряд ли. Но чисто теоретически… Это заметно в матчах. Один из вас, я полагаю, что это вы, предпочитает стратегию «крепости и атаки» или просто «атаки». Ваше альтер эго, как правило, строит «руку» вокруг серебряного генерала, а потом приносит его в жертву. И в личном общении… иногда… — Интересное наблюдение, я запомню. — Голос Акаши звучал так, будто Шинтаро сказал что-то действительно ему интересное. — Вы собираетесь идти с этим в полицию? Это было бы правильным решением, но вряд ли ему кто-нибудь поверит. — Я еще не знаю. Я хотел спросить, девочку в бордель — тоже вы? — Девочку? — на мгновение удивился Акаши. — Ах, да. Девочку. Нет, это Уэда сам, я предпочитаю выбирать противников поинтереснее. Собственно, с этого все и началось. Достаточно было посмотреть на мою мачеху, чтобы понять, какие у него увлечения. Я просто хотел получить компрометирующие материалы на случай, если Уэда начнет на меня давить, а все оказалось намного интереснее. Шинтаро немного отпустило. Если бы Акаши был способен на такое чудовищное преступление, он бы не смог промолчать. — А я? Зачем вам в этом плане понадобился я? — Я этого вам сказать не могу. Шинтаро отвернулся от окна и посмотрел на него. Акаши был слегка бледнее обычного — видимо, от потери крови. В разноцветных глазах светились ум и легкое любопытство — но ни намека на чувства. Будто не было ничего, ни их игры, ни ужина, ни ночи после. — Благодарю, что согласились встретиться со мной, — Шинтаро поклонился и направился к двери. Тихий оклик догнал его, когда он взялся за ручку. — Стой. Он замер. — Шинтаро. Он обернулся. Знакомым жестом Акаши похлопывал по одеялу рядом с собой. — Иди сюда. Сядь. Ты ведь хотел узнать о своей роли. Шинтаро вернулся к кровати и сел на край. Акаши положил ладонь поверх его руки. Ладонь была прохладной, и Шинтаро захотелось накрыть ее своею — чтобы согреть. Как тогда, за ужином, Акаши начал поглаживать его костяшки подушечкой большого пальца. — Ты бы не стал лгать в диагнозе, из тебя вообще слишком плохой лжец, — сказал Акаши, разглядывая их руки. — Если это увидел я, это бы увидел и мой отец, так что ты показался лучшим свидетелем. — Он поднял взгляд на Шинтаро. — Не то чтобы признание отца было так уж нужно для плана, можно было бы обойтись и без этого. Я просто решил, что ты нужен мне. — Акаши сплел их пальцы. — Ты можешь уйти сейчас, но я хочу, чтобы ты остался. Под пристальным взглядом щеки заполыхали. Свободной рукой Шинтаро снял очки, чтобы не видеть его. — Я хочу уйти. Акаши насмешливо хмыкнул. — Я бы тебе даже поверил, если бы ты не сжимал мою руку так сильно.