Говорят, что каждый человек в момент смерти теряет 21 грамм. Столько весит горстка монет в пять центов, плитка шоколада, птица колибри… Столько весит его душа?
Все рушится когда-нибудь. Будь это чувства одного человека или же мир. Ничто не вечно. Сейчас, когда я твердо это понимаю, жить становится не легче, а как-то понятнее, что ли. Вокруг разрушенные дома, поломанные жизни, бесследно пропавшие мечты. Вы когда-нибудь видели, как погибают сотни тысяч человек? В один миг этих людей не стало. Осталась лишь бренная оболочка. Тогда как сами люди, их мысли, мечты, их разум, покинули тело, унеся с собой двадцать один грамм. У нас, разумных людей, есть рефлексы, память, есть разум, воля. Всем этим мы забываем пользоваться, когда над нами преобладают эмоции, самая безумная среди них – страх. Когда массу охватывает страх, она начинает вести себя как стадо: вместо разума и логических выводов – инстинкты, вместо помощи другим мы предпочитаем сохранить свою шкуру. Лишь некоторые решают в первую очередь помочь другим, нежели себе. От знакомого мне города ничего не осталось. Никого нет, кроме меня. Как получилось так, что выжил я один? Я побежал против толпы. Против стада, против порядка, привычки, инстинкта, называйте как угодно. Я против...***
Лаборатория, такая любимая, почти родная… Найдется такой человек, который предпочитает обществу генную инженерию? Наверно я такой один. Проект, над которым я сейчас работаю, должен позволить вылечить инфекцию, которую мы принесли с Земли. На данный момент заражены около десяти процентов населения бывшей Земли. Так странно звучит: «бывшей Земли»… На этой планете теперь никого нет. Все население находится в космическом пространстве на одной станции, которая разделена на две зоны: «HOME», где живет мирное население, и «LAB», где живут люди, занимающиеся наукой. В «LABе» живут так же и люди, занятые в поиске нового «Дома» - искатели. - Хай! Рейн, как работа? – в дверях появился Винсент Хиль-де-Брант, мужчина лет тридцати, высокий, под метр девяносто, стройный брюнет, работает психологом. После катастрофы помогал мне прийти в себя, так как знал обо всем лучше других. Хоть и работа у нас совершенно разная, а я его пациент, между нами завязалась какая-никакая дружба. - А.. привет. Продвигается со скоростью раненой улитки, - откладываю инструменты, снимаю маску. Разминаю затекшие мышцы спины, шеи. - Кир, ты вообще спал? – спрашивает человек, который не спит неделями, держась лишь на кофеине и физических нагрузках. - А что сегодня? – поднимаю взгляд него, а тот нервно передергивает плечами. - Четверг, пять утра. - Тогда… в последний раз это было во вторник, - подхожу к зеркалу, а отражающая поверхность показывает безумного ученого, с синяками под серыми глазами и шваброй вместо волос. Страшно… пытаюсь привести себя в порядок, но это пока нереально. - Иди в душ, - Брант прям таки, заталкивает меня в душевую кабинку, попутно сдирая с меня лабораторный халат, и сразу удаляется. Прям-таки мамочка, и наверно поэтому на душе тепло. Стоя под теплыми струями воды, в моей голове проносятся картинки недавнего прошлого: смерть, разруха, конец… Тихо. Пусто. За дверью нервно топчется Винс. - Кир, к тебе тут пришли, - он заходит и стучится в дверцу душевой. - Да-а, две минутки, - тянусь к вентилю, включая холодную воду. - Кирилл, - профессор Дятлов пожаловал, вирусолог-инфекционист, - сегодня двое. Двое, значит. - Причина? – вытираю голову махровым полотенцем. - Остановка сердца, опять, - он присел на стул и налил себе стопку медицинского спирта. - Профессор, может не надо? - Спокойно, Винсент, сейчас можно, - я достал из шкафчика стакан и початую коробку сока. Сок я налил себе и Винсу. Хиль-де-Брант косился то на меня, то на Дятлова, но ничего не сказал. Через пару стопок, профессора можно на руках выносить, что мы и сделали.***
Семь утра. В коридорах никого нет. Занеся профессора к себе, уходим. Через поворот натыкаемся на две каталки, с головой накрытые белым полотном. Открываю одного покойника: женщина, за сорок, лицо бледное, проступила синюшность. Вот она, смерть, во всей своей красе. Умерла ночью. Второй – мужчина, пятьдесят, еще теплый, значит, пару часов, не больше. Достаю из кармана халата перчатки, два шприца и палочки для мазка, беру кровь и собственно мазок. Запаковываю их на ходу. Провожу карточкой по определителю и, вуа-ля, я в ближайшей лаборатории. Часть образцов ставлю в масс-спектрометр, другую на стекла и в микроскоп. Ага, вижу. Теперь, можно переходить к себе. - Рейн? Ты чего здесь? – сюда заглянул Масука, тоже генный инженер, правда большую часть своего рабочего времени проводит с людьми, а не за микроскопом. - Ага… - протянул, не отрываясь от микроскопа. - Нашел что-то? – подходит, и я уступаю ему место. – Это… это оно? – он поднимает взгляд, киваю, - Откуда только достал? - Свежие, за ночь двое, - цинично, все равно бы эти люди умерли рано или поздно. - Кстати, не видел Винса? - Да он под дверью караулит, - смешок. Киваю, собирая результаты из масс-спектрометра, и ухожу. В коридоре действительно стоит Винсент, старательно рассматривая свои ботинки. Завидев меня, он поднял взгляд на меня и улыбнулся. Дурак. В родной лаборатории все так же пахнет спиртом, который употреблял Дятлов. Ставлю образцы в микроскоп. Так же рассматриваю результаты, полученные от масс-спектрометра. Инфицированных клеток гораздо больше, чем в пробах других носителей. Значит, можно попробовать создать вакцину. Если это вообще возможно. Набираю Масуке. - Да? - Загляни ко мне, у меня результаты масс-спектрометра, - не дожидаюсь ответа, сбрасываю. Через пять минут Масука сидит у меня, изучая результаты. - Их больше, гораздо больше… - бормочет он. - Значит, создаем вакцину, образцов предостаточно… - На ком опыты проводить? Людей и так единицы! Животные… на них вирус не действует, пробовали уже. - Не кипишуй! У нас есть трупы. - Что? Кир, о чем ты? – он резко поднялся, - Трупы тебе ничем не помогут. Они мертвы, они уже не люди. Ты сам говорил… - Именно. Они уже не люди, - откинулся на спинку стула, закрывая глаза. - А как же то, что у них не работает ни одна из систем? Как вакцина попадет в сердце, мозг и другие пораженные органы? Как ты предлагаешь кровь гонять по телу? - АИК*. - Да ты издеваешься!? – он пораженно вскинул руками. - Ни капли, - поднимаюсь, - это единственное, что возможно в этой ситуации. Мы же не будем испытывать новую, совершенно не проверенную вакцину на живых людях? - Ты злой гений! – он иронично хмыкнул и вышел за дверь. *** На создание вакцины дали добро, так же, как и на ее тестирование. Она была готова через тридцать два часа, а вот опыт… Здесь уж надо договариваться с моргом. - О, кого я вижу? Рейн, собственной персоной. Я уж думал ты не заглянешь ко мне, - Виктор Мирный, патологоанатом средних лет, заведующий моргом. - Витя, у меня к тебе просьба, - начал я. - Для тебя – все что угодно. - Мне нужен свежий труп, - тот посмотрел на меня, как на умалишенного, - ну, то есть, тело инфицированного. - Что ты задумал? - Тестирование новой вакцины. - Разрешение? - Только твое осталось. Он вздохнул, но все же предоставил мне доступ к телам.***
Устанавливаю аппарат, вливая пять литров крови первой группы, и подготавливаю вакцину. В небольшой комнатке сейчас собралась большая часть ученых. Рядом со мной стоит Масука и Брант. Хоть Винс и энергетик, он ходит за мной, как привязанный, всячески помогая. Сейчас он нервничает так же как я или Масука. Поодаль от аппарата и тела стояли Дятлов и Мирный. Дятлов включает АИК. Тело начало неестественно содрогаться, появился пульс, технически, мы оживили труп. Всякие разные профессора принялись отсчитывать время. Три минуты, пять… я ставлю иглу и нажимаю на поршень. Ждем с замиранием сердца. Должно получиться, должно. Через пятнадцать минут взяли кровь на анализ. Наш вирусолог устроился за микроскопом. Он долго сидит, не отрывая взгляда от инструмента, пока ученый из отдела робототехники не гаркнул на Дятлова. - По-моему, у нас получилось, - казалось, он сейчас грохнется в обморок от счастья. - Как это? Получилось или нет? – возмутилась толпа образованных баранов в белых халатах. - Прошу успокоиться, - я прохожу к микроскопу, отодвигая вирусолога. Большая доля пораженных клеток была не в состоянии размножаться, что означает, это можно вылечить либо пенициллином, либо очищением крови. - Вакцина поступает к пациентам, но… только через два дня, - выражение лиц профессоров менялось невообразимо быстро: сначала – ликование, восторг, после – возмущение, гнев. – Надо провести еще пару тестов. - Вы не понимаете, там умирают люди… - Нет, это вы не понимаете. То, что сейчас произошло – чудо, но этого возможно не хватит для спасения чьих-то жизней. Мы отчистили кровь, но остались еще органы. Они не смогут регенерироваться самостоятельно, - какие идиоты все же люди! Весь народ в комнате оторопело уставился на меня. Ах, да, я только что назвал всех присутствующих идиотами вслух. Это было бы смешно, если не было так грустно. Какие-то старички стали гневно размахивать руками, называя меня бесчеловечным. Как раз таки наоборот. Я пытаюсь спасти людям жизни, а они стараются их угробить. Все же конфликт решил, как ни странно, Мирный, который уговорил всех присутствующих послушать меня. Те поворчали для приличия, но все же согласно кивнули. На том и порешили. Вакцину проверили, она годная на применение людям, и через пару дней большая часть больных вернулась на другую часть станции, домой.***
Странно жить, не замечая времени. Если выглянешь в большое отверстие иллюминатора - увидишь только черноту, только слабые проблески гаснущего солнца да мутное мерцание звезд. На Земле все было иначе: сменялись дни и времена года. Сейчас на станциях канун Рождества. Этого совершенно не заметно для меня. Полгода уже живем на станции, и за это время я ни разу не почувствовал себя дома. Я скучаю по тому времени, когда жил под небом. Там было и Рождество, и новогодняя ель, там был дом. По коридорам расставлены искусственные ели, «слепленные» снеговики стояли в каждом углу, и буквально везде развешаны алые новогодние носки. Не понимаю, вроде взрослые люди, получившие докторскую степень, а радуются фальшивому Рождеству. Находясь у себя в лаборатории, я устал видеть счастливых Винса и Масуку. Оба закидали весь пол мишурой, елочными игрушками, как целыми, так и битыми, верещали рождественские песенки, пытаясь приручить меня к этому действу. Скажу, им это почти удалось. Я еле сдержался, что бы не запеть. К вечеру большая часть игрушек была разбита, а это значит, что кому-то надо все это прибирать. Этим «кто-то» оказался я. Масука ушел к какой-то девушке. А Винс пошел к себе, сказав, что скоро вернется и поможет. Вот уже часа два от него ни слуху, ни духу. Присаживаюсь на корточки, начинаю собирать осколки. Настолько увлекаюсь этим занятием, что не замечаю вошедшего в комнату Винсента. - Рейн? Черт! осколок елочной игрушки впивается в ладонь. Теплая кровь каплями опускается на холодный пол, образуя лужицу. - Кирилл! – Винс опускается рядом. В руке он держит какое-то полотенце, которое прижимает к ладони. - Не стоит пугать людей, даже таких, как я, - придерживая полотенце, я встаю на ноги, немного пошатываясь. Все же сколько не храбрился, своей крови боюсь. А сердце тяжело бьется о грудную клетку, напоминая стук колес железнодорожного состава, когда тот мчится на огромной скорости по рельсам. - Каких таких? – обратился ко мне тот, кто знает меня «от» и «до». Тот, кто знает причину моего изменения не в лучшую сторону. - Ты знаешь, - единственное, что он услышал до того, как за мной закрылась дверь в комнату.***
Не спалось. Мне все не давало покоя то, что случилось. Я знаю, что сильные эмоциональные потрясения меняют людей, но никогда не ощущал подобного на себе. До того, как случилось то, что случилось. Я говорю о катастрофе, апокалипсисе, о том дне, когда Земли не стало. Как мне рассказывал Винсент, Земля стала медленно рассыпаться еще с десяток лет назад. Примерно тогда начали делать путь к центру планеты. Люди создали машины, которые могли просверливать шахты. Шахтой и должен был стать Путь. Всего лишь шахтой, как коридором в музее естества. Когда Путь достиг своей точки назначения, планета начала давать отпор человечеству. Начались землетрясения, извержения вулканов, цунами, торнадо. Стали погибать люди от болезней, о которых уже успели забыть, как о пережитках прошлого. Менингит, холера, различные виды гриппа, чума – это малая часть того, что косило людей тогда. Современные лекарства не помогали, принося с собой лишь облегчение симптомов на пару часов. Люди гибли, осознавая, какую ужасную ошибку они совершили. Но было слишком поздно. После всего, что пришлось увидеть, меня несколько месяцев мучили кошмары. Сейчас я чрезмерно уравновешенный человек, принимающий антидепрессанты. Встаю с кровати и замечаю, что руки дрожат, во рту пересохло, и начинает накатывать непонятно откуда взявшаяся паническая атака. Надо взять себя в руки и пойти к человеку, у которого мои таблетки. Быстрым шагом направляюсь к Винсу. Он мой якорь. Если бы не он, я бы сидел в комнате с мягкими стенами, или же вовсе помер от передоза. Только он. Только ему я доверяю. Захожу в комнату и вижу Винсента, сидящего за столом при свете настольной лампы. - В-винс… - голос дрожит, так же как и руки. Он поворачивается, видит меня и молча рвется к ящику стола на замке. Открывает его и достает оттуда полупустой пузырек. Вручает мне маленький кругляш и идет за водой. Кладу таблетку в рот, глотаю, не нуждаясь в воде. Он ставит полный стакан на стол. - Прости… - С чего ты извиняешься? – его голубые глаза при плохом освещении кажутся черными. Винсент сажает меня на кровать, сам садится на пол напротив меня. - Я доставляю тебе столько проблем, – судорожно вздыхаю, все еще пытаясь унять дрожь. – Ты слишком добрый для психолога, - зачем-то говорю ему. – В чем причина ты того, что бы возиться со мной? Тебе после того, как я пришел в себя, следовало бы отпустить меня… а не стать для меня заведующим моими таблетками. - Допустим, - он тяжело вздохнул, - но тогда бы кто сидел передо мной? - Я… я не знаю… - увидев мое замешательство, Винсент просто улыбнулся и встал. Хотел было улыбнуться в ответ, но зевнул, почувствовав долгожданное желание спать. - Кирилл, иди спать, уже… – он посмотрел на часы, - уже поздно, - снова улыбка. Не помню, как добрался до кровати, не помню, что говорил мне Винс перед моим уходом, все было как в тумане, и я уснул, как только голова коснулась подушки.***
На следующий день я обнаружил на столе в лаборатории три коробка в яркой обертке. Распаковал один неприметный коробок в алой фольге – от Дятлова и Масуки, ни тот, ни другой подарки выбирать не умеют, потому и решили подарить один на двоих. Оказалась ребуция, с ярко-синим цветком и книга по уходу за ней. Ставлю кактус на стол. Второй – большая коробка в синей обертке с желтыми звездами. Там серый свитер крупной вязки – это работа сестры Мирного, Сони. Последний, я даже знаю от кого. Все проигнорировали мои протесты на счет подарков, что заставляет губы растянуться в полуулыбке. Открываю третью, и понимаю, лучше я ее не открывал бы. В коробочке на бархатной поверхности лежали мои таблетки. Та самая полупустая баночка с массой активного вещества 21 миллиграмм. Не понимаю. Совершенно без понятия, что это могло быть. Винсент не делает что-то без особых на то причин. Срываюсь и бегу к нему. Дверь оказывается заперта. Стучу кулаками по двери из углепластика. - Винс! Открывай, тупица! – за дверью слышится возня, - Ты спятил, раз не открываешь, я сам открою эту консервную банку и вытащу тебя оттуда! – и я в сердцах ударил ногой дверь. По ту сторону что-то подозрительно упало, и возня прекратилась. Стучу в дверь с удвоенной интенсивностью. - Парень? Ты чего… – за мной стоит блондин лет двадцати-двадцати трех, высокий, одетый в черный мундир искателей, черты лица приятны, хоть и резки, можно сказать, что он красив. - Чего тарабанишь? – он изогнул бровь и уставился на меня так, что стало не по себе в двойне: оттого, как он смотрит, и оттого, что творится за дверью. - Там.. там… - нервно сглатываю. - Ты к Винсенту? – я кивнул, и он достал из кармана карту-определитель, провел магнитной лентой по замку. Дверь отъехала в сторону, открывая проход в комнату. Помещение было пропитано запахом спирта. Кажется, что здесь спиртовой завод, а не комната. Посреди общего хаоса, творившегося в помещении, а именно сваленного стеллажа с фолиантами по психологии и всякими безделушками, раскиданной одежды, медицинских карт, в общем, среди всей утопии на полу сидел Винс в пьяном угаре, и при нашем появлении начал дурно смеяться, доказывая свою не состоятельность, как собеседника. Подойдя к психологу, искатель не нашел ничего лучшего, чем влепить тому пощечину, чем спровоцировал потерю сознания Бранта.***
Неделю спустя, сидя у себя, я пытался понять, что же происходит в голове у свихнувшегося психолога, которому явно нужен был человек своей же профессии. Пытаясь прийти к консенсусу внутри себя, чуть не свихнулся я. Одни выводы были не утешительнее других. Самым правдоподобным был тот, что указывал на расшатанную психику после катастрофы, которая под воздействием внешних факторов медленно раскачивала крышу Хиль-де-Бранта. В конце концов, крыша не выдержала и помахала краем черепицы. Под острый взгляд тишины тянется день. Взглянул на часы и понял, что уже вечер. Хотя я давно перестал чувствовать разницу дня и ночи. Кто расскажет, кто подскажет, что творится в этом долбанном мире? Я ошибся, когда говорил, что жить стало понятнее. Да ничего подобного. Добавилось еще больше проблем, поводов для переживания. Чувствую, как действие антидепрессантов сходит на нет. Открываю пузырек и выпиваю еще две. Как же это все уже привычно. Раньше все было по-другому. Я пью их все чаще, выглядеть стал еще хуже: под глазами залегли глубокие тени, вся одежда висит, как на вешалке, спать не могу, кошмары мучают даже в состоянии бодрствования. Стараюсь не выходить в коридоры, будто агорафобия; свитер, подаренный на Рождество, стал неким коконом, из которого я практически не вылезаю. Работу задерживаю, из-за чего какое-никакое начальство приходит, нарушая мое личное пространство, и начинает рыть копытом землю. Винсент сейчас под наблюдением специалистов, что никак не помогает самому Бранту. Оказывается, тогда он был не только пьян. Приняв различные психотропные, он решил залить весь коктейль алкоголем. Какой придурок будет так делать? Только тот, что решил покончить с жизнью. Самое интересное, что Винс сейчас близок к этому. - Ки-и-ир! – в пространство комнаты влетает тот самый искатель, что помог тогда зайти к Винсу. Правда, что-то не помню, что бы называл свое имя. - Да? - Тут… там… Такое дело..- он встретился с моим тяжелым взглядом и, перестав мямлить, продолжил, - в общих чертах могу сказать, что Винсу плохо, очень. Сердце уже останавливалось дважды, и... – он не успевает договорить, как остается один в комнате, пока я бегу в палату к Винсенту. Черт бы его побра… В эту секунду вбегаю в палату и вижу, как тело психолога накрывают белым полотном. Медбрат, завидев меня, для чего-то помотал головой и тяжело вздохнул. Внутри что-то натянулось и оборвалось. В один момент его не стало. Не стало и частицы меня, которая принадлежала ему. В один миг все воздушные замки загорелись и рухнули, оставив после себя лишь горсть пепла да неприятный осадок в душе. Всё. Последний якорь, что сдерживал мир вокруг меня, оказался лишь ниточкой, придерживающий шарик, чтобы тот не улетел. Вырвали с корнем ту часть, что держала меня на плаву. А он в это мгновение потерял лишь двадцать один грамм. *АИК - аппарат искусственного кровообращения.