Куда уходит детство?

Мы сидели на просторной светлой кухне её квартиры. Когда мы успели стать настолько взрослыми? Сейчас она живет совершенно одна в таком огромном Сеуле. Дизайн для квартиры она делала сама, и это было видно во всех крошечных деталях: разноцветные подушки, фигурки и фотографии. Очень много фотографий. На большинстве были только мы вдвоем. Когда к родителям впервые приехали друзья из России и привезли с собой маленькое чудо с двумя светлыми косичками, мне было 9, а ей всего 6. Она протягивала мне ромашку и улыбалась ярко-ярко, а я злился. Родители заставляли меня таскать ее с собой повсюду, а мне больше хотелось играть в мальчишечьи игры, в которые девочек обычно не берут, потому что они плаксы, и кататься на велосипедах с Исином. Он был первым из моих друзей, кто познакомился с этим маленьким солнышком, и получил такую же ромашку. А я разозлился еще больше. В следующий раз мы встретились только через 6 лет. Мне было тогда 15, а ей, следовательно, 12. Я уже во всю интересовался девочками и затяжными гуляниями с друзьями. Она же обрезала смешные длинные косички под строгое каре и воображала себя настолько взрослой, что общение со мной стало просто ненужным. Куда интереснее были подружки и лаки для ногтей. Не было больше никаких ромашек, а только сухой игнор и молнии из глаз. Может так выражают свою симпатию девочки двенадцати лет? На следующий год её родители купили дом рядом с нашим. Мы стали видеться каждый день, подружившись окончательно и бесповоротно. Она была куда взрослее своего возраста, но в моих глазах оставалась той шестилетней девочкой с белоснежной ромашкой в руках. Я же все больше погружался во всякого рода веселье, присущее подростковому возрасту. Она часто обижалась и надувала губы, когда я отказывался помогать ей с домашним заданием и шел вместе с Исином к старшим девочкам. Она ревновала, и мне приходилось, брав ее за руку, на следующий день убегать из дома и встречать рассветы на пляже. Позже я уже знакомил ее со своими друзьями, но с опаской заранее грозил им смертной казнью за хоть одну слезинку моей бесконечно родной малышки. Она была умной девочкой и редко делала особые глупости. Я помню всех ее парней, а она, скорее всего, всех моих девушек. Ей было 18 лет, когда она порвала со своей первой любовью. Я прибежал сразу же после первого всхлипа в трубке с бутылкой текилы и полной готовностью убить того урода. Она плакала почти всю ночь, хватаясь за мою руку, а я гладил ее по волосам. А потом она меня поцеловала. Резко, неожиданно, неловко. С того момента я больше не мог смотреть на нее как на малютку, которую увидел 12 лет назад. На следующее утро она ничего не помнила, а я и не настаивал – боялся потерять. Я уехал из Китая в Корею через пару месяцев. Прошло 2 года, и она приехала ко мне. Родители подарили ей квартиру на 20летие. Сейчас я сижу на её светлой кухне и пью вкусный травяной чай, а она теребит отросшие светлые волосы и весело тараторит об учебе, новых друзьях и каком-то Тао, который позвал ее на свидание. А я не слушаю, просто смотрю на губы и вспоминаю поцелуй двухлетней давности, который не в силах забыть. Она улыбается очаровательно и спрашивает: “Лухан, ты вообще меня слушаешь?” Я киваю, хотя кого я обманываю, ничего я не слушал. “Я борюсь с навязчивым желанием тебя поцеловать” – проносятся мысли в голове. Она облокачивается на мое плечо и грустно вздыхает: “Я скучала”. Глажу ее по волосам: “Я тоже, даже не представляешь как! ” Она кивает, будто представляет, и поднимает глаза цвета утреннего летнего неба на меня. И я не сдерживаюсь, и накрываю ее нежные губы своими. Она как будто ждала, потому что сразу же закрыла глаза и улыбнулась сквозь поцелуй. Тонкие пальцы перебирали мои волосы настолько нежно, что даже в бесконечной череде снов я не мог представить такого. Она резко отрывается и смотрит прямо в глаза: “Я думала, что еще года 3 придется подождать, пока ты решишься!”