Ночью

Ему уже надоело всё это, вот честно. Он устал бегать от навязчиво-безумной Тей, которая, кажется, каждую ночь смотрела на него спящего. Вот только почему Рин ничего не заметила? Или это у него глюки на нервной почве? - Рин, можно я с тобой сегодня лягу? Кагамине Лену до ужаса страшно, что он может и не проснуться завтрашним утром, но страх провести так же очередную ночь ещё больше, поэтому ему ничего не остаётся, кроме как просить помощи у сестры. - Ложись. Рин уже надоело издали смотреть на высокий неприступный силуэт Суконе, которая могла быть нормальной и не доходящей до крайности. Она знает, что Утау приходит в их квартиру каждую ночь, стоит в дверном проёме, любуясь её младшим братом и думая "А может, зарезать его сестрицу?" Блондинка не понимает, как они втроём докатились до такого. Именно втроём, ведь она чувствует это липкое безумие, которое с каждой ночью, с каждым вздохом при свете луны расползается в её груди, груди Лена и Тей. - Знаешь, Рин, мне плохо. - Мне не лучше, братик. И снова пугающая каждым силуэтом неостановимая ночь. Утау уже устала гоняться за пугливым солнечным Леном, который после каждой ночи становился всё бледнее и переставал быть собой. Почему? Разве она его так сильно пугает? А ещё ей надоела Кагамине-старшая, которая всё время сбивала её с мыслей об её обожаемом Лене. - Я люблю тебя, Лен-кун. - Рин, ты слышала?! - Да... Это Тей? Всё, кажется, должно встать на свои места. - Пошла вон, долбанутая, хватит меня преследовать! - теперь Кагамине-младшему стало намного легче и спокойнее на душе. У него не едет крыша, ему не казалось ничего, это правдой было. - Зачем ты меня сдала? - Суконе злится, сверкает своими алыми глазами, хватая Рин за воротник ночной рубашки. - Лен-кун, прости. - Хоть я и люблю тебя, брат мне дороже. И блондинке становится легче раз в десять, если не больше. Она призналась, собралась с силами и сделала это! Она смогла защитить и брата, и свою огромную любовь в маленьком пятнадцатилетнем сердце. Утау медленно опустила свою жертву на пол, чтобы не видеть её, не чувствовать ничего. Она одна осталась непонятая и брошенная с ночью напополам? Одна растворяется в свете полной луны с этими мыслями? Плевать. Главное, что Лен снова станет собой, а уж с его сестричкой она разберётся, только вот сама в себе для начала попытается.