don't look down

Нет ничего прекраснее для дракона, чем ощущение полёта. Короткие взмахи могучих крыльев, поднимающие тело ввысь, дающие почувствовать настоящую свободу. Это часть драконьей жизни, часть их сущности — проноситься по небу пущенной стрелой, плавно скользя сквозь мягкие необъятные прозрачные облака, сквозь бесконечное пространство. Для молодого дракона не существует преград, ему незнакомо чувство страха. Ведомый лишь ветром, он всегда устремляется вдаль, не возвращаясь назад. — Ты прилетишь завтра? Я увижу тебя снова? — Драконы не могут вернуться, ты знаешь. Но я вернусь. Нет ничего опаснее для дракона, чем влюбиться в человека. Джиён принимает человеческий облик только по ночам, спускаясь с голубых небес на землю, но с первыми же лучами солнца, опасливо касающимися земли, вновь становится драконом и возносится над облаками. Он всегда избегает близких отношений с людьми и никогда не заглядывает в человеческие глаза своими, драконьими. Но молодые драконы склонны к ошибкам. Это тоже часть их сущности. — Твои глаза прекрасны, — шепчет Сынхён, касаясь их губами, — в них столько свободы и бесконечности... — Я бы хотел... — запинается Джиён, чуть отстраняясь, — я бы хотел... Чтобы ты... — Я знаю. Мы ведь можем, верно? — Я не смею тебя об этом просить. — Тебе и не нужно, — Сынхён придвигается ближе, обнимая человеческое тело Джиёна. Нет ничего прекраснее для дракона, чем чувствовать тепло. Тепло любимого человека, запретного плода, который, вопреки всему, склонны вкушать молодые драконы. И Джиён вкушает его целиком. Вкус этого плода медленно просачивается внутрь его тела, расходится огнём по венам, прожигая насквозь. — Мы ведь можем, верно? — едва слышно вновь спрашивает Сынхён, проводя пальцами по красным густым волосам. Сынхён видит боль в его глазах. Джиён лишь оттого не смотрит в человеческие глаза, что может раскрыть себя, свои чувства. Драконы сильные. А Джиён с каждым днём терял свою силу, утопая в глазах Сынхёна, в его голосе, в его объятиях, в нём самом. — Мы ведь можем? — Ты не обязан... — Я хочу. Сынхён опаляет кожу губ своим мягким дыханием и теплом, а после целует. Целует осторожно, почти неосязаемо, словно боится, что Джиён в любую секунду может исчезнуть, оставив на губах лишь горький ветер от взмаха драконьих крыльев. Нет ничего опаснее для дракона, чем падение. Дракон всегда взлетает высоко, земля с его полёта кажется совсем крохотной и невыносимо далёкой, совсем непостижимой. Но даже с высоты драконьего полёта Джиён видит Сынхёна. Он видит, как тот поднимает голову вверх и смотрит в небо, пытаясь разглядеть красное тело, с лёгкостью парящее среди облаков. Он видит, как Сынхён неизменно ждёт его там, на земле. Сынхёну хочется удержать его, не отпускать от себя вновь в небо, но он знает, что дракону так нельзя. — Нельзя, — отвечает Джиён, виновато опуская глаза, - нельзя мне без неба. — Тогда, — Сынхён кончиками пальцев касается чужой горячей кожи, — и я хочу с тобой. — Ты ведь знаешь условия, — почти шёпотом произносит Джиён, кладя свою ладонь поверх ладони Сынхёна. — Я готов. Нет ничего опаснее для дракона, чем падение. Но нет ничего прекраснее для дракона, чем ощущение полёта. Когда хочешь чего-то запретного, всегда приходится приносить жертвы. Человек может стать драконом, если другой дракон согласится обратить его. Взлететь в небо над облаками и выше и горящей кометой упасть на землю.

***

— Не смотри вниз, — обеспокоенно говорит Джиён, медленно превращаясь в дракона, покрываясь красной грубой кожей и возвышаясь над Сынхёном. Джиён красными лапами крепко держит Сынхёна, медленно поднимаясь вверх. Он внимательно следит, как земля постепенно отдаляется от них, становясь всё меньше. Он набирает высоту, чувствуя, как Сынхён тихо с волнением дышит в его горячую драконью грудь и старается как можно сильнее обнять красное перепончатое тело. Они совсем высоко, в немыслимой дали от земли. Воздуха здесь мало, практически нет, и ужасно холодно для человека. Джиён изо всех сил старается согреть его, лапами закрывая чужое тело от настойчивых ветров, но те неумолимо проникают под одежду, холодя сознание. «Ещё немного», — думает Джиён. — «Теперь мы можем». Взмахи красных крыльев резко прекращаются. Дракон закрывает глаза, позволяя, наконец, ветрам одолеть его, и лишь сильнее сжимает едва дышащего Сынхёна. Они несутся вниз огненной горящей кометой, с каждой секундой приближаясь к земле. Джиён чувствует, как человек в его лапах ослабевает и теряет свои силы, отпуская руки, разжимая объятия. Ещё немного. Острая, жгучая, незаглушимая боль мгновенно пронзает своими тупыми клыками их тела, но не позволяет умереть, оставляя мучиться. Она медленно, словно в наслаждении, ломает одну за другой кости, постепенно разрывает всё внутри, наполняя собой каждую клетку, заставляя безмолвно кричать в пустоту. Это длится недолго. Джиёну удаётся поднять словно свинцовые веки, он ведёт по воздуху всё таким же красным хвостом, словно ощупывая пространство вокруг себя. Он подаёт сигнал крыльям и делает ими осторожный взмах, после чего пытается встать на массивные лапы. Он медленно поднимается с земли и внимательно смотрит перед собой. Синий дракон кажется великолепнее красного. Они легко отталкиваются, распахивая крылья, и неспешно возносятся над зелёными полями. Нет ничего опаснее для дракона, чем падение. Но нет ничего прекраснее для дракона, чем ощущение полёта.