Тень

Проснулся я от того, что он гладил меня по бедру. Я сразу всё понял, хоть сон ещё не полностью выветрился из моей головы. Я знал, что будет. А вечером вот не понял сразу, чего это он захотел спать со мной в моей комнате, когда в гостиной оставалось ещё полно места, и он мог бы всю ночь веселиться там с друзьями. Я как-то непроизвольно сжал ноги, а он придвинулся ко мне сзади вплотную. Он прижался ко мне, и я почувствовал, как он возбуждён. У меня никогда не было секса, но, видимо, будет сейчас с ним. Я ведь не могу отказать. А он продолжал поглаживать меня по животу, его рука заползла под свободную футболку, и он начал ласкать мой сосок – сначала касаясь его лишь слегка, потом обводя аккуратно пальцем вокруг, а потом чуть сжимая его. Его ласки как и всегда были безумно приятны, сводили с ума, и я прикусил губу, пытаясь спрятать своё прерывистое дыхание. От мысли, что он слишком уж умело ласкал меня, я изо всех сил зажмурил глаза, чувствуя некое отвращение, в первую очередь к самому себе от того, что не мог сопротивляться ему и даже не попытался выбраться из его объятий. Я всё сильнее вжимался лицом в подушку, только бы не смотреть в его вечно весёлые зелёные глаза. Мне просто не хотелось видеть его лицо. А он не прекращал свои ласки - чуть прикусил мочку моего уха и начал покрывать мою шею влажными поцелуями. Это было приятно, и я чуть вздрогнул от наслаждения. Я раньше и не знал, насколько чувствительна моя шея. Он обнял меня и прижал к себе, продолжая покусывать шею и водить по ней кончиком языка. Я даже застонал приглушенно. Он чуть навалился на меня, и я оказался под ним, лежащим на животе и беспомощным. Он погладил мою спину, обнял меня, наконец задирая футболку, а я покорно позволил снять её с себя. Он поцеловал меня в затылок; это было так мило, что я поневоле улыбнулся. Он поцеловал мою шею сзади; это было дико щекотно, поэтому я вздрогнул и отстранился. Он поцеловал мою спину, позвонок за позвонком, и я невольно выгнулся под его ласками. Чем ниже спускались его губы, тем быстрее росло во мне возбуждение. Он поцеловал меня у самой резинки трусов и сжал мои бёдра так, что мне показалось, что он разденет меня. Но он поднялся и склонился надо мной, обжигая учащённым дыханием шею. – Я хочу тебя, – прошептал он, вызвав у меня волну мурашек по спине. Как будто я и сам не понял, чего он хочет. Он хочет только, чтобы я сказал, что хочу того же. Правда, не понимаю, зачем это ему нужно. – Ник, – тихо, с придыханием, произнёс я. Не знаю, как у меня получилось так пошло простонать его имя, но он тут же прижался ко мне и поцеловал в шею, приняв это за разрешение. – Сейчас, мой хороший. Он стянул с меня трусы и сам разделся, а потом прижался ко мне вплотную. И я почувствовал его возбуждённый и горячий член между своих ягодиц. Он чуть потёрся об меня, заставляя комок внизу живота сжаться ещё сильнее. Я выгнулся и сжал в руках подушку, вжимаясь в неё, а зад выставил как можно выше. Он коснулся меня губами, продолжая свою дорожку. Он спустился ниже, проскользнул между ягодиц языком, и из меня невольно вырвался тихий хриплый стон. Он отстранился, и вместо языка меня начинали ласкать влажные пальцы. Я подался назад, а он всё медлил, продолжая чуть надавливать на колечко мышц и заставляя меня рефлекторно сжиматься. Я впустил в себя один палец, а потом другой. Я не успел свыкнуться с совершено новыми для меня ощущениями, как к двум пальцам присоединился третий. Я стиснул зубы, заставляя себя терпеть, и вроде даже свыкся с настойчивыми движениями во мне, но он вынул пальцы и приставил к входу головку члена. Мне стало немного страшно и стыдно, особенно, когда я понял, что мне действительно этого хочется. Он был нетерпелив, у него больше не было сил, чтобы разрабатывать меня, подготавливать осторожно и медленно. Он вошёл в меня аккуратно, совсем немного, давая мне привыкнуть. Он погладил меня по спине, по бёдрам, успокаивая, а потом вошёл в меня глубже. Я на это лишь сильнее сжал подушку зубами. Он вошёл полностью, прижимаясь ко мне, обвивая меня своими руками, и я знал, что не смогу привыкнуть к этому давлению внутри меня. Да он и не даст мне достаточно времени. Он был слишком возбужден. Он начал двигаться во мне, сначала попытался делать это осторожно, прислушиваясь к моей реакции. Но я прятал свои всхлипы и слёзы в подушке, и он начал двигаться быстрее, грубее, так, как хочется ему, забывая про меня. Всё моё возбуждение куда-то подевалось, мне лишь хотелось, чтобы это побыстрее закончилось, чтобы эта боль ушла... И он тоже ушёл. Он кончил в меня и упал, придавливая меня своим телом. Он совершенно забыл поинтересоваться моим самочувствием и тут же заснул. А я попытался рыдать как можно тише, чтобы не разбудить его, чтобы он не начал спрашивать, чтобы не видеть его лицо и тревогу в светло-зелёных глазах. Я заснул обессиленным и выжатым, а когда проснулся с жуткой болью в пятой точке, его не было рядом. Я порадовался этому, но одновременно с тем мне стало плохо. До полудня я лежал, прислушиваясь к весёлым выкрикам, доносящимся с улицы и с первого этажа нашего дома. Он продолжал веселиться со своими друзьями, которые терпели моё присутствие лишь потому, что я был его братом. Я накрылся одеялом с головой и начал размышлять, пытаясь собрать все ощущения воедино. Он ведь может заполучить любую понравившуюся ему девчонку, любого парня, но ему этого уже не хватает. Он нарцисс, самовлюбленный идиот. Я ему совершенно безразличен, ему хочется только себя, а я очень похож на него. Хоть мы и близнецы, я мог быть лишь похожим на него. Так уж получилось, что из нас двоих я – неудачник. И это ещё более обидно от того, что у нас всё всегда было общим – внешность, комната, родители. Если одному покупали ноут, другому непременно покупали такой же. Правда было одно различие – если один ходил на свидания с девушками, то другой, то есть я, оставался дома один грустить о своей нелёгкой судьбе. Быть тенью своего брата, его неудавшейся копией. Родители отдали нас в разные школы, чтобы мы нашли настоящих друзей и жили как обычные дети. Ну, что-то вроде этого, точно не помню, как они это объясняли. Они хотели, наверное, предотвратить то, что было в детском саду – все друзья у нас были общие и часто путали нас. То есть это были его друзья, которые проводили со мной время только потому, что принимали меня за него. Вот и сейчас эта затея с разными школами не увенчалась успехом – у меня теперь совсем нет друзей, и выходные я провожу с ним и его компанией. Помню наш первый поцелуй. Такой невинный, такой детский. Он, закрыв глаза, аккуратно положил свои руки на мои плечи, а его губы нежно прильнули к моим. Тогда я растерялся – так и сидел с приоткрытым ртом и раскрытыми от удивления глазами. Я не понимал этих чувств, я считал этот поцелуй странным, но не мог и пошевелиться. Но на этом всё не закончилось. Поцелуи продолжались, а я всё не мог найти объяснения действиям моего брата. Я просто расслаблялся каждый раз, когда он приходил ко мне и целовал. Почему? Только с ним я получал желанную ласку, заботу, только он проявлял ко мне всю нежность, которую мне хотелось получать. Но теперь я понимаю, что он делал это, потому что всего лишь любил свою внешность. И нет здесь никаких чувств... Никита всегда был очень весёлым, с хорошим чувством юмора. Он веселился внизу с друзьями, а я просто был его унылым двойником, которого можно забыть на втором этаже. Я был просто его куклой. Я радовался, что мы не слишком близки, и он не знал, о чём я думаю на самом деле. Погрузившись в свои мысли, я не заметил, как он проник под одеяло и обнял меня сзади. – Как ты себя чувствуешь? – спросил он. Я не знал, что ответить, не знал, что он хочет услышать. – Всё хорошо, – ответил я. – Возвращайся к друзьям, кажется, там у вас веселье в самом разгаре. В груди что-то болезненно сжималось, когда я подумал, что он и правда сейчас встанет и уйдёт. Но он не ушёл, лишь плотнее прижался ко мне. – Тебе было хорошо вчера? Я залился краской и был рад тому, что лежал спиной к нему, и он не видел моего лица. Не получив ответа, он приподнялся и попытался заглянуть через плечо, а я повернулся лицом к своей любимой подушке. – Ты так стонал, – наконец-то выдал он, посмеиваясь. Хотел разрядить обстановку, наверное, зря я брякнул: – Это от боли. Он, кажется, встревожился, попытался перевернуть меня, но я лишь обнял свои колени и сжался. Да, мне было больно. Больно физически и невероятно больно от обиды. Обиды, что у него есть всё, чего только может желать человек. У него ведь действительно есть всё, так зачем ему понадобился я? Он всё-таки развернул меня, заставляя лечь на спину, а я ничего не мог поделать. Никогда не мог ему отказать. И теперь лежал и плакал в его объятиях, чувствуя себя жалким и слабым из-за своих слёз. Он поглаживал меня по голове, ерошил мои волосы и, прижимая к себе, пытался успокоить. – Всё было настолько плохо? – спросил он шёпотом, на что я всхлипнул только громче. Он поцеловал меня, чуть облизнул мои солёные от слёз губы и проник языком в полуоткрытый рот. Я растерялся, не зная, как мне следовало поступить: оттолкнуть и дать ему делать со мной всё, что ему вздумается или же... – Прости, – прошептал он, на мгновение оторвавшись от меня, и вновь прильнул к моим губам. Он покрывал меня нежными поцелуями, и я сам не заметил, как расслабился и, обхватив его шею руками, стал неумело отвечать. – Прости, – снова повторил он, смотря прямо в мои глаза. Теперь было не отвернуться, и я смотрел на него. Смотрел в его зелёные глаза, сейчас наполненные сожалением, разглядывал его лицо, отмечая, что он очень красив. Странно, что я совсем не такой. Он смотрит в мои красные от слёз глаза, что он видит? Наивный и глупый детский взгляд, лицо, вечно сохранявшее выражение крайнего несчастья и полного отчаяния. Я улыбнулся. Не хочу, чтобы он видел меня таким. В ответ он тоже улыбнулся, но его улыбка получилась немного грустной, и моё сердце сжалось от боли. Мне было неприятно видеть Ника таким огорчённым, как сейчас… – Если бы ты сказал хоть слово, я бы остановился, – прошептал он, выводя меня из размышлений. – Но мне так хотелось прикоснуться к тебе, я был несдержанным и сделал тебе больно, и я об этом очень жалею. Прости меня. Прости, что не мог остановиться. Ты такой горячий, – он, улыбнувшись уже не так грустно, провёл рукой по моему бедру, и у меня перехватило дыхание. – Ты реагировал на каждое моё движение, ты так выгибался и громко стонал, – он нагнулся ниже, к шее, и глубоко вдохнул. – Я думал, что делаю тебе хорошо, иначе обязательно остановился бы. Сам знаешь. Он чуть отстранился, а я неожиданно для себя обнял его крепче, прижимая к себе. – Ничего, это ничего, – сказал я, а потом, поняв, что это звучит слишком непонятно, добавил: – мне было хорошо… Сначала. Мы лежали недолго, обнявшись, а потом у меня в животе жалобно заурчало. Он улыбнулся и поцеловал меня в висок и ушёл, а через пару минут вернулся с тарелкой горячего супа. Пока его не было, я опять успел почувствовать себя его игрушкой, которую он может бросить в любой момент. И когда он сел рядом и улыбнулся, дожидаясь, пока я усядусь на кровати и возьму у него тарелку, я почувствовал себя счастливым. Когда я начал поедать горячий суп с грибами и совсем повеселел, мне начало казаться, что мне было грустно только потому, что я был голоден. Я сидел, не заметив, что одеяло чуть приподнялось, оголив моё бедро, а Ник сидел рядом и жадно смотрел на него. Потом он аккуратно, оглядываясь на меня и будто спрашивая разрешения, коснулся пальцами совсем светлой, не успевшей загореть за месяц лета, коже. А когда я почти доел, он наклонился и поцеловал меня там. Ник наконец приподнял одеяло и начал покрывать внутреннюю сторону бедра влажными поцелуями, не спеша подбираясь ближе к моему члену, который уже стоял в полной готовности. Он взял его в рот осторожно, будто боясь, что может сделать мне больно каким-нибудь образом. Я невольно ахнул, когда он вобрал его полностью и поднял взгляд на меня. Я зажмурил глаза, только бы не смотреть на него, зная, что, лишь увидев, я могу застонать в голос и перестать контролировать себя. Он всегда излучал сексуальность, которой у меня никогда не было, сводя всех вокруг с ума своими движениями, взглядами и похотливыми усмешками. Он идеальный, тот, кем мне хотелось бы быть, тем, кем я хотел бы обладать полностью, но, к сожалению, наши отношения таковы, что я полностью принадлежу ему, а он абсолютно свободен. – Тебе приятно? – Ник провёл языком от основания до кончика и, легонько коснувшись зубами моей плоти, сорвал с моих уст негромкий стон наслаждения. Я выгнулся и бессознательно запустил руку в волосы Ника, на что он довольно усмехнулся и вновь погрузил мой член в свой рот, на этот раз делая более быстрые и резкие движения головой. Когда кончик члена особенно глубоко упирался в горло, я, кусая губы и сжимая простыни, изо всех сил пытался не стонать, но его умению делать минет я вскоре сдался. Его губы крепко сжимали, а язык искусно скользил вверх-вниз, иногда останавливался у кончика, дразня меня. – Ник... – простонал я сквозь зубы. – Тебе ведь хорошо? – он оторвался на мгновение от своего занятия, чтобы спросить меня, подняв глаза. Хитрая улыбка пробежала по его губам и, не ожидая моего ответа, вернулся к моему сочащемуся смазкой члену и снова приступал посасывать его, с каждым вырвавшимся стоном двигаясь всё быстрее. Перед оргазмом я задрожал и, наконец, рвано выдохнув, кончил Нику в рот. – Неплохо, да? – усмешка сорвалась с губ Ника, когда он проглотил всю сперму. Он подполз ближе и лёг рядом со мной, откинувшись на вторую половину моей подушки. – Ты ведь простишь меня? – он обнял меня за талию. – Ты мне очень дорог. Я улыбнулся. Тепло. Он никогда не узнает, как меня согревают его слова, и я чувствую себя нужным. Всё, что мне надо для счастья – просто чтобы Ник был рядом и говорил нежные слова. Меня обмануть легко, потому что я сам хочу попадаться на эти ловушки, но легче жить в иллюзии, что я дорог ему, чем жить с мыслями, что я всего лишь его двойник... Я закрыл глаза от усталости и через пару минут заснул, так и не услышав, как Ник, нежно проводя пальцами по моим волосам и осторожно поцеловав в уголок губ, прошептал: – Я люблю тебя...