Хозяйка старинных часов

- Так зачем вы пожаловали ко мне? - тихо спрашивает Анна, складывая бледные руки в замочке. Хозяйка скромна и тиха, но довольно гостеприимна. Павел Игоревич протирает очки краем тёплого джемпера и цепляет обратно на длинный острый нос. - Я исследователь, - молодой парень начинает рассказ, - Слишком много километров за моей спиной, я долго искал нечто подобное и наконец нашел. Согласитесь, в вашу деревушку попасть непросто, но мне подсказали верный путь, - пальцы указывают на часы, висящие над камином, - Часы. Невероятная находка для нашего музея. История гласит, что часы существовали еще в XIX веке при дворе герцогини... Впрочем, неважно, не хочу утомлять вас столь скучной историей. Казалось, что Анна даже не шевельнулась за слова Павла. Молодая девица походила на героиню Ренессанса. Слегка полноватая фигура не мешала, напротив, дарила легкость и изящность. Она будто скользила по воздуху. Пухленькие щечки, рыжие короткие волосы, но столь печально лицо. Так молода, а уже потеряла радость жизни. Лента на глазах не дала миру возможность посмотреть в её зрачки, заглянуть в душу. Увы, девица слепа, и ничего с этим не поделать. - Какую цену вы желаете за часы? - Они не продаются! - восклицает робкая и холодная секундой назад Анна, - Ни за какую цену! - А если вы подумаете и хорошенько взвесите моё предложение? - Павел был уверен в своей победе. Он - человек коммуникабельный, молодой, ему сами звезды сулили успех, - Я проделал столь долгий путь к вашему жилищу, и вы мне откажете? - Они не продаются, - Анна непреклонна, - Мне очень жаль. Но часы стоили тех усилий, что проделал Павел. Пожалуй они были самой значимой находкой за последний год. Вот только стрелки замерли на своем месте, так и не шелохнувшись. - Давно ли они неисправны? - Почти век, - холодно ответила Анна, вставая с кресла, - Уже поздно. Оставайтесь ночевать, я выделю вам гостевую, а утром выдвинетесь домой. В уютном доме Хозяйки Старинных Часов погас свет, и сам Павел Игоревич поплыл за своими сновидениями. В голове являлись картины. Сначала яркие, подобно самому солнечному дню, когда яркие лучи светила освещают купол небес. А затем перемешивались и становились чёрными и непроглядными, будто он засыпал во сне. И среди клубов черноты мягко вырисовывалась тень, сначала неразборчиво, размыто, а потом всё яснее и яснее. Чёрное полотно дополняло картину, контуры в сознании виделись всё яснее. И пока наконец в темноте не проступило очертание Хозяйки. Словно живая была нарисована в сознании Анна, и так близко - только руку протяни. Она открывает глаза и в сознании зажигаются два фиалковых огонька. Они всё видят, прожигают насквозь, что-то задевают внутри и заставляют сердце убежать в пятки. В холодном поту Павел Игоревич вскочил на кровати. Осознав реальность, он мягко прилег на подушку обратно. Павел был человеком порядочным и честным, всегда играл лишь на своем умении договариваться и торговаться. В любой ситуации он искал возможность решить всё мирным и честным путём. Но мысль украсть часы всё же ядовитой змейкой заползла в его голову. Павел Игоревич долго сопротивлялся гадким мыслям, но всё же встал с постели и тенью прошмыгнул в гостиную, оправдывая себя: "Я всего лишь починю их". От механизмов веяло стариной, циферблат давно истерся, утратил цвет, цифры угадывались лишь по памяти. Дерево ссохлось, а на боку красовались аккуратно оставленные зазубрины. "Двадцать семь", - отсчитал Павел. Механизм оказался до боли примитивным, несколько незамысловатых движений и тот снова исправен. Эта эйфория, полученная от починки, была подобна радости врача, что излечил давно больного пациента. Слышать едва различимое тиканье - подобно стуку сердца и с упоением слушать этот великолепный ритм. Стрелки в мгновение ока сомкнулись на двенадцати и пробили полночь. На поднятый шум в гостиную примчалась Хозяйка. Глаза широко распахнуты, наполненные ужасом фиалковые глаза раздирали, убивали, вонзаясь тысячами тоненьких иголок в сознание. Девушка кричала невыносимо, душераздирающе, от страха Павел зажмурился и закрыл ладонями уши. Но крик не умолк, не утих ни на йоту, и бой часов продолжал эхом бить в голове... Всё рассыпалось, мчалось, неумолимо раскалываясь на маленькие кусочки. Анна рассыпалась в пыль, ветер развеял легкий прах среди осколков мира. А Павел падал, всё быстрей и быстрей набирая скорость, проваливаясь в пустоту, в Хаос, пытаясь не слышать этот ужасающий бой часов. ...На лужайке было тихо. Толпа людей, облаченных в чёрные одеяния, молчали, и даже не шелохнувшись, приковали свои взгляды к гробу. Поминки не представлялись никогда в голове столь мрачными. И чёрное, словно сама смерть, небо угнетало, заставляло дрожать от вопиющего ужаса. Павел Игоревич неуклюже протиснулся сквозь толпу, получив в след несколько грубых слов, но до мыслей они не долетели. В голове всё еще чётко звучал бой часов. Но мгновение спустя Павел забыл обо всём, и даже тиканье механизмов не имело значения. В дорогом, уложенном цветами гробу, спала непробудным снов девушка, совсем еще ребёнок, одетая в белоснежные одежды, с голубыми цветками в кудрявых каштановых волосах. Становилось невыносимо от этого сна, будто сейчас уголки губ дрогнут в улыбке, веки шелохнутся и ярко-зелёные глаза вновь увидят этот яркий мир, но нет. Алёнка мертва. Его самая любимая и дорогая Алёнка, свет его жизни, тепло сердца, волшебный неземной ангел. Павел проклинал всё на свете: и чёртов музей, и глупый поход за часами, и долгие дни разлуки. Всё утеряло свой смысл в один миг, когда погасла одна-единственная улыбка, для кого-то - самая яркая звезда. На землю пали первые капли дождя. Чёрные люди раскрыли свои чёрные зонты, закрываясь от слёз неба. Только измученный Павел, схватившись руками за волосы, молил небо вернуть его любимую. По рукам стекали ручьи воды, сначала тёплой, будто в летний дождь, и с каждым мигом холоднели и холоднели. Прозрачные капли наполнялись алым цветом, и будто тёмное-тёмное небо плакало вместе с Павлом кровью. Алые пятна смывали дорогу, деревья, чёрных людей с чёрными зонтами и его любимую, смывали весь-весь мир, до последней песчинки. ...Очнулся он под взглядом фиалковых глаз в той самой гостиной. - Часы уже не остановить, - всё так же холодно сказала Анна. От её взгляда мурашки бежали по спине. - Что ты сделала... С миром... Почему она умерла? - Нет больше ничего. Ни мира, ни солнца, ни старых часов, ни твоей Алёнки. Даже тебя нет. И меня нет. Тот не может поверить в слова Хозяйки, протягивает руку к ней, дабы удостоверится: вот же она стоит, живая и невредимая, но перед пальцами девушка рассыпается в прах. В ужасе Павел отступает назад, падая на стул, но и тот растворяется в пространстве. Всё медленно таяло вокруг, уходя в неизведанность, иррациональность, Великий Хаос, пока не остался один Павел. Но и тот канул во тьму. *** Лес в холодный зимний вечер обаятельный и волшебный. Алмазные пылинки кружились по дуновениям ветров, что будто играли с песчинками, кружили в танце, невероятной игре. Лишь в одной ближайшей хижине горел свет, из трубы возвышались клубы дыма. Евгений, окоченев от морозной погоды, совсем не наслаждался природной и столь волшебной красотой. Заблудившись меж тропинок, припорошенных снегом, он наконец нашел жилой дом, где можно было согреться и возможно переночевать. Дверь в дом ему открыла изящная девушка, слегка полноватая, с лентой на глазах. Её звали Анна. Девушка с удовольствием предложила спальню гостю, хоть и не видела его, ведь была слепа. Евгений недолго мешкал и сразу примостился у маленького камина. Над ним великолепной реликвией висели старинные часы. Большой любитель антиквариата Евгений встал и внимательно, с огромным трепетом рассмотрел великолепный, но, увы, поломанный механизм. На боку красовались аккуратно оставленные зазубрины. "Двадцать восемь", - отсчитал Евгений.