Волк! Волк! Волк!

Дэйв Брэнт ненавидел все на свете. Ненавидел свою мать, у которой в голове только шмотки и очередной трахарь, который ей эти самые шмотки обеспечит; ненавидел сестру которая казалась ему копией матери, разве что запросы у ней были чуть поменьше – так, поход в модный – и единственный в Волфсривер – бар, кафе и покупка сигарет. Ненавидел он и город – обычный городок, каких в Техасе полным полно - много красно-оранжевой пыли, логотипов с кактусами и знойное дыхание Мексики, доносившееся из ближайшей забегаловки с начос по доллар девяносто девять и дешёвая кактусовая водка, являющаяся на самом деле самой обычной бормотухой. А, ну и ещё дороги. Наверное, каждый человек из семи миллиардов видел в кино – ну или скоро увидит – хайвей с желтыми полосами на растрескавшемся от жары сером асфальте, однообразный пейзаж по обе стороны от дороги, серо-зелёная растительность и зыбкая линия горизонта, дрожащая и мреющая на уровне глаз водителя. Впервые Техас во всей своей оранжево-пыльной красе Брэнт увидел в пять лет и сразу как-то решил, что на цветущий рай, про который ему рассказывал отец этот новый мир с бескрайней пустыней и бесконечной дорогой под колёсами автомобиля не похож. Он был вообще-то родом не отсюда, даже не из Штатов, он родился в Англии – старой доброй Англии, матери скинхедов, панков и прочих фриков. Наверное, зловонные миазмы английских болот как-то повлияли на его мозг и поэтому Дэйв вырос таким шизанутым тихушником. И это давало ему все причины что бы ненавидеть крохотный американский городок с его стереотипным населением, школьной иерархией, накаченными футболистами и блондинками с голливудской улыбкой, где все хотят сделать тебе лучше или накормить диетическим печеньем без глютена. Отца Брэнт помнил смутно. То есть – почти не помнил. Если он сильно напрягал свою, безусловно, дырявую память, он воскрешал на внутренней стороне черепа размытые картинки – бородатый мужик за рулём авто, он же, стряхивающий пепел с сигареты, рука с часами в узкой полосе оранжевого цвета, нервное похрустывание костяшками пальцев – привычка, которую Дэйв унаследовал. Они переехали в Техас из-за работы Брэнта-старшего – здесь – в Волфсривер – вроде как собирались открыть нефтяную скважину, но потом эта идея, с нефтью, сначала долго и мучительно агонизировала, а потом и вовсе загнулась. А вместе с ней загнулся и отец Дэйва. - Дэйв, сладкий, - от этого омерзительного, прямо-таки насквозь пропитанного и сочащегося сахарным сиропом голоса, Брэнта чуть не стошнило. - Да, мам?.. – ровным, ничего не выражающим голосом ответил парень, откладывая в сторону ложку и с тоской глядя в миску, в которой раскисли и превратились в неаппетитную жижу кукурузные хлопья. Эту дрянь Брэнт тоже ненавидел люто, но мать считала, что они должны «жить, как нормальные американцы» и все свои жизненные силы затрачивала на соответствие какому-то своему внутреннему идеалу «настоящей американской жизни». Дэйв с гладким, как стекло, выражением лица, слушал трескотню своей матери, пестревшую беспрестанными «о’кей», «сладкий» и «милый». Ага, мать сумела-таки уломать своего очередного спонсора заехать в гости – подразумевающие, конечно же, ужин, якобы приготовленный ею, а на деле купленный в отделе готовой еды в супермаркете, и унылый секс на узком диване в гостиной. Знакомство трахаря с мрачным сыном-фриком, носящим шапку в жару в доме в планы не входило, и Дэйв со спокойным сердцем пообещал матери не появляться в доме с семи до двенадцати и вообще не приближаться к нему ближе, чем на полмили. Он терпеливо вытерпел объятья липкий поцелуй в чёку и сунул в карман пятьдесят долларов. «Такая благодарность мне нравится куда больше». Волфсривер-хай в рейтинговом списке ненавистных Дэйву Брэнту вещей занимала почётное первое место. Ещё ничто не вызывало в Брэнте больше глухой злобы, чем необходимость тратить по шесть-восемь часов своей драгоценной жизни каждый день, сидя за колченогой партой и пялясь бессмысленным взглядом в доску, покрытую датами или формулами. «Зачем вообще учить математику или историю в этом захолустье? – вздыхая, думал Брэнт, оглядываясь. – Лучше бы учили как бить свою бабу и не оставлять следов, или там, как выпить десять бутылок пива и не обоссаться и не опьянеть. А для интеллектуалов – спецкурс: как стать автомехаником». Его одноклассники пялились на доску с такими же лицами, как и он – скучающими и не выражающими ничего, кроме вселенской усталости. Даже учителя в этом убогом городе, казалось, были заинтересованы только в том, как бы поскорее отбарабанить урок и убраться из тесной и душной комнатушки, провонявшей запахами сигарет, жвачки, купленной на заправке, и женских духов. - Мистер Брэнт, что вы можете сказать о причинах Гражданской Войны? Так, ничего, мистер Брэнт, жаль, идём дальше, мисс Пирсон?.. – историк делал между словами такие маленькие паузы, что даже если бы Дэйв и захотел сказать что-нибудь о Гражданской Войне, он бы просто не успел вставить хоть звук. Долли Пирсон, признанная красавица – и шлюшка – Волфсривер-хай перекатила жвачку во рту и отвернула голову в сторону, послав томный взгляд своему парню. Как это типично – капитан школьной футбольной команды встречается с чир-лидершей. - Мистер Фрост? Йен Фрост завозился за партой. Ему хотелось сказать что-нибудь, что бы… да просто так, что бы хоть как-то развеять тоску на уроке. Он попялился в спину сидевшего перед ним Брэнта, отметив, что вместо чёрной шапки этот обдолбанный чмошник натянул на свою сальную башку серую. Мочки ушей растянутые плагами торчали в разные стороны, и с ними хотелось сделать что-нибудь нехорошее. Например, дёрнуть за одно ухо и посмотреть, как тонкая полосочка кожи не выдержит и… - Мистер Гэвиган?.. Фрост раздражённо лязгнул зубами, закрывая рот, который он уже было открыл для ядовитой реплики насчёт всей этой фигни между Севером и Югом. Чёртов чмошник – из-за него на ум ничего не пришло. Сидит в своей говёной шапке и делает вид, будто что-то там смотрит в учебнике. Йен быстро придумал достойный способ мести – пока мистер Харрис стоял в конце класса и допрашивал Гэвигана – несчастному ирландцу удалось вставить жалкий писк в стену словесного потока историка – Фрост взял с парты Пирсон остро заточенный карандаш – Долли всегда точила карандаши на уроках, никогда ими ничего не записывала, но точила – и принялся, раскачиваясь на стуле, тыкать остриём в спину чмошника-Брэнта. Половина класса тут же уставилась в их сторону, наблюдая с таким интересом, словно ничего более занимательного в жизни не видела. Брэнт заметил волну – повороты голов и глазных яблок – в свою сторону боковым зрением. Он не сразу понял, что происходит – поначалу Фрост колол его кончиком карандаша совсем тихонько, совсем неощутимо, и только потом, поняв, что на него не реагируют, стал тыкать в спину тихушника более сильно. Дэйв по-прежнему сидел, вложив одну руку в другую и прогибаясь в спине всё сильнее и сильнее, что бы маньяку-Фросту становилось более сложно доставать его карандашом, всего лишь качаясь на стуле. Однако этот манёвр заставил Йена встать со своего места и, перегнувшись через весь стол, изо всех сил всадить карандашом точно в середину поясницы Брэнта. - Слышь, крыса долбанная!.. – шёпотом взъярился на придурочного одноклассника Дэйв. – Какого хрена? - Э? – Фрост постарался прикинуться невинным ягненочком, хотя свидетельства преступления были налицо – он почти лежал на парте, джинсы съехали с поясницы на задницу, а в вытянутой руке он сжимал карандаш. - Говноед тупой, - высказался Брэнт и снова отвернулся. Фрост сполз на стул трясясь от едва сдерживаемого смеха, вместе с ним хихикала и Долли Пирсон – той выходка её парня показалась дико смешной. Со звонком ученики похватали свои вещи и потянулись вон из класса – обеденный перерыв, в этой школе все чересчур серьезно относились к еде. Дэйв на обед никогда не ходил. Он здешней еды ему становилось дурно, особенно – когда он видел грязь под ногтями у усатой буфетчицы-мексиканки. Он предпочитал брать из школы что-то своё, вроде пакетика сока или там шоколадки. Сегодня в кармане его штанов помимо груды мелочи, лежала мятая пятидесятидолларовая купюра, и он решил зайти в забегаловку, находящуюся через дорогу от школы. Там, по крайней мере, не приходилось наблюдать за тем как Фрост и ещё несколько звёздочек Волфсривер-хай по-свински ведут себя за обедом, жмут своих довольно повизгивающих тёлок и ржут как кони. В «Одинокой Звезде» было пустынно. Бармэн подозрительно и ревниво глянул на Брэнта, который даже при всём желании не тянул на семнадцатилетнего и продолжил елозить тряпкой по полированной деревянной стойке. Дэйв знал, что не смотря на запреты, наложенные на продажу алкоголя несовершеннолетним, здесь вполне можно было заказать стаканчик кактусовой водки, добавив к её стоимости десять баксов. У бесцветной, словно выцветшей на жарком солнце девушки-официантки он заказал яичницу из двух яиц и сосиску. Наверное, такое он бы сейчас и ел на завтрак, не взбреди его безумному папаше свалить из Англии в Техас. - Эй, пацан! Дэйв обернулся. Он был уверен, что эта фраза была адресована ему – других посетителей в зале просто не было, а сорокалетний бармен вряд ли бы сошёл за «пацана». Взгляд наткнулся сперва на высокие ботинки, а потом пополз вверх, по кожаным – точно кожаным – штанам, по бляхе ремня с выгравированным на ней летящим орлом, майке-алкоголичке, ярёмной впадинке, в которой уютно устроился кулон-клык, шее, с выпирающим кадыком и остановился на широкоскулом, обветренном лице, обрамлённом сильно отросшими волосами. Когда-то они были крашенными в алый, ярко-алый цвет, который теперь занимал половину длинны, выше был цвет какой-то мышиный, тусклый, серый – вернее сказать было нельзя, в забегаловке было сумрачно, что бы сказать точнее. - Ты местный? – нетерпеливо спросил незнакомец. Незнакомец – это точно. Уж такого колоритного типа Дэйв бы точно заприметил, даром, он сам был фриком и все остальные ребята, явно выделяющиеся из толпы, были для него вроде как, почти родными. - Почти, - поморщился Дэйв. Ну не рассказывать же этому парню о его судьбе, которая, как сука, кинула его из прохладной Англии на другой конец света, в душный Техас. - Волфсривер-хай? Ты оттуда? – полуутвердительно глянул на него красноволосый. - Типа да. А что? – Брэнту хотелось держаться как-то поувереннее, поборзее и выглядеть более солидно перед этим дядькой. - Новый учитель. Я, в смысле, - поморщился незнакомец. - Оу. Это напротив. Большой такое белое здание, стиль, типа, колониальный или что-то вроде того. Памятник архитектуры, ну вы понимаете… - Ага, да. Я почему-то так и думал, - поморщился этот странный фриковатый учитель, который выглядел не как учитель, а как байкер или какой-то припанкованный студент. - А что вы будете преподавать? – спросил Брэнт что бы хоть как-то забить неудобную паузу в разговоре. - Биологию, - фыркнул новый учитель так, словно и сам до конца не верил, что ему придётся преподавать эту, в сущности, скучнейшую дисциплину. Красноволосый уселся за стол с Дейвом, даже не спросив можно ли. Брэнт поджал губы – сказывалась, наверное, пресловутая английская чопорность. Даже будучи конченным фриком, он исправно повторял все эти «спасибо», «пожалуйста», «не за что» и прочие блестящие вежливые словечки, которые приросли к нему с детства, так же как и вежливая полуулыбочка, которую многие считали издевательской и глумливой. Брэнт исподлобья, притворяясь, будто полностью поглощён едой, следил за красноволосым. Тот рвал зубами сомнительного вида пиццу, которую здесь выдавали за пиццу, испечённую по «оригинальной итальянской рецептуре». - Эм… А как вас зовут? – выпалил, наконец Брэнт, отложив в сторону вилку с насаженным на неё куском сосиски. Красноволосый прожевал пиццу, которой был набит его рот и, сделав мощный глоток, уставился на своего нового знакомого подозрительным взглядом. - Ричард Баксли.