А за зеркалом... Чудовище

В застывшем мире из черных, алых и белых пятен тихо. Ни голосов, ни шорохов, ни эха. Кагура шла медленно, неслышно ступая ногами по каменному полу. Тяжелые, украшенные орнаментом своды храма давили невидимым грузом на плечи. Грузом историй, эпох и пролетевших веков, запечатленных в массивных колоннах, испещренных миллионами «морщинок»; памятью полов, по которым ступало бесчисленное число ног. Невидимое нечто взирало на нее слепыми глазами мраморных статуй, насмешливыми глазами ангелов с цветных витражей. И шептало что-то тихо на ухо. Слов еще не услышать, еще не разобрать… Еще… Пока… Насмешкой ли, плачем ли начали звонить колокола. И с вышины, с потолков храма, почти с самого неба, падал на землю багряный дождь. На белоснежном платье крошевом оседали брызги крови, растекаясь алыми цветами, металлическим вкусом замерзая на губах. Пахло землей и гнилью, ужасным запахом умирания. Но земля была далеко. Она пряталась под толстыми плитами бетона, где надежды и мечты превращаются в прах. Мир вокруг залил темно-алый цвет – тошнотворный, липкий. Мир когда-то белый, когда-то радужный… Этот мир захлебнулся в крови, рвоте и испражнениях. Тела были повсюду. Тел было так много, что они укрывали храмовые плиты словно ковром. У трупов были синие губы, кукольные глаза; выпотрошенные, разорванные тела. Кто-то сжимал в руках меч, кто-то умер переполненный ужасом, кто-то так и не понял, что произошло. Только тела. И запах… невыносимый запах тлена и разлагающейся плоти. В глубине храма расположился алтарь, инкрустированный золотом. Вдоль прохода вереницей бежали горшки с белоснежными розами, заляпанными кровью точно кляксами. На обшитых бархатом скамьях с удобством расположились гости, уснувшие в вечном сне. А на престоле расслаблено сидел он, покачивая ногой. - Я не мог пропустить твоей свадьбы, маленькая. Мне было очень весело, – Камуи улыбнулся своей веселой, непосредственной улыбкой. Такой родной когда-то в детстве, такой страшной сейчас. «Смотри же, Ято! – шептали голоса Святых в ее голове. – Это все сделала ты». Она смотрит в зеркало. У ее отражения ярко-синие глаза. Оранжево-рыжие волосы цвета заката. Бледная кожа цвета слоновой кости. У ее отражения почти неуязвимое тело и память предков за плечами. У него нет души. Душу заменил демон, жаждущий убийства. У ее отражения точно такая же улыбка, как и у нее. Оно надвигалось как прилив, как лава, как ураган. Оно просыпалось с неотвратимостью рока. Рассыпалось, дробилось то, что называют душой. Раз и навсегда замерзало сердце, сделав последний удар. Кагура уже не помнила имен, не видела лиц. Забывала все, кроме своего собственного отражения. Уже не Кагура, не «китайка», не «человек». Ято. Багряная Ято неспешно двинулась по проходу вдоль скамей. Пол и стены гудели, вторя ее поступи. Широко распахнутые глаза – неподвижные, стеклянные, полыхали старой, как мир, жаждой убийства. Губы кривила не то улыбка, не то ухмылка. Сила бурлила в ней, накатывала подобно волнам, сметала все вокруг, пожирала ее саму. Тишину храма разбил дикий безумный смех двух монстров, схлестнувшихся в танце, конец которому положит только смерть. А голоса в голове кричали: «Чудовище!»