Velvet

Шоичи, в кои-то веки расслабленный и улыбающийся, сидел напротив Бьякурана. В его тесноватой, забитой книгами, какими-то мелочами и деталями комнате общежития сегодня было как-то особенно уютно. Так, по крайней мере, считал сам Ирие, глядя на темный провал распахнутого окна, веющего вечерней прохладой, и изредка на такого безмятежного и будто пребывающего в извечной "легкой нирване" Джессо, ранее снежно-белым вихрем обернувшимся в комнате соседа, устроившись поудобнее на мягком потертом диване, и ныне рисующего что-то на первом попавшемся то ли обычном листе бумаги, то ли конспекте Шоичи. Настроение было таким же умиротворенно-расслабленным. Парень снял очки, потерев переносицу, прищурясь, да и вовсе прикрыв усталые глаза. Лениво провел языком по ряду зубов, откинулся на спинку дивана, посмотрел на Бьякурана. - Шо-чан... Откуда у тебя гитара? - приторно растягивая слова, чуть щуря аметистовые глаза из-под белоснежной челки, Джессо лукаво улыбнулся. Шоичи вдруг подумал, что у Бьякурана, должно быть, очень-очень мягкие волосы. Услышав вопрос, откуда-то издалека шевельнулась нотка волнения, но не настолько, чтобы заставить Ирие занервничать. Не сегодня, хорошо? - Я купил ее недавно. Не смог сдержаться, - чуть запнувшись, ответил парень, надевая очки и с легкой досадой подумав, что наверняка зря он забыл ее убрать. Или не зря? - Вот оно как. Значит, у Шо-чана есть что-то, о чем я не знал, - Джессо дорисовал, не торопясь, свое творение, отложил ручку и положил изрисованный цветами листок на самую середину столика около дивана. Чтобы видно было. Потянулся, глубоко вдохнув воздух, сел, облокотившись о спинку дивана и довольно оглядывая Шоичи. - Но ведь Шо-чан сыграет мне? Ирие провел прохладной рукой по шее. А почему бы и нет? Или он просто не мог отказаться? Парень встал, чувствуя на себе заинтересованный взгляд, подошел к гитаре, стоящей у противоположной стены, улыбнулся, взяв ее, благо Бьякуран не видит, вернулся и сел, ощущая поднимающееся радостное волнение, щекотавшее что-то в груди. Перебрал струны, но, отвлекшись, снова взглянул на Джессо. Опять его светящиеся волосы и все те же притягательные глаза, с интересом наблюдающие, изгиб талии, где натянувшаяся черная ткань футболки приоткрыла уголок кожи на боку. Он будто с другой планеты, а здесь, в простоватой комнате, в окружении обыденных для Ирие вещей, выглядел более чем нереально. Шоичи опустил взгляд, возвращая свои мысли к инструменту. Взял первые ноты; легкие, одиночные звуки будто самыми кончиками себя тихонько поднялись в воздух. Чуть смелее, но не теряя прежнего осторожного и невинного звучания. Ровный голос Ирие влился в мелодию: - Ее кожа как бархат, Ее лицо высечено из камня. Ее глаза, когда она улыбается, Никогда не достигнут дома. Но послушай, как она поет... Последовал проигрыш. Теперь же Шоичи был полностью поглощен игрой, незамысловатой, но чувствуя только эту музыку и струны, не чувствуя своего тела, он играл с восхищением, забыв обо всем, играл, будто дыша только ею в эти моменты, может, и ощущающий где-то искорку все того же волнения, но тут же подгоняемый восторгом. Противоречивые чувства лишь добавляли смелости. И снова довольно эмоциональная игра перешла в мягкое звучание. - Ее прикосновение будет нежным, Ее губы будут горячими. Но, когда мы вместе, Я всегда один. Но послушай, как она поет... Ее кожа как бархат И я пошел к ней домой. Ее дом как дворец, С вещами, которые ты никогда не сможешь считать своими. Но послушай, как она поет. И вновь прозвучали начальные ноты, испарившись в воздухе, оставив после себя что-то такое же, осев где-то на кончике языка, сладостью. Шоичи поднял затуманенные глаза, и по позвоночнику в голову будто разряд прошел, с хлопком развеяв ту сахарную, где-то на окраине чувств, лиловую дымку, застрявшую теперь же в горле. И всего стало слишком - жара вдруг запылавших щек, сквозняка, холодящего босые ноги, слегка саднящих пальцев, еще словно чувствующих пронзительные струны, но более всего - Бьякурана, чье лицо было чересчур близко, так, что Шоичи мог видеть его каждый, точно светящийся волосок всей его белоснежной копны и его необыкновенные глаза, как гладь застывшего неземного озера, или поверхность клубящегося дурманящего тумана, или как замерзшая в лед та самая музыка. Ирие успел как-то отрешенно подумать, что, если бы Бьякуран когда-нибудь плакал, то его слезы, наверняка, были бы такого же цвета, что и глаза, и все вокруг окрасилось бы в него, и весь мир перевернулся бы с ног на голову. - Шо-чан так увлекся игрой, что совсем позабыл, для кого он играет. Смысл сказанного как-то совсем вяло, тяжело и заторможенно доходил до Ирие. - Что?.. - тихо переспросил. Но Джессо уже снова сложил руки на спинке дивана, положив на них голову, все так же с улыбкой разглядывая Шоичи. - Ни-че-го, - мелодично протянул он в ответ. Шоичи расслабился, поставив гитару на коленях вертикально и прислонившись щекой к грифу, улыбнулся в ответ. ...или... Нет, глаза, да и всего Бьякурана невозможно сравнивать с чем-то природным и понятным, с чем-то от этого мира. Да и зачем? - Зачем, зачем... - Шоичи медленно сполз по дивану на бок, все так же не выпуская инструмента и снизу вверх глядя на друга, вдруг встрепенулся. - А, точно, тебе понравилось? - Конечно. Шо-чан спел и сыграл очень красиво. Сегодня и правда было как-то особенно уютно.