Любовная лихорадка

Жеан долго держал это в тайне. В конце концов, любовь ведь необязательно должна быть взаимной? Главное, чтоб она была. Ему нравилось само состояние влюблённости – мир становился ещё прекрасней, люди – добрыми, погода – чудесной. Он ехал по утрам в метро и улыбался так, что, казалось, весь вагон начинал светиться изнутри. Правда, другие люди этого не ценили и поглядывали на него злобно. Семь утра, все едут на работу и учёбу, с трудом запихнув себя в вагон, дышать нечем, со всех сторон напирают такие же несчастные, у всех лица злые, помятые со сна – а этот едет и лыбится во весь рот. Но Жеану казалось, что все вокруг добры и его любят. Любовь была его маленьким секретом. Он сравнивал её с цветком, который расцветает только ночью – белый нежный цветок распускается на влажном мху, и ничьи глаза не видят эту хрупкую красоту. Вообще-то, хрупкую красоту могли разрушить вполне реальные вещи. Например, кулак Легля. Потому, что Легль всё время жил у Жоли, а Жоли… ну да, так уж вышло, что Жоли и был тем человеком, по поводу которого расцветал цветок Жеановой любви. И как бы хороша ни была влюблённость сама по себе, Жеан начинал тосковать. Жоли – весёлый, как птичка, хорошенький, забавный, смешной, всё время беспокоящийся, как бы кого не обидеть, всё время извиняющийся непонятно за что; Жоли – который не выносил ссор и обид, который первым нёсся всех мирить; Жоли, который постоянно прозревал свою близкую смерть и упрашивал всех не плакать на его похоронах и ставить весёлую музыку – вот этот вот Жоли был от него как будто на другой планете. Нельзя было обнять его, прижать к себе и приласкать, а Жеану этого временами хотелось так сильно, что хоть плачь. Он смотрел на каштановый затылок Жоли, думал, что тонкие прядки на ощупь, наверное, как пёрышки, уже тянулся рукой потрогать, погладить – но тут же одёргивал себя: нельзя. То есть, другим было можно – Жоли вообще любил обниматься, гладить кого-то, или чтобы кто-то его гладил, просто так, безо всякого подстекста, но Жеан уверен был, что если он решится его потрогать и погладить, то сделает это как-нибудь так, что тут же спалится. И получит по физиономии от Легля. Но в конце концов, он всё-таки решился поговорить об этом с самим Жоли. Никто толком не знал, какие у них там с Леглем отношения, просто все по умолчанию считали Жоли геем, а Легль жил у него, а предпочтения Легля, судя по всему, колебались от мужественных девушек до женственных парней, так что вывод напрашивался сам собой. Но вдруг, решил Жеан, вывод был ложный? И он поехал к Жоли домой. Сначала он хотел купить цветы, чтоб всё было по правилам, но не смог вспомнить, на какие цветы у того нет аллергии, так что вместо этого взял из дому кактус – он только что расцвёл. Кактус был здоровенный и очень колючий, но цвёл красиво – ворох нежнейших красных лепестков окружал ярко-жёлтую бархатистую середину. Жеан налюбоваться им не мог. Тем более, кактус цвёл раз в три года – отличный подарок. Можно сказать, самое дорогое от сердца оторвал, чтобы порадовать Жоли. «Вдруг, ему не понравится?» - с трепетом думал Жеан, пока ехал в метро, держа кактус в объятиях. Но Жоли понравилось. - Красота какая! – было первое, что он сказал. – Привет, Жеан, заходи. Он посторонился, пропуская его, и Жеан прошёл в гостиную. - Это тебе подарок, - сказал он и поставил кактус на стеклянный журнальный столик. - Серьёзно? А в честь чего? - Я сейчас тебе скажу, только давай присядем? - Эй-эй, а руки мыть? Ты только что с улицы! Только на кухню – в ванной Боссюэ. Действительно, из ванной слышался плеск, как будто там ворочался морж, и басовитое пение. - Жоли, - сказал Жеан, намыливая руки под краном, - я всегда хотел спросить: у вас с Леглем… ээ… романтические отношения? - Какие могут быть романтические отношения с человеком, у которого ты лечил фурункул на… - Жоли хихикнул и подвигал бровями, намекая, что именно там, где Жеан подумал. – Бедняга Боссюэ, вечно ему не везёт. У Жеана как будто камень с плеч свалился – значит, он не предаст друга, если пристанет к Жоли со своей любовью. Они вернулись в гостиную и сели на диван. - Я хотел с тобою поговорить… очень серьёзно, Жоли, - сказал Жеан и взял его за руку. – Бывало у тебя когда-нибудь чувство, что твоё сердце горит, точно его пожирает огонь? Жоли посерьёзнел и сжал его руку в ответ. - Ты чувствуешь, что твоё сердце горит? – переспросил он. - Да, да! Сначала там как будто тлел уголёк, а потом разгорелся целый костёр! - Так… а что ещё ты чувствуешь? - Сердце сжимается, - прошептал Жеан, глядя в серые лучистые глаза своего друга. – А потом как будто падает вниз, и дыхание захватывает… - Бедняга… - тоже шёпотом ответил Жоли и начал поглаживать большим пальцем его ладонь. Воодушевлённый Жеан подсел поближе и уже довольно смело спросил: - А ты… - точнее, хотел спросить, потому, что Жоли пылко сжал его руку и воскликнул: - Конечно, я тебе помогу – ты правильно сделал, что пришёл ко мне! Как раз на практике у меня был такой случай, милый Жеан – это острый коронарный синдром! Жоли проворно вскочил, оставив ошеломлённого Жеана глупо хлопать глазами, и кинулся за лекарствами. - Нет, постой, я не болен! - Как же не болен, если все симптомы налицо! – возразил Жоли, роясь в коробке с лекарствами. – Сейчас-сейчас, подожди… Ага, вот, вот это, и ещё это… - Да нет же! Это любовная лихорадка, Жоли! - Ещё и лихорадка у тебя? Жеан! С этим надо что-то делать, нельзя так безответственно относиться к своему здоровью! Ложись сейчас же – я буду тебя лечить! - Эту лихорадку лечат поцелуями! – настаивал Жеан. - Какими поцелуями? Хочешь ещё кого-нибудь заразить? - Да нет же, я… Тут дверь ванной распахнулась, и с ликующим криком «а вот и я!» появился Боссюэ, распаренный, с сияющей бритой башкой и одетый только в полотенце. Он плюхнулся на диван и потрепал Жеана по рыжеватым локонам. - Привет, поэт! - Боссюэ, отойди от него – он болен, ты, с твоей везучестью, точно заразишься! - О! – Боссюэ с опаской отдёрнул руку от волос Жеана. – А что с тобой такое? - Да не болен я! – воскликнул покрасневший до ушей и вконец уже смущённый Жеан. – Жоли, я пришёл сказать, что я тебя люблю, понимаешь? Я пытался… пытался выразить это метафорически, но ты… Договорить он не смог – Боссюэ запрокинул голову и разразился громовым гоготом, от которого задрожал стеклянный столик. - Ты… ты… - закатывался он, и звонко хлопал себя по голой ляжке. – Не могу… ха-ха-ха! Кактус, кактус притащил! – и он тыкал пальцем то в кактус, то в несчастного Жеана, который вскочил на ноги и не знал, куда ему деваться от стыда. - Вы стоите друг друга! – наконец, объявил Легль и поднялся с дивана, придерживая полотенце на бёдрах. – Я ухожу к себе и смотрю порнуху в наушниках, а вы тут что хотите делайте, – он притормозил, чтоб ещё раз сказать «кактус!» и немного поржать, и потом уже окончательно ушёл в другую комнату. Жеан украдкой посмотрел на Жоли. Жоли тоже покраснел. - Послушай… - пробормотал он. – Я тебя неправильно понял… - Ничего, - поспешно заверил его Жеан. – Я пойду, да? - Нет, не уходи, - Жоли робко шагнул к нему и взял его за обе руки. – Ты это вправду сказал? Что любишь меня? - Конечно… Но если тебе неприятно или… - Брось, Жеан, - ласково сказал Жоли. – Это ужасно приятно. Они сели на диван, держась за руки и глядя друг на друга влюблёнными глазами. Жоли подвинулся поближе, отнял одну руку и обнял Жеана за плечи, а тот поцеловал его в макушку и прижался к ней щекой. - Знаешь, - сказал Жоли, - ты теперь просто обязан сочинить что-нибудь лирическое про острый коронарный синдром. Коронарный синдром, терзает сердце мне он… - он поднял голову, и Жеан тут же поцеловал его в губы. Жоли издал приглушённый и удивлённый возглас, но обхватил его за шею и ответил на поцелуй. Следующий час был посвящён объятиям, поцелуям, нежным словам, сказанным шёпотом, стихам и тихому смеху. Боссюэ, собравшийся в клуб, вышел из комнаты, увидел их двоих, устроивших себе гнёздышко из диванных подушек и пледа и сидевших в нём, прижавшись друг к другу, захохотал и махнул рукой. - Я думал, хоть потрахаются, - сказал он сам себе, - а они тут стишки читают и умиляются друг на друга. Ну чисто котята в корзинке. И он отправился в клуб, снимать парней и девушек, и весь вечер то и дело ухмылялся, вспоминая «котят».